Новый диван еще не выдавал каждое движение предательским скрипом, и Кирилл смог неслышно выскользнуть из комнаты. Он принял душ, потому что не понимал, как можно просто почистить зубы и умыть лицо перед началом нового дня. Эту привычку привил ему отец. Контрастный душ, как обычно, взбодрил Кирилла, и, обернувшись большим махровым полотенцем, он зашел на кухню. Сквозь щелочки жалюзи пробивалось утреннее солнце. Кирилл раскрыл настежь окно и вдохнул прохладную свежесть летнего утра.

— Испортил выходные, а теперь, пожалуйста… — обращаясь к дождю, тихо произнес Кирилл. Он вздохнул, вспомнив, какие грандиозные планы были у них с Катей. Два дня монотонного шелеста дождевых капель поставили большой, жирный крест на пикнике у реки с веселой и шумной компанией друзей. Но Кирилл тут же улыбнулся: они не так уже плохо провели время. Им хорошо вдвоем. Они еще не успели надоесть друг другу. И выходные пролетели незаметно, оставив приятные воспоминания о любовных утехах, заменивших неудавшуюся культурную программу. Кирилл отодвинул занавеску, высунувшись из окна. Дождь оставил на асфальте огромные лужи, в которых плескались голуби. Кирилл наблюдал за ними до тех пор, пока не услышал сзади шлепанье босых ног. Обернувшись, широко улыбнулся.

— Доброе утро, Катюша, — обнимая прижавшуюся к нему жену, ласково сказал Кирилл.

— Доброе утро, — еще сонная, она сложила губы бантиком и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Прищурившись от яркого солнечного света, она произнесла, растягивая слова: — Еще так рано…

— Кому как, провожая Катю влюбленным взглядом, ответил Кирилл. — Мне пора на работу.

— Хочешь, я сварю тебе кофе?

— Нет, дорогая, такой подвиг мне от тебя не нужен. Иди досыпай, а чтобы ты не проспала, я включу таймер на музыкальном центре. На сколько поставить?

— Я не буду ложиться. Мне сегодня нужно выйти пораньше, — устремляясь в ванную, сказала Катя. Она потянулась на ходу, взъерошила еще не причесанные каштановые волосы. — У меня важное рандеву.

— Рандеву? — Кирилл поправил спадающее с талии полотенце и, изображая негодование, громко постучал в дверь ванной комнаты. С кем, коварная?

— С одним очень важным для меня человеком.

— Открой, я хочу увидеть твои бесстыжие глаза. Прямо говорить мужу такие вещи, да еще с утра, да еще в понедельник! Открой! — Кирилл настойчиво забарабанил в дверь.

— Занято, — едва сдерживая смех, ответила Катя.

— Откройте, барышня, а не то…

— Уже открыла.

Кирилл рванул дверь, которая наверняка не была заперта. На краешке ванны сидела Катя. Она призывно улыбалась, покачивая ногой. Маленькое розовое полотенце она держала в руках, едва прикрывая грудь. Остальные обнаженные части тела предстали взору Кирилла. Дразня его, Катя уронила полотенце на пол и поднялась. Стройное тело, упругий живот, влажные губы, готовые ответить на поцелуй.

— Боюсь, что придется остаться без завтрака, — целуя Катю, прошептал Кирилл. Он вдохнул волнующий аромат, исходивший от ее кудряшек-волос, предвкушая наслаждение. Он знал, что удовольствие, которое он получит от близости, компенсирует недовольные взгляды сослуживцев по поводу его опоздания. В конце концов, он крайне редко позволяет себе подобные вольности.

— Ты потеряешь доверие начальства, безоглядно предаваясь плотским утехам, — крепче прижимаясь к Кириллу, сказала Катя, Она подняла на него лукавый взгляд: — И я буду считать себя причиной твоей неудавшейся карьеры.

— К черту карьеру, — жадно целуя ее, ответил Кирилл. — Ни слова на эту тему! За нас всех ее делает мама. А мы — люди смертные, не без греха. Ладно, хватит разговоров. Мы прямо здесь займемся любовью или предпочтешь, чтобы я отнес тебя на наше прекрасное ложе?

— Здесь. Сейчас, немедленно… — ответила Катя, сознательно пропустив шпильку в адрес свекрови.

Потом Кирилл наспех выпил холодный апельсиновый сок. Оделся и, подарив последний в это утро поцелуй уже полусонной Кате, радостный и счастливый умчался на работу. Всю дорогу он мысленно возвращался к тому, как чудесно началось утро. Как им хорошо вместе, как им повезло встретиться однажды. Они сразу поняли, что созданы друг для друга, а потому Кирилл торопил события. Он боялся, что еще кто-нибудь увидит, насколько великолепна Катя и вдруг сможет разрушить то нежное, зыбкое чувство, которое связывало их. Когда она ответила, что согласна стать его женой, счастливее человека на земле не было. Кирилл знал, что способен на все ради любимой. Он не мог держать эти чувства в себе и, не скрывая ничего, признался отцу в своем сильном и чистом чувстве к Кате.

— Знаешь, па, я сейчас даже не представляю, как жил без нее, как мог целовать других девушек! Ничего в моей жизни не было бы, не повстречай я Катю… — Кирилл говорил дрожащим от волнения голосом, будучи уверенным, что отец все поймет. Максим стоял за его спиной у окна и курил одну сигарету за другой. Слушая восторженное признание сына, он невольно сравнивал их с собственными. И когда его горячая ладонь легла на плечо Кирилла, тот молча в знак благодарности прижался щекой к руке отца.

