– Ричард, прости, не могу, – наконец сказала я, толкая его в грудь – сильнее, чем собиралась. Он покачнулся. Господи, он что, пьян?

Ричард тихо застонал, понимая, что я и правда не в настроении. В этот момент на перекрестке возле нас остановился автомобиль, и с тихим шорохом опустилось водительское стекло. На улице было темно, и я не видела, кто внутри. На светофоре зажегся зеленый, но машина не трогалась.

Ричард вроде бы пришел в себя и понял: сейчас не время и не место (в буквальном смысле) настаивать на своем. Глаза у него, впрочем, все равно горели желанием. Он ласково убрал мне прядь волос за ухо и приподнял подбородок.

– Эмма, прости, я не прав. – Подушечкой большого пальца он погладил нижнюю губу, опухшую от жадных поцелуев. – Но я так по тебе скучаю. Словами не выразить.

– Знаю, – пробормотала я, целуя его ладонь. – Я тоже. Просто дай мне еще немного времени. Уверена, скоро все изменится.

Кто бы мог подумать, насколько я окажусь права?

Краем глаза я заметила, что торчавший на перекрестке автомобиль вдруг с визгом сорвался с места, будто его преследовал десяток полицейских машин.

– Вот придурок, – бросил Ричард вслед исчезающим габаритным огням.


Работу в книжном магазине едва ли можно считать тяжелой, однако, по мнению моей начальницы, стоять за прилавком и общаться с покупателями после аварии было задачей для меня непосильной.

И все же, рано или поздно, мой вынужденный отпуск закончился, и я зашла в магазин, чтобы приступить к работе. Моник – мой босс – как раз стояла на второй ступени лесенки, заставляя верхнюю полку книгами в глянцевых переплетах. Лесенка пошатнулась, и я подскочила к ней. Однако Моник, отмахнувшись от моей помощи, спустилась сама, чтобы тут же заключить любимую подчиненную в крепкие объятия. Она обвила меня короткими пухлыми руками, и широкие рукава ее туники взметнулись цветастыми парусами. Звенящие серьги запутались в моих волосах, чему я, в общем-то, была даже рада – когда высвободилась, вызванные столь бурным приветствием слезы практически высохли.

– А теперь, твою мать, живо объяснила, какого хрена ты здесь делаешь?

В Моник я особенно ценила две черты: ее сочный французский акцент, ни капельки не ослабевший за сорок лет, что она прожила в Великобритании, и солидный запас нецензурной лексики, которому позавидовал бы любой грузчик. Услышать и то и другое в одной фразе – двойное удовольствие.

– Мне нужно себя чем-то занять. Если сижу дома – слишком много думаю, – призналась я с грустной улыбкой. Эта женщина, обожающая этнические наряды, была мне не просто работодателем – я считала ее надежным другом, которому можно доверить все секреты.

Моник кивнула, и серьги зазвенели маленькими колокольчиками.

– Твой жених звонил перед отъездом. Ты в курсе?

– Тебе звонил Ричард? Зачем? – Я изрядно удивилась: они оба не скрывали, что не питают друг к другу особой любви. Моник, кажется, единственная не обрадовалась, когда я приняла предложение Ричарда.

– Ага! Я так и знала, что ты не в теме, – заявила моя начальница с видом мисс Марпл и тоном Эркюля Пуаро. – Он велел присматривать за тобой и не напрягать. Охренеть! Как будто я кретинка, чтоб объяснять мне прописные истины.

– Думаю, он не это имел в виду. – Я невольно встала на сторону жениха.

Моник вместо ответа буравила меня тяжелым взглядом. Многие недооценивали эту женщину, попадаясь в ловушку ее сильного акцента и экспрессивной ломаной речи. Я-то знала, что она в совершенстве владеет английским, ну и французским, само собой – не раз замечала, как она читает серьезные научные сочинения на обоих языках. Но почему-то (Моник не выдавала своих мотивов) она предпочитала скрывать эрудицию.

Наконец Моник смягчилась, и в карих глазах заплясали теплые огоньки.

– Время лечит, Эмма. Все будет хорошо – со временем.

Молча кивнув, я упала в ее крепкие объятия, прильнув к пышной груди, в объятия, на которые моя собственная мать была уже неспособна.

Был полдень четверга, и я уже выпила четвертую чашку кофе, готовая от скуки и переизбытка кофеина лезть на стены, когда Моник зашла в заднюю комнату и с нарочито таинственным видом закрыла за собой дверь.

– Эмма, признайся-ка: ты что, не в ладах с законом?

Я непонимающе на нее уставилась.

– Что? Конечно же, нет! – За мной даже штрафов за неправильную парковку не числилось. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что один мужчина интересуется, не работает ли здесь некая Эмма Маршалл. Он такой весь из себя… солидный. И нереально красивый. А еще он американец и в такой пасмурный день носит очки – так что, скорее всего, он из ФБР.

Сердце почему-то заколотилось быстрее, и отнюдь не из-за страха перед грядущим арестом.

– Что именно он сказал? – Я встала из-за стола.

– Говорю же. Он спросил, работает ли здесь Эмма Маршалл. Я подтвердила. Он спросил, можно ли с ней побеседовать. Я подтвердила. Все, конец.

