– Да, похожа. – Если ему хочется видеть в Бонни черты своего племянника, что ж, она не станет разрушать его иллюзии. – Для меня каждый день с ней – счастье.

– Понимаю. Что ж, мне пора. Я лишь хотел рассказать тебе о Джоне. У него ведь и не было никого, кроме нас с тобой. Прощай, Ева! Заботься о малышке. – Он кивнул и, повернувшись, медленно, прихрамывая, пошел по улице.

– Непременно. – Некоторое время Ева смотрела ему вслед, чувствуя подступивший к горлу комок. Тед Даннер не был стариком, но раны и горе давили ему на плечи.

Бонни заплакала, и Ева, обернувшись, увидела, что малышка выронила розового кролика, которого ей подарила Сандра. Она наклонилась, подобрала игрушку и отдала дочери. Бонни довольно заулыбалась – ребенку для счастья нужно так мало. К тому же ее дочурка была самым светлым, самым солнечным ребенком на планете.

– Что ж, милая, пойдем домой. Что-то не хочется мне сегодня гулять.

Тем не менее у дома они остановились возле зеленой скамейки, которую Ева по привычке называла «скамейкой Розы».

– Посидим немножко на солнышке, ладно? – Она опустилась на скамью и повернула коляску, чтобы видеть Бонни. – Если я расстроилась, это еще не значит, что страдать должна ты.

Расстроилась. Тысячу раз Ева говорила себе, что их с Джоном отношения сводились исключительно к сексу, но сейчас это уже не имело значения. Частичка ее жизни оторвалась от земли и растаяла. Притворяться, будто ничего не случилось, она не могла. И не хотела. Тем более сейчас, глядя на улыбающуюся дочь.

Хотя – вот странно! – Бонни уже не улыбалась, а серьезно смотрела на мать, словно чувствуя ее смятение. Ева и раньше замечала, что малышка удивительно точно улавливает нюансы ее настроения. Игра воображения? Может быть. Но Ева знала – между ними существует особая связь.

– Его больше нет, дочурка, – тихо сказала она. – Он был твоим отцом, а я даже не знаю, что рассказать тебе о нем. Я ведь и сама мало его знала. Но каждый человек должен знать что-то о тех, кто привел его в этот мир. Я ничего не знаю о своем отце. Сандра не желает о нем рассказывать. Думаю, он сильно ее обидел. Меня твой папа не обижал. – Нет, не обижал. Но он пробудил ее, растревожил ее чувства и подарил прекрасные, восхитительные мгновения, навсегда остающиеся в памяти женщины. – Я знаю, он нес боль в себе, хотя и не говорил об этом. А еще я знаю, что он был сильным, красивым и ни разу мне не солгал.

Бонни крепко держала розового кролика, но при этом не сводила глаз с матери.

– Ты этого еще не понимаешь. – В глазах защипало от навернувшихся слез. – Я и сама не всегда понимаю. Но мы постараемся… вместе… Может быть, я все пойму, когда расскажу тебе о нас. – Она утерла глаза. – Хотя многое там не для детских ушей… придется вырезать… – Ева нервно рассмеялась. – А жаль. Потому что именно в том акте ты и выходишь на сцену. А еще… ничего прекраснее у меня в жизни не было. – Она наклонилась и поцеловала Бонни в щечку. – Да, чудесное было время.

Ева откинулась на спинку скамейки.

– Пожалуй, лучше начать сначала. Я встретила твоего папу жарким летним вечером, здесь, рядом с тем местом, где мы сейчас сидим. Он пришел на помощь и спас меня, как герой в тех сказках, которые я почитаю тебе, когда ты немножко подрастешь. Звали его Джон Галло…

Глава 8

Коттедж на озере

Атланта, штат Джорджия

Наше время

– Ева! – Кэтрин снова постучала в дверь. – Ева, ответь. Нам нужно поговорить. Ты ставишь меня в неловкое положение. Из-за тебя я чувствую себя виноватой. Я сделала то, что считала нужным. Откуда мне было знать, что ты так расстроишься.

