Но… она никогда не признается в своих греховных мыслях и желаниях.

Всю дорогу домой ее заботил один вопрос — случайно ли встречаются люди, и зачем они встречаются на жизненном пути? А еще она была уверена, что для него она гораздо больше, чем просто пациентка. И осознание сего факта было безумно приятным. А потому улыбка не сходила с ее лица.

Вера не понимала, что в ней начала просыпаться и поднимать голову женщина, та самая, которая способна искушать и быть искушенной, та, которая хочет любить больше, чем быть любимой, та, которая способна творить и разрушать одновременно. Та, которая в далеком прошлом вкусила запретный плод и научилась видеть добро и зло, на уровне интуиции, то есть научилась чувствовать и любить. А еще передавать эту свою особенность всем своим потомкам, особенно женского пола.

Нет, Вера еще не распознала в себе свою женскую сущность и не оценила себя по достоинству, но у нее появилась надежда на любовь и на счастье для себя. Надежда очень быстро окрепла и создала алгоритм, то есть цепочку необходимых действий, благодаря которым можно добиться поставленной цели. Самым главным стало научиться жить и ориентироваться в новых для нее условиях. И пусть она никогда не будет водить машину, но не теряться в незнакомых местах она сможет. Добиться же всего поможет практика…

====== Лиза ======

Сессию она сдала. Нет, не на отлично. Но это было уже не столь важно… Важно было, что нашлись подруги, которые помогли практически. Которые жертвовали своим временем и силами и помогали учиться, не отстать, не уйти, а учиться наравне со всеми.

Вера училась жить в новых условиях. Была невероятно благодарна подругам, которые оказались настоящими, потому что не бросили, а были рядом…

И приступила к летней практике. Попала она в отделение урологии. И больница другая, и врачи, и медсестры. Все оказалось другим и совсем не праздничным. Приставили ее к швабре и даже здороваться забывали. И ничего положительного в этой практике не было. Обидно до слез. Она студентка уже третьего курса. Понятно, что санитарка, понятно, что и полы мыть надо, и судна выносить, и больных мыть и брить перед операциями, но она хотела учиться, практики хотела, понимания и осмысления того, что делает и для чего живет. Поехала к Алексею.

— Возьмите меня на дежурства, я смогу, я…

— Я знаю, что сможешь, и возьму, но не сейчас. Осенью, Вера, все осенью. Третий курс ты уже медсестра, а пока нет. Придется подождать. И я уезжаю в отпуск.

— Далеко?

— Да к родителям. Я Димку год не видел. Вот беру Галку и еду. Так что прощаемся мы с тобой до осени.

Расстроилась Вера, но что теперь делать, все лето коту под хвост. И Оля уехала на Иссык-Куль отдыхать, с Сергеем вместе. И другая ее подруга с института дома практику проходит, а это жуть как далеко — в Талдыкорганской области. Осталась только та, с которой они к экзаменам готовились, но она училась на педиатрическом и практику проходила в соседней детской инфекционной больнице. Там было интересно. Там давали работать руками, да и с детишками общаться одно удовольствие. А самое главное Веру никто не гнал, благодарны только за лишние бесплатные руки. Ведь рук ох как не хватает. Это стало привычкой отработать в проклятущей урологии и бежать в детское. А еще там можно было дежурить, и тоже никто не гнал, только рады. Там научилась делать внутривенные инъекции и ставить капельницы. Причем малышам. Привозят бывает несколько детишек с обезвоживанием, а бригада дежурная одна, вот и отдают ребенка студенткам. И не понятно, что же страшней при этом его состояние, когда ребенок как тряпочка, и не реагирует даже, или колоть его, чтобы дать жидкость тканям, чтобы жил. Выбор очевиден. Собственный страх отступает на задний план, и главной остается только жизнь. Маленькая такая, хрупкая, но ощутимая руками и сердцем жизнь крохотного человечка…

А если не было скорых, то дел хватало в отделении. Малышей и покормить надо, и помыть, и понянчить. Они же ласки хотят, на ручки просятся…

Далеко не все малыши лежали с мамами. Были и те, кого за пределами больницы никто не ждал… Либо из дома малютки поступали, находились долго, а потом возвращались обратно в «казенный дом». Либо те, кого забыли забрать из больницы, или просто подкинули на порог приемного и все… И человек остается один, совсем один, на всю оставшуюся жизнь. Ведь та, которая родила и бросила даже не соизволила отказ от него написать, а значит, есть у него мать, юридически есть и усыновлению он не подлежит. Вот и судьба у человека всю жизнь ждать свою кукушку и надеяться, что одумается и придет, что вспомнит того, кого бросила, ну хоть не убила… Вот во время одного дежурства привезли такую девочку, ей месяцев десять на вид. Матери с ней не было, врач со скорой сказал, что она в невменяемом состоянии находилась, когда они приехали. У нее только имя ребенка смогли выяснить. Скорую вызвала соседка, которая несколько часов слушала плачь ребенка, а вот когда слышать перестала забеспокоилась. Вошла, а ребенок без сознания. Она скорую вызвала, вот так Лиза осталась жива. Ставила ей капельницу в вену на головке сама Вера, потом следила за девочкой, и на следующий день не смогла ее оставить тоже. Быстро сбегала в урологию, помыла палаты, отпросилась и вернулась к Лизе. Присутствовала при осмотре врача, при всех обследованиях. А потом кормила и мыла, и на руках носила, и играла. А девочка улыбалась ей и тянула свои крохотные, худенькие ручки.

На вторую ночь ей остаться не разрешили. Пришлось уйти домой. Только улыбку Лизы и эти ручки протянутые к ней, она унесла с собой в своем сердце.

