— Давай, я разотру тебе виски, — сказала Ика, опускаясь перед ним на колени.

Он улыбнулся и снова закрыл глаза.

— Ты всю ночь их мне растирала. Как только я думал, что все, мне конец, появлялась ты и возвращала мне здоровье. Мне кажется, в твоих пальцах заключается какое-то волшебство.

Ика прикусила губы, стараясь не подать виду, насколько приятны ей его высказывания.

— Мой учитель сказал, что у меня дар к лечению руками. В травах я разбираюсь гораздо хуже.

— Значит, ты обучалась искусству целительства, точно так же, как искусству ведения боя?

— Совсем немного, мои знания весьма поверхностны.

Язон открыл глаза и посмотрел на нее пристально.

— Ты меня удивляешь, Дори. Как женщина может научиться воевать? Как такая молодая девушка может быть целительницей?

— И при этом, такой плохой.

Он засмеялся.

— А сейчас мне не терпится узнать, что это была за тряпка в твоих руках, — он вытянул руку и дотронулся до ее пояса.

— Это не тряпка, — Ика послушно вытащила из-под ремня свой узелок. — Я кое-что хотела смастерить из нее. Когда я была моряком…

— Еще и моряком?

— Да нет, — ухмыльнулась она, — скорее, дочерью рыболова. Так вот, тогда мне легко удавалось вязать из веревки различные узлы. Но с этим куском материи все гораздо сложнее. Что бы я ни делала, у меня никак не выходит бабочка.

— Можно мне попробовать?

Девушка смущенно посмотрела на его протянутую руку.

— Понимаешь, тут такое дело… — она замялась, но затем продолжила: — Здесь, на Крите, думают, что жизнь бабочки походит на бесконечный круговорот жизни. Кокон — это смерть, из которой все мы выходим обновленными и торжествующими, и так далее… Когда делают такой узел и дарят его кому-нибудь, то это значит, что жизненные круги этих двух людей пересекаются, и даже смерть не может разлучить их. Неважно, что происходит в жизни, они всегда остаются вместе.

— Я понимаю, — сказал он сухим голосом. — Ты, конечно, не хочешь, чтобы я связал узелок, который ты подаришь своему возлюбленному.

Ика усиленно закачала головой.

— Нет, ты не понял. Туза —…

— Не объясняй. Это не мое дело.

— Да нет же… Я хочу сказать, что мне придется уйти ненадолго…

— Да?

Это единственное слово прозвучало для нее укором и глубоко задело ее.

— Я не хочу уходить, но таков приказ царя. Товарищи ждут меня.

Он отвернулся и посмотрел на выход из пещеры.

— Тогда нужно уходить быстрее. Становится поздно.

Да, небо темнело с поразительной быстротой. Ика буквально слышала, как пробегают мгновения, отбирая у нее возможность объяснить этому человеку, как она любит его.

— Я связала узелок для тебя! — вырвалось у нее. — Я не хотела тебя будить, проснувшись, ты подумал бы, что я ушла навсегда! Я хотела, чтобы ты всегда был уверен в моем возвращении. Всегда.

Язон медленно повернул голову, словно боялся посмотреть на нее. Они оба замерли. Он, должно быть, тоже ощутил в ней ту нежность, о которой говорил Туза.

— Кто ты? — спросил он, задумчиво глядя в ее глубокие глаза. — Почему мне кажется, что я знал тебя всегда?

Девушка хотела ему все объяснить, рассказать о том, что она — Ика, его бывший подчиненный, но слова застряли у нее в горле. Он все ближе и ближе подходил к ней, пока наконец она не почувствовала его теплое дыхание у себя на устах и не услышала биение его сердца.

Язон улыбнулся; не от смущения: сам вид ее доставлял ему счастье. «Поцелуй меня, — повторял ее внутренний голос, — пожалуйста, поцелуй меня быстрее».

Язон, казалось, думал о том же; их губы приникли друг к другу, и дыхание смешалось. Она хотела большего — о, гораздо большего! — и вся тянулась к нему, как растение тянется к солнцу.

Вдруг послышались чьи-то шаги.

Они отпрянули друг от друга. У Ики кружилась голова.

— Ну и ну, — сказал вошедший в пещеру Туза, — если бы Челиос видел тебя сейчас!

12

Нахмурив брови, Ика наблюдала за суматохой на тренировочной площадке. Пусть другие прыгуны суетливо оттачивают свои движения, она же не намерена утруждать себя, поскольку смотр отложен. Целый день она провела в ямах и уже устала ждать.

Удалось ли Язону справиться с зависимостью от порошка? Спокоен ли его сон, и приходит ли к нему с едой трижды в день жена Яноса, как обещал ей Туза? Эти вопросы волновали Ику.

Ика дотронулась до своих губ, вспоминая поцелуй. Она сердилась на Тузу за его неожиданное появление и почти не разговаривала с ним на обратном пути. Она догадалась, что Туза ей солгал: требование вернуться было таким настойчивым не из-за действительного положения дел, просто он хотел увести ее от Язона. Это стало еще яснее, когда она узнала, что смотр состоится только завтра.

