— Это ты там такой командующий и деспотичный? — с сомнением уточняю я, так как подобное поведение с обликом Ильи не вяжется вот ну никак.

Тут же получаю лёгкий укус за ухо и наигранно-грозное:

— Сомневаешься во мне?

— В тебе? Ни вот на столечко! — демонстрирую почти соединённые большой и указательный пальцы. — А вот в твоей грозности…

— Ах так?!

Я не знаю, кто из нас первым тянется за поцелуем после его восклицания и сощуренных глаз. Очень даже возможно, что именно я, зачарованная и впрямь несколько отличающимся от привычного обликом мужчины.

Но вот к себе на колени меня перемещает точно Илья, ещё и пальцами в волосы зарывается, словно сдерживая от попытки сбежать или отстраниться. Только кто бы предпринимал эти попытки, я же себе не враг.

— Маленькая…

— А кровать в этом доме есть? — перебиваю я, стоит ему разорвать поцелуй.

Мужчина несколько секунд пытливо заглядывает в глаза, явно пытаясь найти там хотя бы отголоски сомнений, но, понятное дело, не находит. И встаёт, одновременно поднимая меня на руки:

— Для тебя — найдём.

Только для меня? Ну очень заманчивое предложение…


Илья нежный, просто до безумия. До сих пор не могу поверить, что вот этот мужчина, которого я в самом начале без сомнений записала в категорию мачо, может быть таким. И каждый новый поцелуй как очередная причина спятить.

Да я, наверное, уже и так не в своём уме, раз едва почувствовав спиной покрывало на кровати, тянусь к пуговицам рубашки. И хнычу от отчаяния, когда руки перехватывают и вздёргивают над головой, прижимая несильно, но крепко.

— Не торопись, — эти же слова, только сказанные совсем другим человеком отдаются эхом в голове, заставляя зажмуриться.

Но тут же оказываются выметены, вымещены прочь сомкнувшимися на мочке уха зубами. Ладонь Ильи на бедре, на самой границе ткани платья и тонкого капрона чулка, но вместо того, чтобы двинуться вверх, мучительно медленно скользит вниз, пощекотав кожу под коленом, а затем забросив ногу на его бедро.

Я так его хочу, что почти больно, а теперь не остаётся сомнений, он меня хочет тоже — желания не в силах скрыть даже плотная ткань джинсов. Но как же они мешаются, кто бы знал. Все эти чёртовы тряпки, кто их придумал вообще?!

Мой личный телепат вновь ловит нужную волну и вот уже вниз ползёт молния платья, так предусмотрительно расположенная впереди. Тоже медленно, даже слишком, за что Илья получает укус, тут же зализанный с постыдной тщательностью.

Комната освещена только светом из коридора, но и его хватает, чтобы убедиться — комплект выбран правильно. Взгляд мужчины такой, что впору плавиться от него одного, но на помощь приходят ещё и руки. Ох, эти волшебные руки… Они стягивают платье с плеч, а затем отпускают меня, помогая разоблачиться окончательно, оставляя в белье и чулках. А сам Илья всё ещё одет, что кажется мне вселенской несправедливость. А несправедливость я ой как не люблю…

На этот раз он не запрещает, даже помогает, так что от ненужных элементов мы избавляемся в два счёта. И я наконец-то могу вдоволь исследовать его тело, скользя ладонями насколько хватит желания, фантазии и стыда. Впрочем, последний сегодня, кажется, вообще в отключке.

Зубы мужчины смыкаются на затвердевшем, проступающем сквозь кружево соске, заставляя судорожно втянуть воздух сквозь зубы и мстительно скользнуть, буквально кончиками пальцев, по натянутой ткани боксеров. Почувствовать, как он инстинктивно подаётся вперёд, улыбнуться победно, ровно на секунду, пока уже его пальцы не проберутся под ткань моих трусиков.

Стон вырывается непроизвольно и звучит слишком громко в звенящей тишине спальни, но я никогда не умела быть тихой, а в этот раз не стоит и пытаться, слишком велики эмоции и чувства, даже сейчас. А уж когда меня избавляют и от белья, оставив одни чулки и цепочку на шее…

Это слишком. Слишком много всего и сразу. Много меня, его, и нас вместе тоже много. Кожа к коже, губы к губам и влажные волосы, прилившие к шее, пока Илья перебирает пальцами, играет с моим телом словно на музыкальном инструменте. Что и говорить, он точно знает, какие клавиши стоит нажать.

Этого мало. Слишком мало и хочется большего, стань одним целым, пробраться ему под кожу да так и остаться там, хотя бы на эти минуты. И я тяну «пожа-алуйста» так, словно от этого зависит жизнь. Или смерть. Моя маленькая смерть.

Шелест фольги на несколько секунд вырывает из небытия, а затем, спустя мгновение дискомфорта, возвращает обратно. Туда, где нет ни времени, ни горизонтали кровати, только два тела, сплетённые в одно. Напряжённые предплечья, за которые я хватаюсь, в попытке удержать себя на краю этого безумия. Платина волос, особенно светлых в неверном свете. Угол скул, которые я выцеловываю в тот момент, когда Илья даёт такую возможность.

Но всё больше сам, и целует, и двигается ровно в том темпе, не медленнее и не быстрее, что надо, и убирает упавшую на лицо, мешающуюся прядь, таким жестом, что просто плакать хочется от его нежности.