А назавтра после урологии бежала к Лизе и отдавала ей свое тепло и свою душу.

Решение созрело и пришло через несколько дней. Вера заявила дома, что хочет удочерить девочку. Мама с бабушкой только переглянулись. Вера не услышала категоричного нет. Оно, как ни странно, не прозвучало. Правда и радости она в глазах своих близких она не заметила. Они думали, ни один день и не два. Пытались ее убедить, что придет время и у нее будут свои дети. Но в ответ выдвигался аргумент, что ребенок ничему не помешает. Зато Лизе очень нужна мать, настоящая, чтоб любила. Вера же даст ей любовь, она любить умеет. В конце концов Ирина вынесла свой вердикт:

— Хочешь, удочеряй, только все сама. И от меня помощи не жди.

От дочери она услышала:«Спасибо»

И занялась Вера вопросами удочерения. То есть весь день она проводила в урологии, потом бежала в детскую, дежурила там через две ночи на третью. Нянькалась с Лизой. Сотрудники отделения ее тоже пытались убедить, что затеяла она это зря. Слишком молодая еще. Что у самой вся жизнь впереди. А в опекунском совете ей заявили, что девочка не «отказница», у нее родители имеются. И поехала Вера искать родителей Лизы.

В первый день даже адрес такой не обнаружила, какой был в истории указан, только лишь на третий нашла барак на окраине города, тот, что по этому адресу значился. И мать девочки нашла, только поговорить с ней не получилось. Пьяна она была. Поговорила с соседкой, с той, что скорую вызвала. Та рассказала, что последние полгода трезвой соседку не видела, а до того, нет не пила она. А сейчас и ребенку в бутылочку вино подмешивала, чтобы спала и не мешала, может, так и отравили.

В течение месяца Вера ходила по всяким инстанциям, пока все-таки мать Лизы не лишили родительских прав. А как только лишили, так девочку из больницы перевели в детский дом. Вера ходила к ней туда, под общее неудовольствие персонала и все собирала справки и выписки, и что только она не собирала.

Наконец, состоялось заседание комиссии… И ей отказали. Вот просто отказали и все. И аргументировали тем, что она одна и не замужем, и доход в сорок пять рублей слишком низкий, чтобы растить ребенка, а основным аргументом было состояние здоровья. И зрение.

Вера проревела весь оставшийся день и всю ночь. А на следующий день поехала в детский дом. Но ее пустили только до кабинета заведующей.

— Вера, я знаю о заключении комиссии. И они правы.

— То есть вы считаете, что я буду плохой матерью?

— Нет, я так не считаю. Ты будешь прекрасной матерью, но своим детям. Не ходи сюда. Тебя не пустят больше. Не трави душу, ни себе, ни Лизе. Пойми, девочка, ее удочерят, ты сделала для нее все, что могла, на большее и рассчитывать не приходилось. Она будет в семье, я обещаю, что устрою ее.

— Не надо, я выучусь и пойду работать и заберу ее, — плакала Вера.

А заведующая просто дала ей время выплакаться и снова просила никогда не приходить больше.

Но Вера пришла перед самым началом занятий, принесла кое-что из одежды в подарок. Просила передать. Но Лизы у них больше не было. Ее удочерила какая-то семья.

Заведующая рассказывала Вере, что они очень приличные люди, но Бог детей не дал, и они взяли Лизу. Что ей там будет хорошо, очень хорошо. Вера просила адрес, чтобы хоть издали глянуть, но… конечно, ничего не получила и с тем и ушла. На душе стало спокойно. Не обидят ее девочку, она обрела семью. Правда тосковала по ней и так хотелось, хоть одним глазком, хоть издали, хоть бы только…

====== Практика ======

На целину Вера, конечно, не поехала. У нее было освобождение от сельхозяйственных работ по состоянию здоровья. Но и просто болтаться ей в это время никто не позволил, и отсидев неделю в архиве деканата, ей разрешили месяц отработать медсестрой в любой больнице по выбору.

Выбор пал на нейротравму. Чему Алексей был очень рад. По крайней мере Вере так показалось. Ее график был составлен так, чтобы она с ним совпадала полностью.

Как долго она гладила тщательно выстиранный халат можно и не рассказывать. А сколько времени уходило на макияж лучше вообще умолчать. И только когда понимала, что отражение в зеркале ее полностью устраивает ехала в больницу.

Встречали ее там тепло. И место выделили в ординаторской. Медсестры завидовали, злились те, кто не знал Веру, и посмеивались те, кто знал. Но они ее учили. То, чему она научилась в детской больнице, не совсем подходило здесь. Мужчинам внутривенные делать было просто, вены почти с палец толщиной, а вот женщинам попасть иногда было очень даже проблематично. Но ее учили чувствовать пальцами иглу, работать не визуально, а на ощупь. И постепенно получалось. А еще настал день когда ее взяли на операцию… Сначала просто посмотреть. Операция была на позвоночнике. Алексей там ассистировал, а оперировал Юрий Нилович. Они на пару все рассказывали и объясняли Вере, и акцентировали внимание на огромном количестве гаечных ключей, болтов и гаек, которым, казалось совсем не место в операционной, но они были, и вкручивались, и ставились пластины, которые фиксировали позвонки. И появлялась надежда, что человек, испытывающий дикие боли при ходьбе, будет двигаться свободно… А потом можно было следить, как он делает первые шаги, как стремится, как ходит и отказывается от обезболивающих. И Вера, просто лишь присутствующая при этом процессе, наблюдающая со стороны, переполнялась гордостью… Нет, не прав был Алексей говоря, что нет романтики в медицине. Вот ведь она! Или это не романтика, когда врач соперничает с самим создателем исправляя ошибки последнего…