— Дай мне время.

— Сколько? Вера, я женат три года. Я импотентом скоро стану от жизни с тобой. Ты и была-то скованная и зажатая. Такое впечатление, что за тобой подглядывает кто, а теперь это вообще.

Это полное отсутствие личной жизни при печати в паспорте и кольце на пальце. Честно, я жалею, что связался с тобой. Можешь продолжать торчать тут, и думать, и делать все, что придет в твою голову! Но без меня. Я хочу жить, понимаешь? Ты хочешь умереть, потому что ты осталась одна. Это я тебя цитирую. Меня в твоей жизни нет, по твоему разумению. А я хочу жить. Мне тридцать четыре года. Я хочу жить, даже если без тебя.

Он вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

Слез не было. Выплакала она их все, что ли. Вера прошла в другую комнату и раскрыла шкаф. На одной из полок лежала ее кукла. Как было хорошо тогда, и куклы у них были с Олей почти одинаковые, и проблемы общие, но такие пустяковые и ничтожные. А что теперь?

Оля одна растит сына. Тот даже не знает, кто его отец. Нельзя так, нельзя. Но у нее хоть сын есть. А у Веры кто?

Саша не хочет ее понять, ему нужна женщина. Только вот Вере никто не нужен, кроме мамы и бабушки… Но их нет и никогда уже не будет…

Тут она вспомнила, что Саша дежурит. А он приходил, видимо, поесть дома хотел.

В холодильнике есть котлеты. Она закрыла мамину квартиру и пошла к себе. Дверь закрыта на ключ. Открыла, вошла. Позвала мужа. Его не было.

Заглянула в одну комнату, затем в другую. В прихожей в собачей миске была свежая еда, и пес ее уплетал, похрустывая. Только Саши не было.

И в спальне не было. И котлеты не тронуты. Она вошла в кухню. На обеденном столе лежало его обручальное кольцо…

Она села на табуретку и взяла кольцо в руки. Взгляд скользил по золотому ободку и никак не мог остановиться.

В голове крутилось, что он не мог, он же не ушел совсем?! Как он может уйти?

Она же любит его, и была уверена, что и он любит. Она никак не может его потерять. Саша был единственным человеком, которому она доверяла, настолько, что доверила ему себя. Даже не задумываясь ни на секунду, увидела, поняла, что это он, и отдалась ему целиком и телом, и душой. И как теперь. Его надо вернуть. Он был и есть частичка ее, нет, не частичка, половинка ее. Она просто не целостна без него. Она никто без него. Зачем он оставил кольцо?

Он сказал, что уходит. Нет, он не сказал, что уходит. Он сказал, что хочет жить. Это вещи разные.

Она вошла в спальню и открыла шкаф. Все его вещи были на месте. Но она не успокоилась. Надо выяснить все сегодня и сейчас. Котлеты он не ел…

Сердце скрутило. Даже дыхание остановилось. ОН УШЕЛ!!!

Надо его вернуть!

Вера надела платье и подошла к зеркалу. До чего же она страшна! Мешки под красными глазами, синяки на пол-лица. С такой мордой только мужчину соблазнять. Умылась ледяной водой. Закапала в глаза нафазолин, краснота исчезла. Льдом потерла под глазами, хоть чуть очеловечилась. Может, еще не поздно.

Взяла его кольцо и, зажав его в руке, вышла из дома. До больницы скорой помощи почти бежала.

Вот уже и приемный покой. Сейчас войдет, и поднимется в отделение, и поговорит, и он ее услышит, обязательно услышит, и все будет хорошо… Но он стоял у приемного покоя на улице, весело смеялся с Ленкой Крыловой и курил, и Ленка курила.

Ленка, ее однокурсница, с ее мужем?! Нет, не может быть… Но ему так весело, ему хорошо. Он действительно живет без нее, а сейчас она со слезами, просьбами, с кольцом…

Зачем портить человеку настроение.

Она развернулась и пошла домой!

Сколько слез было пролито и слов сказано, знала только ее подушка. А утром повторились все процедуры с глазами и лицом. Только все это покрылось еще слоем косметики и украсилось помадой.

В отделении она должна выглядеть.

А его кольцо она нанизала на цепочку и надежно спрятала под платьем. Конечно, Олег все заметил, конечно, снова прочел лекцию о том, что из этого состояния пора выходить, потом посоветовал обратиться к психологу и закончил речь тем, что муж терпеть не будет, и ее прорвало, ведь уже не терпит, уже ушел.

Она рассказала Олегу все.

— Вещи не взял?

— Нет.

— Собака дома?

— Дома.

— Вернется, помяни мое слово. А ты к психологу, и обещай все, что угодно, мужу обещай. Ну, золотой у тебя мужик, а ты?! Вот дура, девка!

Он подвез Веру домой на своей машине. И как только она вошла в дом, пришел Саша.

— Зачем ты приходила вчера?

— Почему ты куришь?

Ей захотелось спрятаться и прикрыть голову руками. У него был вид, как будто он ее сейчас убьет.

— Я курить тоже уже не могу?! Что я могу?!

Он подошел к ней и взял ее за плечи, поставив перед собой, но тут увидел кольцо на цепочке, в один момент он понял все. И зачем она приходила на работу, и почему не подошла, и что пережила за последние сутки.