— Я все понимаю, сынок, — тихо произнес он. — Со мной было точно так же, когда я повстречал твою маму.

— Точно так? — удивлению Кирилла не было границ.

— Да, Кирюша, тот же огонь испепелял меня, я дня не мог представить без Милы.

— И куда же все это подевалось? — грустно спросил Кирилл, поворачиваясь к отцу лицом.

— С моей стороны ничего не изменилось. Это мама нашла призрачный мир, в котором единственное, что имеет смысл — успех. Она удивительная женщина, твоя мама. Ее трудно понять, разве только сильно любя…

Кирилл вдруг увидел в глазах отца такую тоску, что не смог больше говорить с ним о своем счастье. Это было бы жестоко по отношению к дорогому, близкому человеку. И в этот момент он окончательно разобрался в своих чувствах к матери: теперь это было безграничное равнодушие. Кирилл решил, что оно будет таким же бескрайним, как и ее холодность к отцу, ее неблагодарность и бессердечность. А всю свою любовь он подарит Кате и отцу — двум людям, которые так много значат для него.

А потом ему преподнесли царский подарок: обставленная мебелью квартира, его квартира. Кирилл был рад, потому что теперь им с Катей будет где вить семейное гнездышко. Кирилл был настолько счастлив, что не заметил грустных глаз отца. Максим старался поддержать всеобщий праздник, уделяя внимание жене и сыну. А Мила, невероятно довольная собой, кажется, за всю жизнь говорила с ним меньше, чем в тот вечер, когда они отмечали очередной этап его взросления.

— Ты уже взрослый, Кирюша, — потрепав его по густым, коротко остриженным волосам, сказала она. — Скоро создашь свою семью. Жаль, что я не видела твоей невесты, но папа говорил, что хорошая девушка.

— Очень хорошая, мам, самая лучшая! — восторженно отозвался Кирилл, в этот миг позабыв о том, что испытывает полное безразличие к этой высокой, красивой, но такой далекой женщине, которая приходится ему матерью. Ему даже стало не по себе оттого, что он не удосужился познакомить маму с Катей. Но стыд и неловкость быстро куда-то улетучились под взглядом лучистых, сияющих глаз матери. Он не мог злиться на нее в такой момент. Его переполняло искреннее желание, чтобы их отношения, почти официальные, стали больше напоминать отношения между матерью и сыном. Но эйфория прошла. В наступившей череде бегущих дней Кирилл снова испытывал раздражение при одном упоминании о матери. Да, у них с Катей все складывалось прекрасно. Они не замечали ничего, наслаждаясь друг другом. Они поженились тихо, без шумной свадьбы, проведя три дня в полной изоляции от внешнего мира: накупили всяких вкусностей, отключили телефон и вставали с постели только затем, чтобы перекусить и снова наслаждаться друг другом. Это было то неповторимое время, когда необходимость в близости возникает спонтанно, противостоять ей не находится причин, и вся эта сказка обладания еще не стала обязанностью, рутиной, данью желания одной из сторон. Молодость, жажда познания и получения еще больше удовольствия; изучение друг друга для того, чтобы превратить близость в нечто феерическое, жизненно необходимое — Кирилл и Катя переживали именно эту стадию семейных отношений.

Прошло чуть больше года, как они стали официально именоваться мужем и женой. В их порывистых, страстных отношениях это не изменило ровным счетом ничего. Однако за складывающимся, налаживающимся бытом для Кирилла незримо стоял образ матери. Ему все чаще не давала покоя мысль, что это ей они обязаны за все блага, нежданно-негаданно свалившиеся в виде грандиозного подарка. И наступил момент, когда вместо радости квартира стала вызывать у Кирилла только негативные эмоции. Это не было навязчивой идеей, беспокоившей его ежечасно, ежеминутно. Но, все же возникая, комплекс долга не давал ему покоя. И в этот день, вернувшись с работы домой, он едва притронулся к приготовленному Катей ужину.

— Что ты такой хмурый? — с беспокойством спросила она. — Комплекс понедельника?

— Мне не по себе.

— Неприятности на работе? — Катя наблюдала, как Кирилл вышел из кухни в коридор и вернулся с пачкой сигарет. Он нервно закурил, резко выпуская струю дыма в сторону вытяжки, игнорируя красиво сервированный стол, зажженные свечи, плавающие в широкой, низкой хрустальной вазе.

— Не обращай внимания. Пройдет.

— Мне нелегко видеть тебя таким подавленным. Может быть, я смогу чем-то помочь? Поделись, Кирюша.

— К сожалению, дорогая женушка, ты ничем мне не можешь помочь.

— Даже так? — Катя опустила глаза. Ей было обидно, что запланированный праздник может не получиться. — Значит, у нас, как в большинстве семей: у мужа свои проблемы, а у жены свои.

— Ну, не нужно так, прошу тебя. Просто мне трудно даже говорить об этом лишний раз и еще с тобой, — Кирилл посмотрел на расстроенное лицо Кати и понял, что придется сказать, иначе она вообразит себе невесть что. — Катя, просто я снова чувствую себя должником. Я все время думаю, когда же смогу сам купить вот такую квартиру, обставить ее по своему вкусу и жить, зная, что никому ничего не должен!