— Займись собой, Мила, — дружелюбно произнес Константин и порвал принесенное Милой заявление. — Надеюсь, мне не придется доказывать тебе, что в этой жизни здоровье — не последняя вещь, на которую стоит обращать внимание.

— Да уж. Я слишком откровенно пыталась отмахнуться от него, — Мила положила руки на колени, потирая их. Она боялась поднять на Хлебникова глаза. Оставалось задать вопрос о том, что будет с ее программой, но Мила не могла заставить себя говорить об этом.

— Выздоравливай, звони, если что-то нужно, а мы пока что-нибудь придумаем. Может быть, покажем запись двух-трех твоих программ, пока ты будешь не в строю, — солгал Константин. — Ты же знаешь, как вредно позволять зрителю забывать о своем существовании.

— Кажется, знаю, — ответила Мила.

— Ну вот и хорошо, — Хлебников уже тяготился затянувшимся разговором. — Не мне тебе говорить, что всегда нужно уметь выделять главное.

— До встречи, — Мила почувствовала его состояние и поднялась.

— Удачи тебе, — крепкое рукопожатие стало точкой в разговоре. Повернувшись на высоких каблуках, Мила быстро зашагала через длинный, просторный кабинет к двери. Она шла, вслушиваясь в звук собственных шагов, словно пытаясь запомнить его. Почему-то она была уверена, что все кончено. Ее карьера на телевидении достигла пика, с которого придется спускаться вниз. Как долго и где будет остановка, Мила пока не знала. Болезнь не позволяла ей долго размышлять на эту неприятную тему.

А на следующий день она легла в больницу. Уже в палате ругала себя, что не позвонила Кате, единственному человеку, который проявлял к ней искреннее внимание. Нужно было постараться ответить тем же, но Мила не могла себя заставить набрать телефонный номер. Может быть, из-за того, что не хотела услышать голос Кирилла. Уж ему-то наверняка безразлично все, что с ней происходит. Мила не думала обижаться на сына, но и снизойти даже до поверхностного общения с ним не хотела. Оставалось в одиночестве ждать приближения операционного дня. На всякий случай Мила позвонила на работу и сказала, что завтра ей предстоит операция.

— Ни пуха, ни пера, — пожелал ей Хлебников. — Мы будем мысленно с тобой.

Мила поблагодарила и поспешила закончить разговор парой дежурных фраз. Она почувствовала облегчение, положив трубку. Она больше не верила в то, что ее персона интересует телевизионных боссов. Рано или поздно ей все равно пришлось бы с этим столкнуться. Болезнь решила ускорить события.

— Значит, так должно быть, — вытянувшись на кровати, тихо сказала Мила. В этот день она впервые открыла последнюю страницу журнала, который когда-то возглавляла, и прочитала свой гороскоп: «Займитесь своим здоровьем и будьте готовы к очередным испытаниям…» Дальше Мила читать не стала. Она резко закрыла журнал и осторожно положила его на тумбочку. В ее душе разрасталась тревога, к которой примешивалось странное ощущение обмана.

От безделья Мила принялась проводить самоанализ и поняла, что чувствует себя саму обманщицей! Это было ужасно. Ведь разочарование настигло ее в том возрасте, когда ошибки уже нельзя исправить. Она оказалась перед лицом пренеприятнейшего факта: к одиночеству добавилось ощущение неустроенности, страха перед будущим. Мила принялась развивать тему, но ее спасла Катя. Она появилась вовремя и оборвала цепочку уничтожающих мыслей.

— Почему вы мне не позвонили? — укоризненно спросила Катя, усаживаясь на краешек ее кровати.

— Не знаю, — солгала Мила.

— А я знаю.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Хочу начать разговор и дать вам возможность выговориться.

— Откуда ты такая деликатная? — язвительным тоном спросила Мила.

— Что же я должна сделать, чтобы вы почувствовали во мне родственную душу? — положив свою ладонь поверх прохладной руки Милы, спросила Катя. Ее глаза смотрели открыто, в них была готовность принять любой ответ. — Подскажите, мне тяжело разобраться в этом самой. Мне никто не помогает. Что я должна сделать, Мила Николаевна?

— Ты ничего не должна делать.

— Неправда.

— Не обязана, потому что даже мой родной сын проявляет верх равнодушия к моей персоне.

— Я — другое дело. Мы женщины, и всегда найдем общий язык. Так что мне сделать для вас, Мила Николаевна? Я готова, честное слово.

— Ты уже сделала, Катюша, — с благодарностью произнесла Мила. В этот момент она решила, что после операции обязательно будет общаться с невесткой чаще. Нельзя ее игнорировать, отталкивать, а Кирилл пусть поступает, как хочет. Мила улыбнулась. — Все будет хорошо… Наверное, все должно быть хорошо.

— Что, страшно? — понимающе спросила Катя.

— Есть немного. Даже зная, что не будет огромного шрама, ничего из того, что уродует тело, я боюсь. Само слово «операция» заставляет сердце выскакивать из груди.

— Зато уйдут приступы. Жизнь снова станет привычной, без уколов, таблеток, — быстро говорила Катя. — Как бы вас приободрить?

— Не нужно. Посиди просто. Не нужно ничего придумывать.

— Могу и не выдумывать, а сказать настоящую правду. Надеюсь, что она поднимет вам настроение, — Катя улыбнулась и, распрямив плечи, выдохнула: — Выздоравливайте и готовьтесь стать бабушкой!

— Что-что? — Мила улыбнулась, превозмогая боль. — Вот так новость. И когда же?