— Верка, ты зачем мое кольцо сперла? Я уже решил, что потерял, — произнес он, сдерживая смех.

— Так ты забыл его просто, да? — она смотрела в его глаза глазами, полными слез.

А он понимал, что любит ее, вот такую, какая она есть, Но любит так, что никогда не оставит. И никто другой ему вовсе не нужен.

— Вераш, я его забыл, прости.

— Ага!

— Что, ага?

— Простила, а Ленка?

— С Ленкой я дежурил, ты вообще в курсе, что она врач?

— Котлеты будешь?

— А то!

Ночью она снова не могла уснуть. А он спал и храпел во сне, и было так хорошо и спокойно, что он рядом.

Вот она думала-думала и решила, что к психологу не пойдет, потому что не верит им — проходимцам. У нее вот один психолог спит, и она тоже хочет жить, рядом с ним точно хочет!

====== Саша ======

— Привет, Сан Саныч.

— Доброе утро, Елена Апсатаровна.

— Саш, я хотела спросить.

— Хотела — так спрашивай.

— Ты не сердись только. Тут говорят, что ты с женой разводишься.

— Я?! С чего так говорят?

— Саш, она мне не безразлична, мы ж учились вместе.

— Лена, я не развожусь и не помышляю. А вот почему так говорят, мне интересно. И только лишь с одной целью. Раз говорят у нас, то и ей быстренько донесут. А Вере этого не надо. У нее и так проблем хватает.

— Ну, говорят, что выглядит она плохо, что замученная совсем, что не рожает она и не сможет, видимо. Прости.

— А с чего ей выглядеть хорошо? Она мать похоронила, а та болела знаешь сколько?! И как болела. Глупости говорят. И о каких детях могла идти речь в той обстановке.

— Врут?

— Врут.

— Но ведь и ты, Саша, на себя не похож стал. Дерганный, раздражительный.

— Я все это время был с ней, и с тещей, и с бабушкой ее, как ты думаешь, легко это? А потом я не обязан никому раскрывать свои мысли и чувства, а вот жену от лишних волнений и напраслины защитить обязан.

В приемный поступила женщина в тяжелом состоянии, и его вызвали. В отделение он из приемного уже не вернулся, сразу ушел в операционную.

У Веры в этот день случился почти отгул, ее пригласили на консультацию в роддом. Там ребенок родился с вторичным врожденным сифилисом, вот нужна им запись в истории от венеролога. Даулет ее отправил, решил, что ей прогуляться и развеяться в самый раз. И с коллегами пообщаться тоже то, что доктор прописал. Сказал, чтобы не возвращалась на работу, отчитается завтра, а так сразу домой можно. Вот она и пошла после консультации на работу к мужу, пусть просто в ординаторской посидит, но только не в пустой квартире.

Со своим горем она привыкала жить. Нет, не смирилась, нет, не отпустило, но жить дальше было нужно, хотя бы ради Саши. Ради своей единственной любви. Ради человека, который ей был безумно дорог. Так хотелось, чтобы он был рядом все время, без перерывов, просто надо было ощущать его присутствие, даже если он занят одним, а она другим.

А еще она безумно хотела ребенка — девочку, и назвать ее маминым именем, тогда и мама вроде рядом будет.

Опять обследовалась, ходила к какому-то заумному доктору. Он ее посмотрел и… сказал обратиться к Романову в БСМП (Больницу скорой медицинской помощи). Правда, причитающиеся ему деньги взял и еще посоветовал сходить на метросальпингографию, проверить проходимость маточных труб.

Пробовала она с мужем об этом поговорить, но он даже слушать не стал. Заявил, что в проходимости ее труб не сомневается, и спросил, кто такую глупость вбил ей в голову.

Она затаилась. Решила, что проходимость проверить надо, только вот как? Но ничего, что-нибудь придумает.

В ординаторской гинекологии находилась только Лена, истории писала. Они обнялись.

— Верунь, чай?

— Можно.

— Твой на операции, даже не знаю, что там. Вместе с хирургами пошел. Надолго, короче. Посидишь?

— Посижу, ужин у меня есть, а дома одной не очень, понимаешь…

— Понимаю, надо в руки себя брать и становиться прежней, потому что мешки под глазами женщину не красят.

— Знаю. Пройдут со временем. У тебя как?

— Дочка большая совсем, муж, сын, все как всегда. Знаешь, кого видела. Татьяну Леонову — Рожнову бывшую, ну, которая с вашим Асаном.

— И что? Как он?

— Как он, не знаю, только вот она говорит, что у нее теперь отдельная квартира. Она там какую-то старушонку нашла одинокую, ухаживала за ней, та померла, квартиру ей оставила. Так что она на Ленина живет, в двенадцатиэтажке на последнем этаже. Вот и все. Я с ней особо в беседы вступать не хотела, от нее пахло алкоголем, неприятно, знаешь.

Вера лишь согласилась. Они уселись на диван и болтали за чаем, вспоминали студенческие годы, да Лена про Сашу всякие истории рассказывала, вот тут они совсем хохотали, истории были казуистические и уж больно смешные. Потом к ним присоединилась старшая медсестра отделения. Лена Веру представила просто как сокурсницу. Нечего той в личную жизнь врачей вдаваться.