Я думала, что Котов разучился целоваться? Наивная! Наверное, эта скотина тренировалась днями напролёт, потому что сейчас он делает это куда лучше, чем тогда, в восемнадцать. И лучше, чем те, с кем мне довелось целоваться после.

Но одних поцелуев, как бы хороши они ни были, уже недостаточно нам обоим, и рука наглого кошака спускается с шеи ниже, лишь мимолётом коснувшись груди, и приподнимает подол майки, ныряя под него. От лёгких, поглаживающих движений бабочки в животе сходят с ума, заставляя внутренности скручиваться в тугую пружину. Не выдерживаю, издаю стон прямо ему в губы, чувствую, как усмехается в ответ:

— Что, уже кончила? — и шипит от нового, более сильного укуса.

— Заткнись!

Я просто поразительно многословна, но попробуй мыслить и изъясняться здраво, когда с твоим телом творят такое. И это ещё цветочки, понимаю, когда Фей открывается от губ, прикусывая на секунду мочку уха, прежде чем прошептать:

— О, ещё нет? Не волнуйся, сейчас исправим…

И исправляет же, гад. Опускает руку ниже, пробирается сначала под резинку шорт, затем ткань трусиков, гладит кончиками пальцев.

— Ох, Ариэль, а кто это у нас такой вла-ажный? — он так томно тянет слова, будто специально нарывается, но я не в состоянии ответить хоть что-то, сосредоточенная на его движениях.

То нежно, одними подушечками, то проникая глубже, почти на всю длину пальца… Фей совершенно точно доведёт меня по психушки или оргазма, причём я совершенно не уверена, до чего раньше.

И мне мало, безумно мало этой неторопливости, намеренной медлительности движений. Но попытка навязать свой темп, вовлечь в новый агрессивный поцелуй, оканчивается провалом. А руку, попытавшуюся спустится к боксерам, ловят на полпути и зажимают между нашими телами.

— Не торопись детка, у нас вся ночь впереди.

За детку получает новый укус, тут же реагируя на него лучшей местью — добавляет ещё один палец, растягивая меня сильнее. И, кажется, оставляя засос на шее. С-скотина…

Ну, точно, скотина, осознаю, когда большой палец ложится на клитор, поглаживая его круговыми движениями. Это слишком… просто слишком, но сопротивления бесполезны. Да и не хочется, уж себе можно признаться.

— Сильнее…

Прошу на выдохе, точнее почти задыхаясь, но тут такое искусственное дыхание, что хочется задыхаться снова и снова, лишь бы оно не прекращалось.

— Желание женщины — закон.

И сладкая пытка продолжается. Как и поцелуи — губы, скула, шея, верх груди, выглядывающий из широкого ворота майки. И я сама закидываю ногу на бедро Фея, облегчая ему доступ, открываясь сильнее, получая поощрительное мурлыкающее:

— Умница…

Да вашу мать…

Сколько прошло? Минуту? Пятнадцать? Час? В моей маленькой вселенной времени не существует вовсе. Только я и он, большего и не надо. Разве что…

Разрядка. Она сейчас нужнее, чем воздух, и если Фей остановится, я точно его убью. А он, наверное, знает, и потому не останавливается.

— Чёрт, какая ты мокрая…

Прерывистое дыхание и третий скользнувший в меня палец работают почище афродизиака, и я понимаю, что всё, не могу. Ещё буквально пара движений и…

Выгибаюсь, прижимаясь грудью вплотную к его груди, прикусываю уже собственную губу…

И просыпаюсь ровно в то момент, когда до оргазма остаётся не больше мгновения. Одна в постели, с испариной на коже, колотящимся сердцем и почти болезненной пульсацией между ног.

Злая.

И неудовлетворённая.


Заснуть обратно у меня так и не получается, хоть и кручусь ещё полчаса с боку на бок, принимаясь то считать (просто считать, потому как фантазии представить этих несчастных овец никогда не хватало), то сочинять глупые стишки, рифма в которых примерно на уровне первого класса. В шесть же не выдерживаю окончательно и выползаю из кровати, раздражённая и не выспавшаяся. Ну, Фей, даже во снах от тебя покоя нет!

Сам Котов просыпается гораздо позже и, пригребая на кухню, обнаруживает меня медитирующей за столом, с кружкой чая, горкой оладий, пропитанным вареньем бисквитом и запекающимися в духовке сэндвичами.

— Сегодня какой-то праздник, о котором я не знаю? — с опаской интересуется он, включая кофеварку и утаскивая один оладушек.

— Да, — не поднимая глаз от стола, безэмоционально откликаюсь я. — Называется — Кристине не спалось. Жуй молча.

И он жуёт. И молчит. Вот только это ни черта не помогает, потому что красноречивые картинки из головы с приходом утра никуда не испарились и теперь отравляют жизнь.

Как-то очень некстати вспоминается мнение какого-то там психиатра (может и дядюшки Фрейда, кстати, не удивлюсь), что сны — всего лишь отражение наших страхов. Получается, я боюсь, что Фей почти доведёт меня до оргазма? Бред-то какой! Наверное, это просто игры подсознания, которое намекает, что у кого-то давно не было нормальной личной жизни. А кошак… Да он так и маячит в последнее время перед глазами, как красная тряпка перед мордой быка, вот и результат.

