— Есть один способ… — начал было Уэйн, потом покачал головой. — Нет, нет, не пойдет…

— Что? — сердито спросил сэр Мортимер. — Давай, выкладывай.

— Ну… я подумал… вы можете написать новое завещание и назначить меня единственным наследником. Я тогда поеду к Тоби, все ему расскажу и попрошу приехать к вам и попробовать вас переубедить. Я ведь сам достаточно богат, мне ваши деньги не нужны. Естественно, Тоби тут же примчится.

Сэр Мортимер хмыкнул.

— Это уж как пить дать. Этот парень всегда был приживалкой…

— Да, но если он решит, что может потерять все, вам легче будет с ним торговаться. Вы пообещаете переписать завещание на внуков при условии, что я буду опекуном. Ваши адвокаты наверняка могут составить соглашение, по которому он обязуется не оспаривать завещание. Тогда я смогу управлять компанией и одновременно учить ваших внуков.

Он задержал дыхание и расслабился только тогда, когда старик начал хитро улыбаться. Он даже хихикнул, представив себе выражение лица своего сына, когда тот узнает эти потрясающие новости.

— Я так и сделаю! А заодно позабочусь, чтобы Беатрис не досталось ни гроша. — Он снова начал хихикать.

Уэйн откинулся в кресле, смеясь с ним вместе и потягивая коньяк. Глаза его блестели как голубые алмазы.


Через два месяца завещание сэра Мортимера было переписано в присутствии трех адвокатов и подписано пятью слугами в качестве свидетелей. Сэр Мортимер после второго инсульта, парализовавшего его левую сторону, лежал в постели. Левый угол рта и левое веко опустились, но несколько врачей подтвердили, что он в трезвом уме и светлой памяти.

Когда он подписывал документ, он взглянул на одетого в черное Уэйна и хихикнул, а Уэйн подмигнул ему. Он радовался, что догадался заставить врачей подписать документ, подтверждающий, что старик в своем уме. В противном случае его ублюдок-сын смог бы опротестовать завещание на основании умственной неполноценности отца.

Наконец слуги и два адвоката удалились. Официальный нотариус семьи Мортимеров свернул завещание под напряженным взглядом Уэйна. Грэм Хайнес, старинный друг сэра Мортимера, всегда отличался удивительной проницательностью. Он бросил взгляд на высокого француза, потом перевел его на своего друга, сейчас уже жалкое подобие самого себя, лежащего на огромной кровати.

— Мортимер, ты уверен, что поступаешь правильно? Я знаю, Тоби недавно попал в историю, но…

— Не в-волнуйся, Грэм. Я з-знаю, что делаю.

Грэму все это явно не нравилось. И больше всего ему не нравился огромный француз, который всегда торчал поблизости. Он много раз пытался поговорить с сэром Мортимером один на один, но француз возникал как из-под земли. Весь его жизненный опыт подсказывал, что тут дело нечисто, но сэр Мортимер настаивал. Поэтому он решил избрать другой путь. Укладывая совершенно законное завещание в свой кейс, он повернулся к Уэйну и холодно спросил:

— Я слышал от друзей, что в компании большие перемены?

Уэйн, который сразу понял, к чему ведет старый пройдоха, кивнул и спокойно улыбнулся.

— Да, большинство, наверное, именно так думает. У многих мурашки по спине бегут, когда появляется новый человек в офисе Мортимера. И у меня тоже!

Оба повернулись, услышав хриплый смех, донесшийся с кровати.

— Т-ты давай, зарегистрируй это з-завеща-ние или как там полагается, — произнес сэр Мортимер, кивком показывая на кейс. — П-по-нимаю, я тебя загонял, хотел, ч-чтобы все б-было б-без сучка б-без з-задоринки. И я в-вижу те п-подозрительные взгляды, которые ты бросаешь на нашего д-друга. — Сэр Мортимер кивнул в сторону Уэйна. — Н-но у нас есть свои резоны. Так ведь, мой мальчик?

Уэйн тихо подтвердил:

— Да, есть.

Грэм, признав, что потерпел поражение, через несколько минут ушел в подавленном состоянии.

— Ну, с п-первой ч-частью плана з-законче-но, — сказал сэр Мортимер. На него накатила волна слабости, и он на мгновение закрыл глаза. Господи, как же он устал.

— Не беспокойтесь о второй части, — заверил его Уэйн. — Я уже заказал билет до Эдинбурга. В эти выходные поеду, навещу Тоби. Я буду не меньше его расстроен и уверю его, что ничего не знал о ваших намерениях.

Сэр Мортимер с трудом рассмеялся.

— Х-хорошо. Да, кстати, у м-меня есть к-кое-что для т-тебя. Возьми в-вон там, в верхнем ящике.

Он неуклюже показал на столик около кровати. Уэйн подошел и выдвинул ящик. Внутри лежала бледно-голубая книга. На обложке — рисунок, изображающий биржу. Заголовок гласил: Уэйн Д'Арвилль. Компьютеры, и новая экономическая волна.

— П-первый экземпляр. Весь тираж — через д-два месяца. Я подумал, тебе з-захочется ее иметь, — прошелестел старик.

