Убрав со стола остывший ужин, Ирина вышла в коридор, постояла немного, прислушиваясь к тишине за дверью. Максим не придет, а она, не станет больше его ждать. И, если он вернется, пусть не рассчитывает снова оказаться в ее постели. Он никогда не забудет ее — сам признался. Еще бы! Но она — не посадочная площадка в критических ситуациях. Она больше не может делать вид, что примет его в любое время, в любом настроении. Ей тяжело всегда держать улыбку на лице, когда так хочется зареветь. Она обычная женщина, которой был нужен ее мужчина. Какая ирония — им оказался муж единственной подруги. Но и став свободным, он не захотел принадлежать никому, кроме своей бывшей жены. Он даже не пытался. Он испугался любви, которой окружила его Ирина, и не посмел признаться в этом. Как глупо. Он мог бы обнять ее и, улыбаясь, сказать что-то вроде:

— Ты не против, если я возьму твою фамилию? — она бы рассмеялась, даже не подумав обидеться, но для себя бы сделала вывод, что время глобальных перемен еще не пришло.

— Ириша, мы скоро станем бабушкой и дедушкой благодаря Кириллу Максимовичу. Ребенок, о котором будут заботиться все, и мы с тобой. Такой вариант кажется мне более безопасным… — или хотя бы так. В любом случае что угодно, только не молчанка, не бегство, не обман.

Вариантов ответа было множество. Ирина приняла бы любой, кроме предложенного Максимом молчаливого отчуждения, замешанного на страхе. У нее тоже есть гордость. Ей не нужно ничего такого, что идет не от сердца. Или все, или ничего. Она устала бороться с призраком всемогущей Смысловой. Эта белокурая красавица с холодным сердцем знала способ приворожить мужчину, выпить все его соки, сделать так, чтобы он не хотел жить без нее. Против такого любовного приворота нет средства, ждать бессмысленно. Ирина решила, что больше не станет закрывать глаза на очевидные вещи. Пусть она снова окажется во власти мимолетных романчиков. Это будет честнее того, во что превращаются ее отношения с Максимом. Он тоже страдает. Потому что Смыслов — порядочный человек. Он далек от современных понятий об отношениях между мужчиной и женщиной. Он не может сделать так, чтобы его с Ириной отношения соответствовали его джентльменскому кодексу чести, и потому страдает. Он попробовал — не получилось. Сгоряча решился сделать шаг, а теперь не знает, как найти способ все остановить. Ему нужна только Мила, и никакая самая преданная забота и горячая любовь не заменят ему тех странных, но необходимых ему отношений, которые были в семье. Но самым обидным было то, что Ирина никогда не обманывалась на этот счет: Смыслов не любил ее, не любил ни минуты, ни секунды. Было желание укрыться от самого себя, найти убежище для разбитого сердца, но Мила оказалась сильнее. Она незримо находилась между ними все это время. Ирина только делала вид, что забыла о ее существовании, а мысленно то и дело сопоставляла свои поступки с тем, как поступала бы в той или иной ситуации Смыслова. Да и Максим наверняка делал то же самое сравнивал ее и свою бывшую жену. Бывшую, но не забытую, желанную, по которой он скучал с каждым днем все сильнее.

Ни с того ни с сего Ирина почувствовала жалость к этому потерявшему самого себя мужчине. Ему не нужны ее горячие объятия. Он до сих пор живет той жизнью и ему снится не она, а Мила, ее спокойное, красивое лицо. Зачем же так мучить его и себя, если нет будущего. Никогда им не быть счастливыми, по той простой причине, что односторонняя любовь не способна сделать этого для двоих. Хмелевская вошла в комнату и, не включая свет, села в кресло. Подобрав ноги, она грустно оглядела темную комнату, казавшуюся ей совсем недавно маленьким островком ее выстраданного счастья и душевного покоя. Она наказана. Нельзя получить то, что принадлежит не тебе. Все-таки Мила одержала победу, даже не подозревая об этом. Вот бы порадовалась… Ирина подперла щеку рукой, подумала: а известно ли подруге о том, что происходило между ней и ее бывшим мужем? Максим абсолютно не общался с Милой. Он даже не поехал к ней в больницу, когда Катя просила его об этом. Он хотел выглядеть равнодушным, но наверняка страдал оттого, что пришлось так поступить. Он искал поддержки у нее, Ирины, ожидая, что она прокомментирует его решение, но она молчала. В душе Ирина была рада тому, что Максим пытался выйти из-под власти Милы. Но вскоре она поняла, что он жалеет о своем поступке, жалеет, а изменить ничего не может. Он попросту боится встречи с Милой, зная, что после этого ему станет совсем плохо… Итак, Максим не разговаривал с бывшей женой о своей личной жизни. Кирилл и Катя в курсе. Но они не станут говорить Миле об этом. Кажется, только ее крестник воспринял их отношения не в штыки, но он не станет докладывать матери о любовных похождениях отца. Маленькая, всегда улыбающаяся Катюша явно была не в восторге от происходящего. Она ничего не говорила прямо, но Ирина чувствовала в каждом ее взгляде осуждение, непонимание. Максим как-то обмолвился, что с некоторых пор невестка заменила Миле семью, окружив ее заботой, вниманием и любовью. Одним словом, дав ей то, к чему она привыкла, что принимала как должное. Ирине казалось странным, что посторонний человек с таким искренним интересом относится к ее бывшей подруге, откровенно выказывающей всем и вся свое равнодушие. Мила умела держать на расстоянии тех, в ком не была заинтересована, равно как и могла очаровать тех, кто был ей по каким-то причинам необходим. Ирина видела все авторские программы Милы и не могла не заметить, как все собеседники Смысловой подпадали под магию ее голоса, взгляда. Вздохнув, Ирина закрыла глаза. Она почему-то вспомнила, как Мила пришла к ней в косметический салон с горящими от восторга глазами и сообщила, что теперь будет работать на телевидении.