Успокаивает это, конечно, не слишком, но я хотя бы перестаю гипнотизировать стол и даже встречаюсь с Котовым взглядом, когда иду проверять содержимое духовки. И с трудом заставляю себя не смотреть на пресс, который этот гамадрил демонстрирует, привычно уже не надев футболки.

Мне точно нужен парень. И чем скорее, тем лучше, не хватало ещё снова наступить на те же грабли. Нет, спасибо, одного раза было вполне достаточно.


Вообще, день как день и ничего особенного я от него точно не жду. Путь к корпусу, несколько минут в курилке, за время которых я признаюсь Дашке, что решила последовать её совету и жалуюсь на вчерашнее происшествие, встреча с как обычно опаздывающей Лизкой…

Подругу в последние дни я вижу только в университете и, по правде говоря, начинаю немного скучать. Хоть и не могу не понимать, что у них с Лёней сейчас своеобразный медовый месяц и, естественно, больше времени хочется проводить наедине друг с другом. Поэтому лишь прикалываюсь над светящимися глазами, говоря, что мозговые тараканчики затеяли дискотеку. Ну, и завидую, не без того.

Лиза заслужила эти отношения, тут и сомнений быть не может. Прошлый её парень, первая настоящая любовь, оказался самым настоящим мудаком, и я нескоро забуду, как моя сильная девочка потеряла пять килограмм за месяц и вцеплялась зубами в подушку по ночам, чтобы не выть. И если бы Михаил не исчез с радаров, бросив её, я едва ли удержалась от попытки разбить ему нос или, хотя бы, двинуть между ног.

Так что Леонида я готова чествовать за одно только то, что подруга с ним счастлива. Но это не отменяет того факта, что… Эй, я тоже так хочу! Где же этот умный, красивый и обходительный блондин, который станет носить меня на руках, а не выносить мозг и заставлять щетиниться иголками в целях самозащиты? И непременно не будет даже капельку похож на Котова. Непременно!


Заработав на двух семинарах по плюсику (оценки нынче не в моде, вы знали?) и зарядившись по этому поводу порцией позитива, я мчу на работу, предвкушая разговор с начальницей. Нет, Лиля замечательная девушка и только благодаря её хорошему отношению я смогла вернуться в магазин после двух месяцев отсутствия, но всё равно чувствую себя неуютно, что ей придётся искать кого-то на моё место. Хотя обязанности подай-принеси не так сложны, а зарплата за подобную подработку вполне на уровне, так что особых проблем быть не должно.

Договорившись об отработке последних двух смен, я получаю шутливое «предательница!», вкупе с наказом заглядывать в гости и отправляюсь на рабочее место, едва успев сменить рубашку на форменную белую футболку.

Время близится к пяти, большинство нормальных людей ещё просиживает штаны на работе, так что в примерочные, у входа в которые я стою, заходят лишь единицы. Три школьницы, которым приходится настойчиво напоминать, что в одной кабинке может находится только один человек, молодая мамочка, оставившая коляску посреди прохода, влюблённая парочка из одухотворённой девушки и парня, в глазах которого светится «Помогите!». На их фоне прошедший мимо мужчина выглядит слишком нормальным.

Вообще, такого ожидаешь встретить в магазине вроде «Мачо», а никак не в нашем сетевом: серые классические брюки, белая рубашка с узором из мелких ромбов, туфли. Но в примерочную он идёт, набрав пять пар джинсов, от обычных синих до потёртых серых. Впрочем, мало ли, может сейчас он одет для работы, а обычно предпочитает совершенно другой стиль.

— Я могу Вам чем-то помочь? — интересуюсь я, когда он сгружает потенциальные покупки на столик для не подошедших вещей. — Может быть подобрать нужный размер?

— Нет, спасибо, я возьму эти, — он отдаёт номерок и, забирая как раз серую пару, удаляется к кассе.

В примерочных больше никого нет, так что неспешно складываю джинсы в стопку, чтобы вернуть на место, а затем направляюсь к кабинке, отодвигая штору до конца и закрепляя в держателе справа. И сразу же прикипаю к золотому пластиковому прямоугольнику, валяющемуся на полу.

У кассы пусто, только коллега что-то неторопливо набирает в телефоне. И подбежав к ней, как бывалый спринтер, я выпаливаю:

— Ирин, а этот, с джинсами, наличкой платил?

— Нет, картой, а что?

— Как фамилия?

Кажется, меня приняли за сумасшедшую, но девушка всё равно достаёт чек и отвечает:

— Романов И. Да что случилось-то?

— Позже объясню, подмените меня, — сверяя фамилию на найденной карточке, я уношусь из магазина, с надеждой, что он не мог далеко уйти.

Спина, обтянутая белой рубашкой в ромбик виднеется впереди, почти у эскалатора, но не кричать же ему «Эй, товарищ Романов!». И лишь очередной рывок позволяет мне догнать его вовремя, коснувшись предплечья.

Серые глаза смотрят слегка удивлённо:

— Прошу прощения?