Уэйн взял книгу, погладил ее, открыл на первой странице и прочитал первую фразу, написанную Вероникой. Потом отвернулся от неподвижно лежащего на кровати старика и отошел к окну, чтобы тот не заметил его довольной улыбки.


В тот день, когда книга попала на прилавки лондонских магазинов, в ноттингемширской тюрьме Вероника Колтрейн родила мальчика весом в три килограмма. Она назвала его Трэвисом. Через несколько часов после родов к ней пришел первый посетитель.

Джеффри Колтрейн держал внука на руках и радовался, что по крайней мере мальчик темненький, в мать. Но уже можно было сказать, что форму лица, нос и рот он унаследовал от отца. Джеффри нежно прижал малыша к себе, поглядывая на бледную дочь с ввалившимися щеками и мучаясь ощущением собственного бессилия.

— Папа, я хочу, чтобы ты сказал ему, что ребенок… умер. Что он родился мертвым. Он не станет проверять. Ему наплевать. — Голос был монотонным и безжизненным.

Джеффри кивнул. Он плохо представлял себе, что может встретиться с французом и не попытается его убить, поэтому предложил компромисс.

— Я ему позвоню.

Вероника кивнула, потом резко отвернулась, когда отец протянул ей ребенка.

— Нет, — жалобно воскликнула она. — Я не могу его взять. — Она плотно сжала веки. Скажи сестре, пусть унесет его.

— Но, дорогая, его надо покормить.

— Не могу. Как ты не понимаешь, что я не могу? — закричала она. — Как я могу его нянчить, кормить, а потом смотреть, как его уносят? Ради Бога, сделай это сейчас.

Сестра, сидевшая в углу, сразу же встала и молча забрала у Джеффри ребенка. На подкашивающихся ногах он вышел из палаты, не в силах переносить рыдания дочери.

— Когда я смогу его забрать? — спросил он у симпатичной женщины, покачивающей младенца.

— Дней через десять, когда мы убедимся, что с малышом все в порядке.

— Десять дней? — повторил Джеффри. — Через десять дней у моей дочери суд.


Выполняя данное Веронике обещание, Джеффри на следующий день позвонил в офис французу. Он коротко сообщил, что Вероника родила мертвого мальчика, и сразу же повесил трубку. Уэйн тоже положил трубку и откинулся на спинку кожаного вертящегося кресла. Несколько минут он тупо оглядывал свой новый большой офис, кричащий о благополучии и богатстве, пока не остановил взгляд на медной табличке, прикрепленной к столу: Уэйн Д'Арвилль — Президент.

Он подтянул к себе графин с дорогим коньяком, налил полную рюмку и одним глотком выпил ее. Значит, ребенок мертв. И раз уж он ничего не может поделать, зачем об этом думать? Как будто ему нечем больше заняться.

Он покинул офис, направив свой новенький «феррари» в центр города, в Белгрейвию, где находилась его новая квартира. Стекло он опустил, чтобы вдохнуть холодный воздух. Ему вдруг расхотелось возвращаться домой, поэтому он повернул машину на север в частную больницу в Чаррингтоне, где в реанимации уже четыре дня лежал сэр Мортимер.

Уэйн ненавидел запах лекарств и белое однообразие палат, но каждый день навещал старика, распорядившись, чтобы никого больше к нему не пускали. И поскольку по счетам платил он, никто и не подумал спорить. Последний и самый тяжелый приступ у сэра Мортимера случился как раз вовремя. А то старик начал задавать вопросы по поводу непонятного отсутствия Тоби. Почему мальчик не стучит в двери, требуя уничтожения нового завещания, как они планировали?

Разумеется, Уэйн ничего не сообщил Тоби о новом завещании. Он никогда и не собирался.

Когда он стоял в ногах кровати старика, прислушиваясь к писку приборов, контролирующих его слабеющее сердце, сэр Мортимер открыл глаза. В них светился вопрос, который он физически уже не мог задать.

Уэйн ласково улыбнулся.

— Не волнуйтесь, сэр Мортимер. — Он взял руку старика и сжал. — Все в порядке. Все идет, как я и рассчитывал…


Через три дня сэр Мортимер Платт умер, его новое завещание так и не было уничтожено. На следующий день Веронику признали виновной в попытке грабежа и приговорили к трехлетнему тюремному заключению. Принимая во внимание, что она уже отсидела полгода и что это ее первое нарушение закона, судья скостил срок до года, предусмотрев возможность досрочного освобождения через шесть месяцев.

Когда Вероника почувствовала крепкую руку на своем локте, выводящую ее из зала, она дала себе клятву никогда больше не думать об Уэйне. Она не позволит себе даже на мгновение вспомнить о нем.

Она бросила беглый взгляд в зал и мужественно улыбнулась Себастьяну Тилу, который всегда был рядом, помогая в самую трудную минуту. После рождения Трэвиса она цеплялась за него, как за спасательный канат. Он помог ей взять себя в руки, помог перебороть гложущее ее чувство вины за то, что пришлось бросить сына, он сочувственно выслушивал ее, давая возможность излить свою злость и горечь. Только его доброта, терпение и душевное тепло не дали ей сойти с ума в эти последние месяцы.

Но она знала, что больше не увидит Себастьяна. Себастьян затеял крестовый поход по спасению Уэйна. А Уэйн… Уэйна теперь не существует.