— Напомнил о чем?

— Не думаю, что твои амортизаторы выдержат больше, чем пару тысяч миль. — Она поднялась, улыбаясь. — Я проверю их, когда ты доберешься до дома.

Очень довольная собой, Кики пошла вперед.

Когда они разместились в автомобиле, девушка поздравила себя. В целом очень успешный вечер, решила она. Возможно, Трент не так несчастен, как она, но раз или два он почувствовал себя неловко. Завтра он уедет в Бостон… Она отвернулась и стала смотреть в окно, стремясь обрести уверенность, что сможет справиться с болью. Он вернется к себе домой, но не сможет забыть ее быстро и легко. Его последнее впечатление о ней — сдержанная самостоятельная женщина в сексуальном красном платье. Это лучше, решила Кики, намного лучше, чем картинка механика в рабочем комбинезоне с машинным маслом на руках.

И что еще более важно — она кое-что доказала себе. Она умеет любить и умеет отпускать.

Кики подняла глаза, когда автомобиль поехал в гору. Она видела темные пики двух башен, вонзающиеся в ночное небо. Трент замедлил скорость, потому что тоже смотрел на них.

— Свет в башне Бьянки.

— Лила, — пробормотала Кики. — Она часто ходит туда. — Кики подумала о сестре, сидящей у окна и поглядывающей в ночь. — Ты ведь не снесешь башню, правда?

— Нет. — Понимая больше, чем она подозревала, он накрыл ее руку своей. — Обещаю, ее не снесут.

Дом исчез, потому что дорога изгибалась. Они могли слышать грохот и удары моря. Повсюду были рассыпаны огни, пылая на унылых серых камнях. Стройная тень мелькнула за окном башни, остановилась на мгновение, затем ускользнула вдаль.


В доме Лила сообщила, спускаясь по лестнице:

— Они вернулись.

Четыре женщины метнулись к окнам, чтобы взглянуть.

— Мы не должны шпионить за ними, — пробормотала Сюзанна, но немного отодвинула в сторону занавеску.

— А мы и не шпионим. — Аманда напрягла глаза. — Мы просто проверяем, вот и все. Вы видите что-нибудь?

— Они все еще в автомобиле, — пожаловалась Коко. — И как же мы тогда увидим, что происходит, если они собираются сидеть в машине?

— Заставим работать воображение. — Лила отбросила волосы назад. — Если этот человек не попросит ее поехать с ним в Бостон, то он просто болван.

— В Бостон? — встревожено взглянула Сюзанна. — Вы же не думаете, что она поедет в Бостон, да?

— Она поедет и на Украину, если у него хватит ума попросить ее, — прокомментировала Аманда. — Смотрите, они выходят.

— Если мы хотя бы чуть-чуть приоткроем окно, то сможем что-нибудь услышать…

— Тетя, это просто смешно, — щелкнула языком Лила.

— Ты права, конечно. — Щеки Коко покрыл легкий румянец. — Конечно, права. Они услышат скрип створок. — Усмехаясь, она прижала лицо к стеклу. — Мы просто попробуем прочитать по губам.


— Все было прекрасно, — сказала Кики, выбираясь из автомобиля. — Я давно не ходила куда-то ужинать.

— Ты ужинала с Фини.

Она бросила на него невинный взгляд, затем рассмеялась.

— О, Фини, конечно. — Бриз играл с ее челкой, когда она улыбнулась. — У тебя отличная память.

— Некоторые вещи, кажется, того стоят. — Ревность, которую он ощущал, не относилась, к сожалению, к забытому воспоминанию. — Он куда-нибудь приглашает тебя?

— Фини? Нет, я просто иду к нему домой.

Расстроенный Трент запихнул руки в карманы.

— Он должен пригласить тебя.

Она постаралась скрыть хихиканье, пока образ престарелого Альберта Фини, сопровождающего ее в ресторан, промчался в голове.

— Я обязательно сообщу ему об этом.

Кики повернулась, чтобы направиться в дом.

— Кэтрин, не уходи.

Он взял ее за руки. В окнах сузились четыре пары глаз.

— Уже поздно, Трент.

— Не знаю, увижу ли тебя перед отъездом.

Потребовалась вся сила воли, чтобы сохранить спокойный взгляд.

— Тогда мы попрощаемся сейчас.

— Я должен снова увидеться с тобой.

— Мастерская открывается в полдевятого. Я буду там.

— Черт побери, Кики, ты же понимаешь, что я имею в виду.

Теперь его руки оказались у нее на плечах.

— Нет, не понимаю.

— Приезжай в Бостон.

Он выпалил это, испытывая отвращение к самому себе, пока она стояла и спокойно ждала.

— Зачем?

Чтобы хоть немного успокоиться, он отстранился.

— Я мог бы показать тебе город.

Сколько еще глупостей он сморозит? — спросил себя Трент. Как она может выглядеть такой красивой?

— Ты говорила, что никогда не была там. Мы могли бы… провести какое-то время вместе.

Кики затрепетала в душе, но голос оставался спокойным и ровным.

— Ты просишь меня приехать в Бостон и провести там с тобой какое-то время?

— Нет. Да. О, Господи. Просто подожди.

Он сделал несколько шагов в сторону и глубоко вздохнул.


