Нет, объективно, костюмчик не так плох. Отдельно от меня и будучи запрятанным на самое дно мусорного бака прямо в коробке, на тот случай, буде его отыщут там лица без определённого места жительства. А вот мы с ним совместно…

Я делаю очередную попытку натянуть юбку пониже, но стоит только отпустить ткань, как та возвращается на место, обнажая затянутые в чёрный шёлк ягодицы. А белое кружево по краю, кажется, начинает торчать более воинственно.

Это ещё молчу о корсете. Нет, я в курсе, что он должен подчёркивать фигуру, но этот умудряется так собрать в кучку мою невеликую грудь, что она кажется по меньшей мере вдвое больше реального размера. Впрочем, держится данный элемент гардероба как раз на ней да честном слове.

Моём честном слове никогда больше не влезать в подобные авантюры.

А макияж? С таким вот хоть сейчас на трассу, точно говорю. Особенно с чудной помадой в цвет волос, смыть которую оказались не в силах все имеющиеся в моём распоряжении средства. Разве что ацетон пока не пробовала, оставив его на самый крайний случай.

И если мой драгоценный не оценит всего сделанного, заставлю его самого напялить этот костюм. А потом сфотографирую и отправлю фотки Истоминым, пусть посмеются.


Донёсшийся сквозь открытую дверь звук вставляемых в замок ключей прерывает очередной круг моральных терзаний. Временно отправив их на задний план, я шустро запрыгиваю в туфли на одуряющей шпильке и хватаю со стола метёлку из перьев, прилагавшуюся к костюму.

Ну, Крис, к чёрту!

Уф, страшно-то как…


На самом деле, ролевые игры — совсем не моё. Не потому, что ханжески считаю подобное извращением, вовсе нет. Просто надеть костюм и выйти к мужу — полбеды. А вот что делать дальше и как при этом не чувствовать себя полной дурой, это уже другой вопрос.

Но давать задний ход сейчас ну никак нельзя, так что я замираю в конце коридора, украдкой переводя дыхание.

Фей стоит лицом к двери, закрывая замки уже изнутри и параллельно разуваясь, так что есть несколько секунд, за которые я успеваю принять приличествующую случаю позу и приподнять уголки губ в слегка нервной, но всё же улыбке.

— Крис, я до… — крик обрывается не на полуслове даже, скорее на полузадушенном всхлипе.

Я знаю, что он видит сейчас, кроме этих бесячьих корсета и юбки. Белые чулки с широкой ажурной резинкой, кружевные манжеты на запястьях, такой же ободок в тщательно накрученных волосах. И, вишенкой на торте, широкая лента на шее, в тон розовым бантикам на лифе.

Я демонстративно хлопаю приклеенными ресницами, щекоча метёлочкой ногу:

— Добрый вечер, Тимофей Игоревич.

Выражение лица супруга бесценно, впору и впрямь пожалеть, что под рукой нет фотоаппарата. Но эта мысль выметается почти сразу, когда он нервозным движением слегка оттягивает галстук.

— Ариэль?..

— Моя работа на сегодня закончена, — тем же вежливым тоном извещаю я. — Вы не могли бы убедиться, что всё в порядке, чтобы я могла уйти домой?

Ну же, любимый, вливайся в игру! Пока я не сгорела со стыда не сходя с места…

Его хватает всего нескольких секунд, чтобы понять. А затем выражение лица вновь меняется, превращая вечного мальчишку в пресыщенного жизнью бизнесмена. Того, кто после тяжёлого дня возвращается в свою крутую квартиру. Того, кто привык, что его приказы выполняются точно и беспрекословно.

— Добрый вечер, Кристина. Хорошо, давайте проверим.

У него даже тон теперь другой, вальяжный и немного наглый. Глаза беззастенчиво разглядывают мой наряд, особое внимание уделяя пространству между подолом юбки и кружевным краем чулок.

А если так?

— Прошу Вас, — я разворачиваюсь, позволяя насладиться видом сзади.

И с удовлетворением отмечаю, как он громко сглатывает. Надо же, после стольких лет Фея ещё можно чем-то пронять? Приятно, приятно…

Начинаю со спальни, чтобы дать своему работодателю понять, что его горничная получает зарплату не зря. Прохожу в центр комнаты, по скрадывающему стук каблуков ковру и разворачиваюсь, заставив юбку взлететь выше и продемонстрировать, на секунду, то, что под ней.

— Можете убедиться, здесь идеальная чистота.

Фей подходит к столу, проводя по его поверхности кончиками пальцев. А затем подносит их к лицу, потирая подушечки друг о друга:

— Надо же, и впрямь идеальная.

Конечно, это так, ведь на нервах я умудрилась отдраить квартиру почти до блеска. Но что-то подсказывает — он сейчас ведёт речь вовсе не о чистоте. А голос такой, что мне хочется отдаться ему прямо на этом самом столе, наплевав на всякие там игры. Но он же сам просил сюрприз, так пусть наслаждается им до конца.

— Я рада, что Вы оценили. Перейдём к кухне?

Я не командую, скорее предлагаю, но он и не думает противиться. И вновь идёт позади, не отрывая взгляда от моей попы. С такой высотой каблуков пытаться не вилять ею — занятие бесперспективное, да я и не пытаюсь. Так даже лучше.

