— Хорошо. Почему ты носишь только белые рубашки, футболки, и так далее?

— Почему? Наверное, потому, что мне нравится белый цвет.

— Это не ответ, — говорю я. — Мне, например, нравится темно-синий цвет. Но я же не ношу постоянно одежду только этого цвета.

— Не знаю, малышка. Это привычка. Может потому, что белый цвет холодный, но, несмотря на это, олицетворяет чистоту. Чистоту, которой так не хватает в моей жизни. Я не знаю, я давно уже ношу только белый верх, хотя бывают и исключения.

— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, и за этим цветом кроется что-то еще.

— Возможно, ты права. Но я не хочу сейчас об этом говорить, — уже серьезно, ледяным тоном говорит он. Я понимаю, что эта тема ему не приятна, но никак не могу уловить, причем здесь белый цвет.

Роберт забирает из моих рук бокал, ставит его на поднос, берет очередную ложечку уже подтаявшего мороженого, подносит к моим губам. Он кормит меня мороженым, намеренно пачкая мои губы, впиваясь в них уже не нежным поцелуем, поглощая меня.

— Нет, стоп. Остановись, — отрываюсь от его губ. — Ты сказал, что сегодня хочешь видеть меня только в своем подарке, — говорю я, снимая его футболку, швыряя ее на пол.

— Да, — вибрирующим, почти рычащим голосом отвечает он. — В нем ты просто прекрасна. — Он берет поднос, ставит его на прикроватную тумбу. Удобнее устраивается на кровати, откидываясь на подушки.

— Сегодня Ваш день рождения, так что можете делать со мной что хотите, — хищно улыбается.

— Все, все? Ты действительно отдаешь себя в мои руки?

— Все давно в Ваших руках, Елизавета, только Вы это не осознаете, — прикусываю губы, смотрю на его красивое тело. — Давай, малышка, сделай это, я весь твой, — закидывает руки за голову, ждет моих действий. Пододвигаюсь ближе к нему, расстегиваю ширинку на его джинсах, пытаюсь их снять. Роберт помогает мне, скидывает джинсы на пол, под джинсами он абсолютно голый и уже готовый. Не осознано облизываю губы. Роберт ничего не делает, просто наблюдает за мной. Забираюсь на него сверху, наклоняюсь, прикасаясь к губам. Мои волосы падают ему на лицо. Роберт собирает их, удерживает одной рукой, другую кладет мне на спину, прижимая к себе. Прохожусь языком по его губам, слегка втягиваю его нижнюю губу. Целую его сама, он лишь слегка прикусывает мои губы. Спускаюсь ниже, целую его шею, грудь, слегка всасывая кожу. Роберт отпускает мои волосы, перемещает руки на талию, бедра, поглаживает попку. Сползаю вниз, подбираясь к его паху, провожу языком по всей длине его члена, от чего он дергается. Слышу, как Роберт резко втягивает воздух. Я помню, как делала это в прошлый раз, помню, как ему это понравилось, его реакцию, черные глаза, которые становились еще темнее, насыщеннее. Поднимаю глаза и сталкиваюсь с таким же взглядом. Роберт наблюдает за каждым моим действием, глубоко дышит. Опять собирает мои волосы, удерживая их. Целую головку, провожу по ней языком, слегка всасываю, обхватываю член рукой, сжимаю, втягиваю его глубже, помогая себе рукой, заигрываю с ним языком: вверх-вниз.

— Елизавета, — мужчина хрипло, протяжно произносит мое имя. От его вибрирующего голоса по моему телу проходит волна дрожи и жара. Продолжаю дразнить его, жадно всасывая, ласкать языком. Слегка царапаю кожу на его бедрах. Роберт тянет меня за волосы, заставляя остановиться. Впивается в мои губы. Целует страстно, порывисто.

— Хочу видеть тебя на себе, — выдыхает мне в рот. Отстраняюсь от него, чуть приподнимаюсь, опускаюсь на его член, до самого основания. Прогибаю спину назад, в глазах темнеет. Это так хорошо, так глубоко. Роберт хватает меня за бедра, вынуждая начать двигаться, слегка приподнимая и опуская меня на себя. Становится жарко, очень жарко. Невыносимо хорошо, не могу сдержать стон удовольствия. Закатываю глаза, откидываю голову назад. Роберт резко поднимается, садится лицом ко мне.

— Не останавливайся, продолжай двигаться, — шепчет мне в губы, целуя, кусая их. Спускается ниже, захватывает мой сосок, терзая его. Я вроде бы сверху, но вся власть над моим телом у него. Я начинаю теряться в этих ощущениях, пылать. С каждой секундой мой разум все больше покидает меня. Я уже не контролирую себя, просто отдаюсь этому безумию, двигаясь вперед, к наслаждению. Выгибаюсь в его руках. Его руки ласкают мое тело, губы терзают чувствительные соски, больно прикусывая их, даря невероятное наслаждение, заставляя мое лоно сжиматься.

— Ты невыносимо прекрасна, — сквозь шум, нарастающий в ушах, слышу его хриплый голос. Роберт впивается в мои бедра, резче насаживая на себя. Подается вперед глубоко, очень глубоко. Толчки становятся хаотичными, его пальцы сжимают мои бедра. Сама впиваюсь в его губы лихорадочным поцелуем. Целую со всей страстью, от которой меня разрывает изнутри. Роберт со стоном отзывается на мой поцелуй, не прекращая все быстрее и быстрее двигаться во мне. Толчки становятся быстрыми, сильными, безжалостно подводят меня к грани.