В доме улыбалась Лила.

— Почему он, черт возьми, настолько глуп, что не может понять, что любит ее.

— Ш-ш. — Коко махнула рукой. — Я почти слышу, что они говорят.

Она подставила ухо к донышку стакана, который прижимала к окну.


У основания лестницы Трент попробовал снова.

— Когда я с тобой, все идет кувырком, совсем не так, как я ожидаю.

Он повернулся. Кики все еще стояла перед домом, платье мерцало в темноте, как жидкое пламя.

— Я знаю, что не имею никакого права просить тебя, да я и не собирался. Я решил очень цивилизованно попрощаться и позволить тебе уйти.

— А теперь?

— А теперь я хочу заняться с тобой любовью больше, чем дышать.

— Заняться любовью, — ровно повторила Кики. — Но ты не любишь меня.

— Я ничего не знаю о любви. Я беспокоюсь о тебе. — Трент приблизился и прикоснулся пальцами к ее лицу. — Возможно, этого будет достаточно.

Она изучала его, понимая, что он не подозревает, что сейчас еще раз разбил уже разбитое сердце.

— Достаточно на день, неделю или месяц. Но ты был прав насчет меня, Трент. Я ожидаю большего. Я заслуживаю большего. — Не сводя с него глаз, она провела ладонями по его плечам. — Однажды я предложила тебе себя. Этого больше не повторится. И ни с кем у тебя не будет такого.

Кики прильнула к нему губами, вкладывая в поцелуй всю боль разодранных в клочья эмоций, ее руки обвили его, тело обольстительно затрепетало возле него. Со вздохом ее рот приоткрылся в приглашении.

Потеряв голову от желания, Трент притянул ее голову к себе и напал на ее губы. Дрожащие пальцы скользнули под плащ, чувствуя невыносимую потребность прикоснуться к теплоте ее кожи.

Так много чувств, слишком много чувств обуревали его. Он хотел наполниться ее вкусом. Но этого было мало, хотя Трент осознавал, что она не позволит ему забрать только поцелуй и пренебречь душой. Он понимал, что тонет в ней, однако нахлынувшие ощущения были настолько сильными и безумными, что он не мог бороться с собой.

Люби меня! Почему ты не можешь любить меня? Ее рассудок, казалось, просто кричал, пока уплывал вдаль в потоке собственной тоски. Все, что ей нужно, находилось здесь, в кольце ее рук. Все, кроме его сердца.

— Кэтрин. — Он не мог перевести дыхания. Стиснул ее крепче и прихватил губами кожу у основания шеи. — Я не могу быть рядом с тобой долго.

Кики еще одно мгновение прижималась к нему, потом мучительно медленно отстранилась.

— Нет, можешь. И это ранит сильней всего.

Повернувшись, она бросилась вверх по лестнице.

— Кэтрин.

Она остановилась у входа свою комнату. Высоко подняв голову, повернулась. Подойдя к ней, Трент увидел, что слезы блестят в ее глазах. Ничто другое не остановило бы его.

— До свидания, Трент. Молю Бога, чтобы ты не заснул этой ночью.

Прислушиваясь к эху от хлопка двери, Трент уверился, что так и будет.


Это не может так продолжаться. Я больше не в состоянии притворяться, что предаю своего мужа только на страницах этого дневника. Моя жизнь, такая спокойная и размеренная в течение всех моих двадцати четырех лет, этим летом превратилась в ложь. И я должна искупить грех.

Приближается осень, мы строим планы о возвращении в Нью-Йорк, и я благодарю Бога, что скоро оставлю остров Маунт-Десерт[16] . Как близко, как опасно близко я подошла за прошедшие дни к нарушению брачных обетов.

И все же я глубоко опечалена.

На следующей неделе мы уезжаем. Я никогда больше не увижу Кристиана. Именно так и должно быть. Но глубоко внутри я знаю, что душу отдала бы за одну ночь, даже за один час в его руках. Мечты о том, как это могло бы быть, завладевают мной. С ним наконец я познала бы страсть, и любовь, и даже смех. С ним это была бы не просто обязанность, холод, молчание и быстрое завершение.

Я молюсь, чтобы получить прощение за прелюбодеяние, совершенное в собственном сердце.

Совесть убедила меня держаться подальше от утесов. И я стараюсь. Попыталась стать еще более терпеливой, любящей и понимающей женой для Фергуса. Я делаю все, о чем он просит меня. По его требованию приношу чай для нескольких гостей. Мы ходим в театр, на бесчисленные званые ужины. Я слушаю, пока моя голова не начинает пульсировать, рассуждения о бизнесе, о моде, и о возможности войны. Улыбка никогда не сходит с лица, потому что Фергус предпочитает, чтобы я всегда выглядела довольной. И поскольку ему очень нравится, я надеваю изумруды, когда мы выходим по вечерам.

Они — моя епитимья, напоминание, что грех — не всегда в поступках, но бывает и в сердце.

Я сижу сейчас здесь, в моей башне, и пишу. Внизу скалы, утесы, где рисует Кристиан. Куда я крадусь из дома, как вертихвостка-горничная. Это мой позор. Мое искушение. Даже теперь я смотрю вниз и вижу его. Он сидит у моря и ждет меня.