На кухне приятный полумрак, растворяемый лишь подсветкой шкафов. И здесь тоже чисто, за исключением безобразного пятна чая, расплывшегося вокруг опрокинутой (нарочно, конечно же) кружки. Причём лежит она именно так, чтобы броситься в глаза с самого порога, который мы и перешагиваем в этот самый момент.

Супруг вновь ловит всё на лету. И хмурится, заметив выбивающийся из общего идеала штрих:

— Кристина, извольте объяснить — это что?

У него такой голос, что мой в ответ дрожит почти натурально:

— Простите, я даже не знаю, как так могло получиться… Возможно, это кот…

Его левая бровь приподнимается заинтересовано:

— То есть Вы на полном серьёзе пытаетесь переложить свою ответственность на животное?

Плакать по заказу я не умею, так что просто подношу ладонь к губам, словно едва сдерживая слёзы:

— Нет, конечно нет, пожалуйста…

Он подходит к барной стойке и опирается на неё спиной, скрещивая руки на груди:

— Не далее, чем пять минут назад Вы убеждали меня в идеальной чистоте. А сейчас я вижу это. В моём доме не место недисциплинированности, Кристина.

Я опускаю глаза долу, будто не решаясь возражать.

— В агентстве мне рекомендовали Вас, как одну из лучших сотрудниц. Теперь же я в этом сомневаюсь. Пожалуй, мне придётся отказать от Ваших услуг.

— Нет, — я непроизвольно повышаю голос. — Прошу, мне очень нужна эта работа!

Он морщится недовольно, потирает идеально выбритый подбородок, но всё же качает головой:

— Не думаю, что готов спустить подобную расхлябанность и оставить Ваш проступок без внимания.

— Я… — руки нервно комкают ткань, — я готова понести наказание.

— Наказание? — тон задумчивый, словно он сам об этом не думал, но идеей заинтересован.

И я хватаюсь за соломинку:

— Любое наказание, которое Вы назначите. Пожалуйста, Тимофей Игоревич, мне правда очень нужна эта работа. Вы можете оштрафовать меня, только не выгоняйте!

— Вы же понимаете, что меня не интересуют Ваши копейки?

— Тогда… я не знаю…

— Вы привлекательная девушка, Кристина, — его взгляд опаляет, так что краснею я совсем не наигранно. — Уверен, Вы знаете, чем меня можно заинтересовать.

Фей стоит всё также облокотившись на стойку, внешне расслабленный, но очерченные контуры вен на руках на раз выдают, чего эта мнимая расслабленность стоит.

И скромная горничная делает несколько неуверенных шагов навстречу хозяину, роняя чёртову метёлочку на пол.


Муж не говорит больше ни слова, даже когда я медленно опускаюсь на пол, устроившись перед ним на коленях. Разве что смотрит, теперь сверху вниз, с таким вихрем чувств в глазах, что меня начинает потряхивать. И дрожат руки, расстёгивая тяжёлую пряжку ремня.

За эти годы мы успели узнать друг друга от и до, так что я на все сто уверена — ничего из того, что для меня неприемлемо, он точно не сделает. Но ситуация оказывается возбуждающей настолько, что уже я проникаюсь ею насквозь. И почти вживаюсь в безумно несвойственную, противоречащую натуре роль, ощущая себя не женой, решившей разнообразить семейную жизнь, а юной девочкой, так на многое готовой, ради сохранения работы.

— Смелее, Кристина, — голос у Фея с хрипотцой, хотя я толком ничего ещё и не сделала.

Но, подбодрённая, окончательно справляюсь с ремнём и берусь за пуговицу. Ткань брюк недвусмысленно натянута, выдавая отношение мужа к происходящему. И с нажимом проведя ногтями по молнии, я оказываюсь вознаграждена вырвавшимся у него сквозь зубы вздохом. Я ещё даже не начала, любимый. Даже не начала…

Замок ползёт вниз, вслед за ним и ткань тёмных боксеров, и вот я уже касаюсь пальцами нежной, бархатистой кожи. Обхватываю пальцами, сведя их в кольцо, веду до самого основания, слыша уже не вздох, а что-то, похожее на тихий стон. И наклоняюсь ближе, вбирая головку в рот.

Наверное, мазохизм заразен, потому как Фей давно уже признался, что тоже получает удовольствие от лёгкой боли. Так что зубы присоединяются к губам, заставляя мужа непроизвольно податься бёдрами вперёд. А меня — вобрать его глубже. Поступательные движения головой уменьшают свободу действий, но никто не мешает помогать себе рукой. И это почти сразу приносит свои результаты — ладонь Фея проходит по волосам, сбивая чёртов ободок, а затем устраивается на затылке. Я расслабляюсь немного, позволив ему самому задавать нужный ритм, а затем поднимаю глаза.

Кто сказал, что подобный способ доставить удовольствие любимому мужчине — это унижение? Что ж, кто бы ни был этот глупый человек, это его дело. Для меня же было сейчас одним из величайших наслаждений, видеть лицо мужа, с закрытыми глазами и полуоткрытыми губами, по которым периодически проходится язык, смачивая их. Мой же язык тоже не остаётся без дела…

— Ч-чёрт, Крис, — я так увлекаюсь процессом, что почти пропускаю момент, когда он останавливает меня и вздёргивает на ноги, тут же целуя так, что эти самые ноги почти не держат.