«О чём я думаю? – прервал свои размышления Манулов. – С Лидой беда приключилась. Ей сейчас забота, поддержка и внимание нужны, а я – только о себе…»

Наспех одевшись, Манулов вышел из отдела и уже через час был в кабинете заведующей химиотерапевтического центра.

***


— Капитан Манулов, - предъявил он своё удостоверение строгой крашеной брюнетке в очках. – Я хотел бы поговорить с Вами о Лидии Михайловне Селезнёвой.

— Конечно, конечно, - заведующая встала из-за стола, подошла к стеллажу и достала оттуда увесистую папку.

У Манулова перед глазами поплыли круги.

— Вот, пожалуйста, копии историй болезни пациентов, которым Лидия Михайловна и Ирина Николаевна Селезнёвы оплатили лечение, - раскладывала перед ним какие-то бумаги заведующая. – Вот копии чеков оплаты за противоопухолевые препараты, а вот – листы назначений, в которых указано, когда и кому эти препараты были введены. Кстати, капельницы с химиопрепаратами готовятся и устанавливаются пациентам обязательно в присутствии Ирины Николаевны…

Манулов постарался незаметно облегчённо вздохнуть и, чтобы не вызвать никаких подозрений у заведующей, начал переписывать себе в блокнот фамилии пациентов, которым Лида с тётей оплатили лечение, и стоимость купленных для них препаратов. «Плотникова Вера Григорьевна», - было написано на очередной истории болезни.

— А вот эта Плотникова, кажется, знакомая Лидии Михайловны? – спросил он заведующую, показывая ей историю болезни.

— Может быть, – пожала плечами заведующая. – Но Лидия Михайловна имеет право сама выбирать больных, которым оплачивает лечение: ведь тратит она на это свои личные деньги, а не средства какого-то фонда. А если Вас интересует Плотникова, то можете хоть сейчас пойти и побеседовать с ней: она у нас в отделении лежит…

***


…Манулов постучал в дверь палаты, где лежала Вера Плотникова, а затем открыл дверь.

— Здравствуйте, - добродушно улыбаясь, поздоровался он с четырьмя женщинами, лежащими на кроватях. – Кто из Вас Плотникова Вера Григорьевна?

— Я, - ответила полноватая девушка лет тридцати с косынкой на голове, а затем с тревогой в голосе спросила. – С Серёжей что-то случилось?

— Каким Серёжей? – не понял её вопроса Манулов.

— С Кастальским Сергеем Юрьевичем, моим мужем, - объяснила Вера. – Вы ведь пришли мне об этом сказать?

«Идиот! - выругался про себя Манулов. – А я ведь даже не подумал о том, что у Кастальского может быть жена, пусть даже и гражданская, и они друг другу по несколько раз в день звонят, как мы с Лидой».

— Нет, я пришёл поговорить с Вами о Лидии Михайловне Селезнёвой, - сказал Манулов. – Вы знаете о том, что это она оплачивает Ваше лечение?

— Только вчера узнала, - ответила Вера. – И Серёжу попросила съездить в Подольск и поблагодарить и Лиду и тётю её, Ирину Николаевну. Я бы и сама поехала, но у меня вчера до десяти вечера капельница была. Но как только я из больницы выйду – сразу же к ним поеду…

На глазах у Веры появились слёзы: видно было, что она очень расчувствовалась.

— А раньше Вы с Лидией Михайловной встречались? – продолжил свои расспросы Манулов.

— Она в нашем РСУ два года назад заместителем главбуха работала, - сказала Вера, а потом с тревогой спросила у Манулова. – А что случилось?

— Ничего страшного, - поспешил он успокоить её. – Просто некто, знавший Лидию Михайловну ещё по работе в благотворительном фонде «Милосердие», написал заявление в милицию о том, что она использует деньги фонда, чтобы оплачивать лечение своим знакомым. На самом деле Лидия Михайловна уже давно никак не связана с этим фондом, а для оплаты Вашего лечения Селезнёвы используют исключительно прибыль от типографии, хозяйкой которой является Ирина Николаевна…

…Пожелав всем в палате Веры скорейшего выздоровления, Манулов отправился в агентство недвижимости «Новый дом» и всю дорогу корил себя за то, что из-за своей ревности не смог сразу адекватно объяснить появление Кастальского возле типографии. Ну почему он сразу не догадался, что если бы у Кастальского и Лиды были какие-то нежные отношения, то тот бы вряд ли «светился» у неё на работе! И не было бы тогда ни его внезапного отъезда в Москву, якобы на дежурство, ни истерических клятв Лиды, ни просмотра того злосчастного видео. Но зато он не узнал бы тогда, как много значит для него Лида…

***


Директор агентства недвижимости, услышав, что с одной из его сотрудниц желает поговорить следователь МВД, пожелал присутствовать при этом разговоре и вызвал к себе в кабинет риелтора, которая часто звонила Лиде.

— Вам известна Селезнёва Лидия Михайловна, проживающая в настоящее время в Подольске? – спросил Манулов у стройной и со вкусом одетой девушки.

— Да, - ответила риелтор. – Это одна из клиенток нашего агентства. Я занимаюсь продажей особняка в Подольске, принадлежащем её тёте, Селезнёвой Ирине Николаевне, и обменом квартиры в Москве, также принадлежащей Ирине Николаевне, на дом в Подольске.