— В начале марта.

— Поздравляю, девочка, я рада. Я очень рада, — Мила действительно была рада. Она даже не ожидала, что сообщение так взволнует ее. Кажется, в свое время к известию о том, что у нее самой будет ребенок, она отнеслась более равнодушно. Эта милая девушка смогла пробудить в ней самые нежные чувства, и теперь все, что радовало Катю, автоматически радовало Милу. — Это замечательно. Теперь у меня есть повод выздоравливать побыстрее.

— Главное, не унывайте. Жизнь такая загадочная штука. Ей нужны постоянные компенсации. Получил хорошее — изволь пережить столько же негатива. Это закаляет человека, проверяет его на прочность.

— Да? И что дальше?

— Дальше? Достойно преодолевая трудности, перешагивая через черные полосы, человек, в конце концов, оказывается на белоснежном поле. Все только положительное, исполнение желаний, обретение смысла. Это моя теория, — с нескрываемым пафосом закончила Катя и выжидающе посмотрела на Милу.

— Сколько тебе лет? — внимательно глядя на Катю, спросила Мила. Она задала вопрос вовсе не для того, чтобы получить ответ. Ей хотелось сказать этим, что мудрость и терпимость этой совсем еще молодой женщины вызывает у нее восхищение.

— По теории переселения душ, я живу последнюю жизнь, — серьезно ответила Катя, поправляя завиток каштановых волос.

— Не слишком ли много теории? Пора перейти к практическим занятиям, — улыбнулась Мила. — Тебе пора домой. За окном лето, но уже август — дни стали короче. Я буду переживать, если ты поедешь затемно.

— Хорошо, Катя поднялась. — Я не знаю, пустят ли меня завтра…

— Не пустят — и не рвись. Занимайся собой. Тебе вредна излишняя суета. А за мной будет кому присмотреть. Я обо всем договорилась, — Мила старалась выглядеть спокойной. — Скоро будешь со мной гулять в больничном парке, все будет позади. А пока поезжай.

— Договоритесь, чтобы мне разрешили здесь переночевать, — с жаром попросила Катя.

— Это еще зачем? — Мила медленно села.

— Буду отвлекать вас своей болтовней.

— Поезжай, — Мила чувствовала, что последний укол, сделанный всего пару часов назад, скоро перестанет действовать. Зависимость от инъекций угнетала Милу. — Спасибо тебе, Катенька. Поезжай, а я завтра утром позвоню… Может быть, позвоню…

Оставшись одна, Мила скорчилась от боли и нажала кнопку вызова медсестры. Когда начинался очередной приступ, перспектива оказаться на операционном столе переставала казаться чем-то ужасным. Напротив, она сулила избавление от мучений, и эта мысль в какой-то степени успокаивала Милу, придавала сил. Пройдет ночь, всего лишь ночь, и все будет хорошо. Успокаивая саму себя, Мила старалась уснуть, но ей это никак не удавалось. Столько мыслей пронеслось в голове, словно вся жизнь промелькнула. Иногда казалось, что все происходило не с ней, на сколько вещей она теперь смотрела по-другому. Однако перемены во взглядах были запоздалыми. Мила ощущала себя несчастной, одинокой, отвергшей всех и вся. И ради чего? Раньше она знала, сейчас сомневалась. Она отчетливо поняла, что одиночество не для нее, и насколько бы ей сейчас было легче, если бы Максим был рядом. А ведь он знает, что она в больнице. Катя не могла не сказать. Почему же он не приехал? Сейчас его отсутствие беспокоило Милу больше всего на свете. Проблемы с работой, сыном, ссора с подругой — все это были такие мелочи. Миле был нужен Максим, и она всеми силами убеждала себя в том, что и она ему так же необходима. Он наверняка переживает. Ему не может быть безразлична ее боль. Уязвленная мужская гордость не дает ему сделать шаг навстречу. Или он попросту боится ее ответной реакции. Мила ворочалась. Она прокручивала в голове все, что происходило между ними накануне развода, и все больше убеждалась, что она была неправа.

Она вела себя ужасно. Максим всегда позволял ей быть капризной, избалованной, а она отвечала пренебрежением, постоянно пыталась унизить его, показать насколько она выше, успешнее, сильнее. Он столько лет терпел это. Терпел, потому что любил. Он хотел быть рядом несмотря ни на что. А ей было все равно. Она не замечала, как больно ранит его изо дня в день, как убивает его равнодушием. И его, и сына, и родителей — всех близких, до которых ей не было дела. Она не позволяла себя отвлекаться на такие мелочи, главным для нее всегда была работа, сначала журнал, потом — телевидение. Единственное, ради чего она была готова на жертвы — слава, успех и маленькие победы над собой, своим плохим настроением, самочувствием, страхами. Она не настолько была уверена в себе, как хотела показать. Ей всегда казалось, что кто-то наступает ей на пятки, идет по ее следу и вот-вот опередит, перечеркнув все старания. Может быть, поэтому Мила перебарщивала, иронично посмеиваясь над любителями гороскопов, предсказаний, над всеми, кто открыто показывал свою слабинку, стараясь оправдать собственные ошибки астрологическими прогнозами. А у нее не должно было быть слабых мест. К тому же у Милы всегда был Максим — ее тыл, ее опора. С ним она могла не притворяться. Он знал ее изнанку, любил ее разную, позволял быть разной. Но чаще она была отчужденной, холодной, молчаливой. Она так редко давала ему понять, что нуждается в нем…