В какой-то момент я оказываюсь сверху, а сам мужчина — сидящим, облокотившись на спинку кровати. Это неловко, никогда не понимала, как вести себя в этой позе, но Илья не даёт стушеваться, а помогает и направляет, задаёт ритм, обхватив ладонями бёдра. Я даже начинаю понимать всю прелесть своего положения, вот эту мифическую, но такую реальную сейчас доминантность, сладкую и вкусную, прямо как его губы. А когда он передвигает одну руку между нашими телами…

Телепат, точно говорю. Ему хватает пары секунд для понимания, как и где следует дотронуться, чтобы добить меня окончательно. А ещё спустя несколько я осознаю — всё, надолго меня не хватит. Вообще хоть на сколь-нибудь не хватит, потому что это предел. Моих возможностей и возможностей тела, так долго мечтавшего о разрядке.

Я подаюсь вперёд, уткнувшись лицом ему в плечо, немного неудобно, но на хрен его сейчас, это удобство. Только бы не останавливался.

Пожалуйста…

Пожалуйста…

Пожа…

Меня скручивает в первых спазмах оргазма, но мужчина продолжает двигаться, делая его ещё острее, продлевая чудеснейшую из агоний. А стоит только расслабиться слегка, разжать судорожно сцепившиеся, непонятно когда, руки на его плечах, движения становятся активнее, почти грубее. И Илья следует за мной, стиснув талию в тисках и простонав на ухо нечто весьма некультурное, но сейчас прозвучавшее признанием совершенной обалденности произошедшего.


— Ну, Илюш, мне правда-правда нужно съездить домой, — канючу я, сидя на стуле в его футболке поверх белья и притянув ноги к груди.

Данный элемент гардероба мне вручили ещё вчера, на ворчание «голая спать не буду», и на ночь он заменил ночнушку, а утром сошёл за платье. Мини-платье, если быть точной, так как мужчина явно выбирал самую короткую из имеющихся.

Сам Илья в это время стоит у плиты, поджаривая гренки на завтрак (ароматом уже пропитан воздух, так что я периодически сглатываю слюну) и, заодно, демонстрируя не менее аппетитный филей в чёрных боксерах. И вот напрочь не понимает, зачем мне куда-либо уходить.

— У меня кот некормленый.

— И корова не доена, — насмешливо продолжает мужчина, оглянувшись через плечо. — Разве сосед не справится с таким ответственным делом?

Да, про соседа приходиться рассказать — без лишних деталей, понятное дело, да и приукрасив, что живём мы вместе с первого курса. В моей голове это вполне гарантия того, что отношения между нами исключительно добрососедские и беспокоиться здесь не о чем. Ну и конечно это просто абстрактный одногруппник, а не тот, что бестактно пялился на нас в торговом центре неделю назад. В любом случае я искренне надеюсь, что с Феем Илья не пересечётся никогда, поэтому всё будет в порядке.

— Он накормит сухим кормом, а Люциан его не любит. И рисовый суп тоже не любит, а в холодильнике ничего приличного больше нет, я же убежала к тебе на свидание и не приготовила ужин…

— Если хочешь что-то приготовить, моя кухня полностью в твоём распоряжении.

— Илюш…

Я начинаю раздражаться, пока совсем немного, но всё-таки. Серьёзно? Одна ночь, и он считает себя возможным контролировать меня? Нет, мужчину вполне можно понять, он просто хочет провести со мной побольше времени, раз уж в будние дни возможности почти не выдаётся.

Но готовка была условием при переезде к Котову, а обещания я привыкла выполнять. Тем более этот дурак явно не сильно озаботится пропитанием, а купит какую-нибудь гадость. Эй, я его не для того на нормальную еду перевела, чтобы опять желудок портил.

— Хорошо, — прочитав нечто, только ему понятное в моём лице, Илья вздыхает. — Сейчас позавтракаем и я тебя отвезу.

— Спаси-ибо, ты чудо, — мигом состроив мордочку лемура из «Мадагаскара», тяну я. — А вечером я сама приехать могу, хочешь? У меня машина, между прочим.

— Не стоит, я приеду, когда скажешь, — и стоит открыть рот, чтобы уточнить, не сексист ли он и не против ли девушек за рулём, поясняет. — Вторая машина во двор не поместится, а бросать на улице не очень хочется. Да и мне просто приятнее, когда ты сидишь рядом.

Ну, или так. Выкрутились, господи Романов.


— А ты в понедельник опять куда-нибудь уезжаешь? — по дороге домой решаю уточнить я.

— Нет, четыре дня я здесь, улетаю в четверг вечером. Одно заседание в пятницу, другое во вторник, так что в выходные меня не будет в городе.

Я стараюсь не вздыхать слишком уж расстроено, но мужчина всё равно слышит и поворачивается, отвлекаясь от дороги:

— Извини, это…

— Да прекрати, всё нормально. Я же понимаю, что это твоя работа.

Хоть и обидно, безусловно, ведь только в выходные можно расслабиться по-настоящему и не заниматься на свидании подсчётом часов, которые осталось спать до пар, если ты ляжешь вот прямо сейчас. Но это и правда его работа, любимая причём, да и доходная, судя по всему, глупо было бы обижаться на то, что нельзя изменить.