Пнув клок сухой сломы, она дала выход своим эмоциям. Ей нужно повидаться с Язоном, поговорить с ним. Желал ли он того поцелуя всем своим существом, или жалеет сейчас о своей минутной слабости? Что ей делать, если он решит, что дальнейшие встречи не нужны ему, и будет их избегать? Неудивительно, что Ика чувствовала сильное раздражение всякий раз, когда Туза приближался к ней.

— К тебе гость, — сказал он без всякого вступления; что-то часто в последнее время он стал приносить неприятные новости. — Официальное лицо из дворца.

— Я никого не знаю в Кноссе, — сухо ответила Ика.

— А ты вспомни хорошенько, — внимательно смотря на нее, ответил он. — Или ты забыла, что тебе нужно повидаться с Прорицательницей?

Ее словно облили холодной горной водой. Ика вспомнила, что Прорицательницей зовут теперь Дафну. Туза прав: она забыла о царевне.

— Она хочет видеть меня? — едва удалось ей выговорить. Когда потрясение прошло, она поняла, что ее забывчивость была не случайной. Было достаточно неприятно… да и не нужно… вспоминать теперь о своем обещании.

— Она хочет поговорить с глазу на глаз, так что я привел ее сюда, — Туза указала на маленькую будку возле загона, — Мне кажется, ей бы не хотелось, чтобы об этой встрече стало кому-нибудь известно.

Никто и не узнает, ведь рядом с будкой были навалены кучи навоза, и когда оттуда дул ветер, запах становился непереносимым.

— Она сказала, что ей нужно?

Туза пожал плечами.

— Она назвала меня «мальчик» и попросила, чтобы я сразу же пошел за тобой. Да если бы я и спросил, разве стала бы она говорить обо всем мне?

Да, действительно, Дафна не стала бы говорить с тем, кого считает ниже себя по положению. Ика улыбнулась. Странно, но, оказывается, она даже хочет увидеться с Дафной. Теперь, когда та уже не является ее хозяйкой, все ее ужимки кажутся просто смешными.

— Одно ясно, — продолжал Туза, — она выглядит очень беспокойной, даже отчаявшейся, и очень желает увидеть тебя.

«Отчаявшейся?» — Ика забеспокоилась. Кивнув головой Тузе, она направилась к будке.

Туза наблюдал за ней. Ему не особенно нравилось подслушивать, но он уже давно служил своему любимому Криту и не хотел упускать такой удобный случай, хотя и пришлось шпионить за подругой. Он должен узнать, что скажет Прорицательница не только ради Крита; это нужно самой Дори. Надвигается какая-то беда — он чувствует ее тяжесть, но не может понять: сама ли Прорицательница является ее причиной, боги ли разгневались на нее или она — просто орудие в их руках.

Когда он все разузнает, он сообщит об этом своим знакомым в Кноссе, а они сами разберутся, стоят ли эти сведения внимания. Было ли это предупреждением свыше или пустым предчувствием. Туза был уверен, что от его действий зависит судьба многих людей.

Ика шагнула в будку — островок прохлады и тени после пыльной площадки. Она глубоко вздохнула, слишком поздно вспомнив о резком запахе загона.

Она, должно быть, выразила вслух свое отвращение, поскольку из-за дерева сразу же появилась Дафна, передвигаясь настолько быстро, насколько это возможно, если сжимать одной рукой нос.

— Ты собиралась целую вечность, — сказала она глухим, но тем не менее разгневанным тоном. — Ты нарочно заставила меня ждать.

Надежды на то, что она изменилась за эти два года, не оправдались. Дафна всегда будет в первую очередь думать только о себе.

— Мне только что сообщили о тебе, — сказала Ика, не видя никакого смысла и пользы объяснить все в подробностях.

— Ты это видишь? — Дафна показала испачканную грязью ногу; было ясно, что ее не удастся легко успокоить. — Этот негодный мальчишка! «Иди через поле», — сказал он, а о лужах предупредил? Об острых камнях? Посмотри на эту царапину. Он посадил меня на стену, а потом просто столкнул вниз. А под конец привел меня сюда… — она сморщила нос, — на этот… благодатный Олимп… да что это за вонь такая?

Ика с трудом подавила усмешку. Наверняка, Туза нарочно привел ее сюда — в отместку за высокомерие.

— Мы находимся рядом с бычьим загоном. Вы же сами сказали «негодному мальчишке», чтобы нас никто не беспокоил.

— Я просила уединения, а вовсе не того, чтобы он привел меня в это нелепое место. — Дафна шмыгнула носом, но тут же еще сильнее сжала его рукой. Гнусавое произношение не вязалось с ее обиженным видом.

— Не знаю, как долго еще смогу все это выносить. Ты представить себе не можешь, что мне пришлось вытерпеть за эти годы, — вздох ее предназначался для того, чтобы Ика представила себе самое худшее.

Оглядев ее пышное тело, Ика не заметила никаких шрамов, шишек или хотя бы синяков на ее гладкой, изнеженной коже. Что бы с ней ни делали, ее явно не морили голодом. Ее не лишили права и одеваться по-царски. Завязки на ее желтой юбке и края корсета, поддерживающего открытые груди, были позолочены. Не менее шести золотых цепочек обвивали ее шею, и на каждой висел драгоценный камень — от рубина на горле до жемчужины между грудей. Бриллианты сверкали в ее диадеме, изумруды — в ушах.