— И поэтому Вы с Лидией Михайловной почти каждый день проводите телефонные разговоры? – поинтересовался следователь.

— Такой обмен быстро не делается, к тому же на деньги, вырученные от продажи двухкомнатной квартиры, можно купить только обычный просторный дом без всяких излишеств, а в Подольске куда не глянь – кругом особняки с дорогим ремонтом и соответствующей ценой. И ещё нужно подобрать ей дом в таком районе, чтобы было удобно добираться до Москвы, где работает её муж. А за особняк Лидия Михайловна хочет получить довольно большую сумму и не соглашается уступать…

Манулов мог бы ещё съездить в банк, карточкой которого расплачивались за покупку химиопрепаратов Лида и Ирина Николаевна, но и он и без этого понял, что Лида с тётей решили потратить всё состояние Селезнёва, нажитое им довольно грязными методами, на благотворительность. И ещё они решили переехать в более скромное жилище, в котором будет место и для него, Олега Манулова: вон как Лида заботится о том, чтобы ему в Москву на службу удобно было ездить, мужем своим его на людях называет… Манулов мечтательно улыбнулся: а почему бы и нет? Свататься к богатой женщине он бы вряд ли когда-нибудь решился, а вот сделать предложение директрисе типографии, которая является таким же наёмным работником, как и он сам…

«Не сейчас», - после недолгих раздумий решил Манулов и поехал на работу.

***


…Вечером, вернувшись домой, он заметил, что Лида старается не смотреть на него: она прятала свой взгляд и когда встречала его возле двери, и когда кормила ужином. А перед сном, довольно быстро просмотрев сегодняшнюю почту, она выключила свет и легла на самый край кровати, пытаясь не дотрагиваться до Манулова и отвернувшись от него.

Манулов, который прекрасно понимал, что Лиде сейчас очень стыдно из-за того, что он видел, как она вела себя с Фельцовым, пододвинулся поближе к ней, приподнялся на локте, провёл своей ладонью по руке Лиды от плеча до запястья, затем, переплетя её пальцы со своими, поцеловал Лиду в висок . Она повернула к нему голову, подставляя свои губы для поцелуя, и сразу же оказалась в его объятиях. Манулов чувствовал, как сильно стучит сердце Лиды, как кончики её пальцев робко притрагиваются к его коже, как Лида всем своим дрожащим от страха за несуществующую провинность телом прижимается к нему, но боится его обнять, чтобы он не посчитал её недостаточно скромной…

«А ведь она всегда была со мной именно такой: робкой и чуть ли не падающей в обморок от смущения перед предстоящей близостью. Никогда она сама не обнимала меня, никогда ни о чём не просила, только прижималась ко мне пугливой зверюшкой и изо всех сил старалась угодить мне», - подумал Манулов.

…Он, как обычно, согревал Лиду в своих объятиях и неожиданно для самого себя понял, почему никогда не сможет оставить её: ведь слабые женщины, нуждающиеся в постоянной опеке и защите, были его самой большой слабостью.


Беглец

      Спокойная и безбедная жизнь в Харькове, которую Фельцов кирпичик за кирпичиком выстраивал больше года, рухнула в тот момент, когда Лида позвонила ему и объявила о том, что находится сейчас в Харьковском консульстве Российской Федерации. И так радостно об этом говорила, как будто из концлагеря сбежала. А ведь Фельцов ей здесь создал исключительные условия для жизни: квартиру просторную снял, одевал-обувал-кормил, на непыльную работу устроил, чтобы не скучала дома, в постели пару раз в неделю обязательно ублажал, с пацаном её возился, как со своим родным… А она ему вместо «спасибо»: «Мы с Петей возвращаемся в Москву, и пусть у тебя всё будет хорошо».

Как же, будет ему теперь хорошо! Если раньше он спокойно жил себе в Харькове и ждал, когда придёт время получить гражданство Украины, то теперь валить ему отсюда нужно, да поскорее. Потому что он сейчас, наверняка, объявлен в федеральный розыск за наезд на Кастальского и нарушение подписки о невыезде, и если Лида в консульстве хотя бы заикнётся о том, что всё это время жила с ним в Харькове, то им заинтересуется ещё и украинская милиция. А ведь молчание никогда не было одной из добродетелей Лиды…

Обо всём этом Фельцов думал, сидя в салоне своего автомобиля и держа в руках мобильный телефон, из которого до сих пор раздавались короткие гудки. Хорошо, что сейчас он стоял возле больницы, куда только что привёз клиента, и ожидал очередной вызов: ведь каждая минута теперь была на счету.

Фельцов завёл автомобиль и поехал на квартиру, где больше года прожил с Лидой и Петей. Там он, стараясь не смотреть на попадавшиеся на каждом шагу вещи Лиды и Пети, наскоро побросал в большую сумку свою одежду и обувь, захватил комплект постельного белья и пару полотенец, после чего закрыл квартиру на ключ. Затем он поехал в банк, где забрал из ячейки сейфа хранящиеся там свои и Лидины документы.

***


«А теперь придётся бросаться под танк, - рассуждал Фельцов, направляясь в таксопарк, чтобы официально уволиться с работы. – Стрёмно, вдруг там меня уже ждёт милиция, но без трудовой книжки меня даже улицы подметать никто не возьмёт».