— Да-а, — протянула Ирина, явно не разделяя радости подруги. — Теперь Кирилл и Максим будут видеть тебя чаще с экрана телевизора, чем дома.

— Почему меня должно это беспокоить? — искренне удивилась Мила и, прищурив большие карие глаза, добавила: — Ты ведь знаешь, я не могу быть счастлива в чьей-то тени. Мне нужен луч прожектора, который всегда будет ярко освещать меня.

— Мила, а нельзя как-то совмещать: семья, дом, работа?

— Совмещать? Зачем?

— Я давно должна была привыкнуть, но никак не получается, — качая головой, сказала Ирина.

— Ты даже порядок перепутала, — поспешила исправить ее Смыслова. — Работа, дом, семья.

Вспоминая этот давний разговор, Ирина пыталась убедить себя, что Мила не изменилась. Ей по-прежнему нужна ее работа, успех и слава, а остальное кажется ей ненужным приложением, только мешающим. И без Максима ей должно быть легче. Разговоры о том, как он ее раздражает, не понимает, возникали в женских откровениях Милы все чаще. Ирина слушала их с удовольствием. Каждое приближало час, которого она так долго ждала. И что же? Семьи Смысловых вот уже почти год не существует, а ее отношения с Максимом так и не перерастают в нечто большее между периодическим совместным проживанием и необходимостью друг в друге. Зачем пытаться убедить себя в несуществующем. Ирина открыла глаза, встала с кресла. Ее окружала тишина и темнота.

— Вечные спутники мои, — тихо сказала Ирина и, не раздеваясь, легла. Она укрылась теплым пуховым одеялом. Оно было легким и быстро согревало. Устроившись на подушке Максима, Хмелевская закрыла глаза. Спать не хотелось, но завтра предстоял очередной рабочий день и она должна, как всегда, выглядеть свежей, отдохнувшей. Ее клиентам нравится ее безукоризненный внешний вид, а то, что творится у нее внутри, не, касается никого, кроме нее одной. Она привыкла играть роль женщины, у которой все в порядке. У нее получится и в этот раз.


Мила проснулась рано. Будильник еще не зазвонил, но она открыла глаза и, глядя в окружающую темноту зимнего утра, сладко потянулась. В комнате было прохладно. Свежий воздух — спутник хорошего отдыха, крепкого сна. Мила вдруг вспомнила, что так и не поднялась вечером с постели, чтобы закрыть на кухне форточку. Разрешив себе впервые за много месяцев выкурить одну сигарету, Мила потом долго себя ругала. Отвыкнув от вкуса и запаха табака, она тяготилась навязчивым ароматом и неприятным привкусом, который едва заглушила жевательная резинка. В ход пошел освежитель воздуха, духи, форточка настежь. Мила сняла с себя мгновенно пропахший табаком махровый халат и поспешила в кровать. Почитав немного, находясь во власти расслабляющей дремоты, Смыслова не нашла в себе сил, чтобы встать и закрыть на кухне форточку. Дернув шнурок бра, она выключила свет, укуталась в одеяло и блаженно закрыла глаза. Впервые за много дней она засыпала с легким сердцем, довольная собой, жизнью, ощущая себя почти счастливой. Почти, потому что вчера вдруг ей легко удалось сделать так много важных вещей. Как странно получалось: отчаявшись, она получила то, на что в глубине души уже перестала надеяться.

Во-первых, очередная прогулка по заснеженному парку окончилась встречей с Богданом. Мила улыбнулась, почувствовав, как снова бешено заколотилось сердце. Воспоминания о Зотове были полны той безудержной радости, которая в первое мгновение лишает дара речи, способности мыслить. Увидев Богдана с той же серой папкой в руке, она прибавила шаг и, справляясь со сбивающимся дыханием, бросилась его догонять. Его силуэт приближался медленнее, чем Миле хотелось. Она так обрадовалась Богдану, что чуть не сбила его с ног. В его серых глазах тоже была искренняя радость, но очень скоро она сменилась все той же грустью, которая бывает у человека, долго страдавшего.

— Здравствуй! — схватив Зотова за плечи, Мила с силой сжимала их, словно боялась, что он развернется и убежит. Она тискала его, приговаривая: — Куда же ты подевался, черт возьми?!

— Здравствуй. Я… Я… — Зотов опешил от проявления такой бурной радости и не находил слов. Наконец, он улыбнулся и взволнованно спросил: — А ты меня искала?

— Да я каждый день возвращалась с работы этим путем! Как ты мог пропасть!