Я открыла дверь, ведущую в магазин, задержавшись на секунду перед висевшим возле шкафа зеркалом. Поправила волосы, прикрывая недавно подрезанной челкой шрам на лбу, провела пальцами под глазами, проверяя, не размазалась ли тушь. Моник с нескрываемым интересом за мной следила.

– Что? – не выдержала я, когда она расплылась в понимающей улыбке.

– Ничего. Молчу, молчу, – ответила она и жеманно, очень по-французски, повела плечами.

Посетитель стоял спиной и не видел, как я вышла к прилавку. Моник следовала за мной по пятам, не желая оставлять нас наедине. Это было бы совершенно не в ее манере; она просто умирала от любопытства. Даже жаль, что меня не намерены арестовывать, а то Моник досталось бы за укрывательство международной преступницы – и поделом!

– Джек! – окликнула я. Голос, слава богу, звучал относительно ровно.

Он повернулся, широко улыбаясь, и я поняла, чем он заработал характеристику «нереально красивый». Сегодня на нем были джинсы и простая белая рубашка с закатанными рукавами, выставлявшими напоказ мускулистые руки, – я по собственному опыту помнила, какие они в самом деле сильные. Хорошо еще, я надела утром платье, хоть и не рассчитывала, что меня сегодня увидит кто-то, помимо моей эксцентричной начальницы.

Очков, упомянутых Моник, я не заметила – Джек, похоже, убрал их в карман. Его глаза лучились теплом. Обогнув витрину, он подошел ближе.

– Я вспомнил, как ты говорила, что работаешь в книжном. Мне тут понадобилось собрать кое-какую информацию для романа, может, посоветуешь что-нибудь по теме?

Хотелось спросить, почему он не поискал нужные сведения в Интернете, но это значило бы, что я не рада его видеть. А я была очень рада. Даже сильнее, чем следовало.

– Ну… ты явно попал в нужное место, – улыбнулась я. – То есть, если ищешь… В общем, у нас много всяких книг. – Господи боже, что я несу?… Откашлявшись, я попыталась принять более профессиональный вид. – Что именно тебя интересует?

– Что? Ах да. Что-нибудь о местных озерах.

Я вышла из-за прилавка, мысленно благодаря судьбу, которая убедила меня надеть сегодня туфли на каблуке, а не обычные балетки. Джек был таким высоким, что я ощущала себя рядом с ним совсем крохотной. Кстати, довольно приятное чувство.

– Ты пишешь о парусном спорте? – вежливо поинтересовалась я, подходя к витрине, где стояли тома, посвященные географии региона.

– Вообще-то я пишу про убийство. Мне нужно достаточно глубокое озеро, чтобы спрятать в нем тело.

– А, понятно, – пробормотала я, бросая яростный взгляд на Моник, которая не сдержала тихий смешок. Та даже не пыталась сделать вид, что занята – нагло развалилась на стуле, жадно наблюдая за нами, как за героями любимой мыльной оперы.

– Ты пишешь детективы? – уточнила я, не желая выдавать, что уже пробила имя Джека по Интернету, посмотрела список его книг и даже заказала одну. Это все Моник виновата – не стоило оставлять меня без дела наедине с компьютером.

– В целом да, – подтвердил он, идя вслед за мной вдоль стойки с книгами. Я снова почувствовала запах его лосьона после бритья, но не крепкий и бьющий в нос, как часто водится, а легкий, едва уловимый аромат, который так и хотелось назвать «мужественным», словно в дешевом любовном романе. Эта мысль сразу меня отрезвила. Я не героиня книжки. И неважно, каким красивым и загадочным выглядит Джек. У меня есть жених, и делать мне больше нечего, кроме как думать о всяких глупостях!

– Кажется, у нас есть пара подходящих книг. – Я сняла с полки два тяжелых тома в красочных переплетах и протянула их Джеку.

Он мельком взглянул на обложки, а аннотации и вовсе читать не стал.

– Возьму вот эту. – Он выбрал ту, что была дороже. Наверное, она и правда лучше подходила для его целей, однако Джек никак не мог этого знать, потому что даже не заглянул в содержание. Он последовал за мной к прилавку, наверняка заметив многозначительные взгляды, которые я бросала на Моник, сидящую на сторожевом посту. Мне пришлось бочком протиснуться мимо нее к кассе. Моник непринужденно улыбнулась – сперва Джеку, затем мне. Я выбила чек, взяла протянутые деньги, а потом с величайшей осторожностью, чтобы не коснуться случайно кожи, отсчитала сдачу в раскрытую ладонь. Завернула книгу в папиросную бумагу и положила в фирменный пакет, надеясь в глубине души, что Моник не заметит, как я вожусь с оформлением покупки дольше обычного.

– Что ж, приятно было повидаться, – искренне, от всего сердца сказала я.

– И мне, – подхватил он с улыбкой, перевернувшей все внутри. – Кстати… хотел спросить: может, перекусишь со мной? – Джек посмотрел на свои явно дорогие часы. – Когда у тебя обед?

– У нас нет перерыва, – с сожалением пояснила я. – Мы работаем вдвоем, вот и подменяем друг друга при необходимости.

– Уже есть! – Моник решила, что самое время вступить в разговор. Я, конечно, не могла назвать ее лгуньей открыто, но мой взгляд говорил сам за себя. Она невинно похлопала ресницами. – Теперь у всех сотрудников есть часовой перерыв на обед. Таково требование профсоюза.