— Открой глаза, смотри мне в глаза! — это уже приказ, которому я тут же подчиняюсь. Смотрю в его глаза и вижу в них себя. Он растягивает меня, заполняет, дарит безумное наслаждение, от которого хочется кричать во весь голос. И я кричу ему в губы, а он жадно поглощает мои стоны, забирая их себе. Мое тело изгибается в судорогах подступающего оргазма, я кончаю, рассыпаясь на мелкие осколки, атомы, меня больше нет. Я утонула и растворилась в нем. Роберт делает последний сокрушительный толчок, с рычанием прикусывает мою шею, изливаясь во мне. Тянет меня на себя, вынуждая лечь на его грудь. Запускает руку в мои волосы, нежно перебирает их пальцами.

Мы лежим молча, в полной тишине, но слов не нужно: мы все уже сказали друг другу несколько минут назад. Я слушаю его дыхание, ритм сердца. Вдыхаю его запах — он как всегда пахнет мускусом, сандалом и сексом. Внезапно на меня накатывает неопределенное сильное чувство, оно проходит волной по всему моему телу, разливается, впитывается в меня, проникает в кровь, принося за собой тревогу и страх. Я глубоко вдыхаю, стараясь спрятать, отогнать от себя эти эмоции. Чувствую, как Роберт целует мои волосы, глубоко вдыхает мой запах, но молчит. Обычно после секса он что-то говорит, спрашивает, как я себя чувствую, шепчет мне что ласковое. Поднимаю голову, смотрю на него, он задумчив, сосредоточен.

— Можно вопрос? — тихо спрашиваю я, заглядывая ему в глаза.

— Тебе все можно, малышка, — проводит пальцем по моим губам.

— Ты говорил, что никогда не любил Елену. Зачем ты тогда женился? — тихо спрашиваю я, опять ложась на его грудь, боясь его реакции на свой вопрос. Я не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг становится жизненно необходимо понять его. Роберт долго молчит, резко переворачивается, подминая меня под себя, заглядывает мне в глаза, как будто хочет что-то там отыскать, но молчит. Скатывается с меня, встает, абсолютно голый выходит из комнаты. Ничего не понимаю, в растерянности смотрю ему вслед. Зачем я задала этот вопрос? Не успеваю я полностью осознать случившееся, как Роберт возвращается назад с сигаретой и пепельницей. Садится на кровать, откидывается на подушки, тянет меня к себе под бок. Прикуривает сигарету, глубоко затягивается, выпуская дым в потолок. Я тянусь за его сигаретой, он не отдает, сам подносит ее к моим губам. Я затягиваюсь, он тут же отнимает ее. Так он делает еще пару раз, тушит сигарету в рядом стоящей пепельнице. И когда я уже не надеюсь на ответ, Роберт начинает говорить, поглаживая мою спину.

— Моя жизнь похожа на подъем в гору, на снежную вершину, большую, недосягаемую, и от этого цель становится все желаннее. И ты не успокоишься, пока не добьешься своего, любыми путями, средствами. Вот идешь к своей цели, забираешься на вершину, сметая всех на своем пути, не думая ни о ком, только о себе. Ты считаешь, что все делаешь правильно. Считаешь себя самым лучшим, удачливым, неважно, что и кого ты теряешь на своем пути. Самое главное — цель. Вершина. И вот, ты добился своего. Достиг цели. Находишься в полной эйфории. Гордишься собой. Ты это сделал. Достиг своего пика. Забрался на свою вершину. А дальше что? — он замолкает.

— Что дальше? — нерешительно спрашиваю я.

— А дальше, Елизавета, спуск вниз. И он гораздо быстрее, чем подъем, — горько усмехаясь, говорит он. Я просто молчу, не знаю, что сказать. Если это ответ на мой вопрос, то он какой-то неоднозначный. Я слышу в его словах какую-то горечь, сожаление. Но вопросов больше не задаю. Он молчит, но его молчаливый взгляд говорит о многом.

— Но судьба расставляет все на свои места, — нарушая тишину, говорит он, ведет пальцами по моему телу, вызывая в моем теле тысячи мурашек.

— Тебе не кажется, что судьба — очень страшное слово? — спрашиваю я, встаю с кровати, опять надеваю его футболку, на что получаю одобрительную улыбку.

— Мне кажется, что мы сами делаем свою судьбу, — задумчиво отвечает он. Подхожу к зеркалу, собираю волосы в высокий пучок.

— Что ты хочешь на ужин? — спрашиваю я, смотря на него через зеркало.

— Все, что Вы мне приготовите, — отвечает Роберт. Встает с кровати, ловит мой взгляд на свое обнаженное тело.

— Елизавета Андреевна, если Вы будете так на меня смотреть, я поужинаю Вами, — говорит он, надвигаясь на меня. Я отступаю, выбегаю на кухню.

Ужин почти готов. Готовлю я его под пристальным наблюдением Роберта, к которому я уже привыкла, и это даже почти перестало меня смущать. Неожиданно раздается звонок в дверь.

— Ты кого-то ждешь? — приподнимая брови, спрашивает Роберт.

— Нет, — я действительно никого не жду. Поэтому и не спешу открывать дверь, в которую продолжают настойчиво звонить. Роберт открывает сам, о чем-то говорит с неожиданным гостем. Через минуту зовет меня. На пороге стоит курьер, в руках у него букет кроваво красных роз, перевязанных черной лентой. И черная коробка с красным бантиком. Курьер просит расписаться, говоря о том, что заказчик просил передать подарок лично в руки. Кто заказчик он не знает. Я расписываюсь, забираю у него цветы и коробку.