Кэтрин чувствует себя виноватой? С какой стати? Это она, Ева, повела себя как последняя идиотка. Нет, не идиотка, а как шестнадцатилетняя девчонка, какой и была, когда родила Бонни. Убежала в свою комнату, заперлась, забилась в темный уголок, как будто нашла свое единственное укромное местечко. Свое убежище. Но ведь она уже взрослая женщина, прошедшая ад и сумевшая вернуться. Ей по силам справиться с любыми трудностями, преодолеть все препятствия.

Но как быть с обвинением, брошенным Кэтрин? Ведь если Кэтрин права, то вся ее жизнь, все, во что она, Ева, верила, переворачивается вверх дном.

Нет, такого не может быть. Кэтрин ошибается.

– Ева!

– Иду. – Ева тяжело поднялась и подошла к двери. Уже стемнело, и, прежде чем открыть, она щелкнула выключателем. – Извини, не хотела тебя обижать. Просто это было немного… неожиданно. – Она состроила соответствующую гримасу. – Мягко говоря.

Кэтрин вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Почему, по-твоему, я так долго не решалась с тобой поговорить? Потому что знала, тебя эта новость расстроит. – Она направилась в кухню. – Давай-ка я приготовлю кофе. И сама чашечку выпью.

– Перестань со мной нянчиться! Повторяю, я не думала о Джоне Галло с того времени, как появилась Бонни. А теперь ты вдруг сваливаешься как снег на голову и называешь его имя в связи с ее смертью. Как обухом по голове. – Ева помолчала. Вздохнула: – Только я знаю, что здесь какая-то ошибка.

– Никакой ошибки нет.

– Джон Галло умер. Погиб во время службы в армии.

Кэтрин упрямо покачала головой:

– Не погиб и, по крайней мере, еще шесть месяцев назад был вполне себе жив.

– Послушай, я видела официальный документ. Свидетельство о смерти.

– С каких это пор официальный документ дает полную гарантию чего-либо? Я в ЦРУ не первый год и знаю немало случаев, когда действительность совсем не соответствует тому, как это выглядит на бумаге. Мы живем в ненормальном мире.

– Джону Галло в то время едва исполнилось девятнадцать, и он не работал на ЦРУ. Джон был самым обычным парнем, успевшим пройти начальную подготовку и просто оказавшимся не в самом лучшем месте в не самое подходящее время.

– Джон Галло вовсе не был простым парнем. Уже через месяц после курса начальной подготовки его направили на спецкурсы рейнджеров. Этим он и занимался в Азии. Прирожденный спецназовец. Мало того, что его многому научил дядя, так он еще и обладал несомненными способностями. – Кэтрин перевела дух. – Поэтому его послали со спецзаданием в Северную Корею. Некая совершенно секретная операция, абсолютно ошибочная с политической точки зрения. Его и еще двух рейнджеров сбросили с самолета, поручив провести разведку и собрать сведения о некоем строящемся ядерном объекте. Операция никак не укладывалась в рамки тогдашней дипломатии. Правительство уже дало северокорейцам обещание ни в коем случае не нарушать их границы. Группе Джона Галло поручили сфотографировать объект и собрать о нем возможную информацию.

– Вот тогда он и погиб.

– Нет. Их кто-то предал, и группа попала в плен к северокорейцам. Два других рейнджера погибли. Джон Галло оказался в тюрьме. Он провел там шесть лет, потом бежал.

– И правительство все это скрывало? – Ева недоверчиво покачала головой. – Нет, не может быть. Невероятно. Его дядю горе совсем подкосило.

– Тем не менее это правда.

– Наверное, там был кто-то другой. Ты получила неточную информацию. И вообще, где ты это раскопала?

– Попросила кое-кого. Проверила все агентства, какие только смогла, все доступные источники. Уговорила Винейбла перепроверить полученные сведения. Все, касающееся Джона Галло, скрыто завесой секретности. Кто-то постарался уничтожить его следы. И хотя я прорвала эту завесу, мне открылась лишь верхушка айсберга. – Кэтрин посмотрела на подругу. – Но из тюрьмы Галло сбежал еще до похищения Бонни. Более того, примерно в то самое время его видели в Атланте.

– Нет, – с усилием выдавила Ева. – Джон даже не знал о Бонни. – Голос ее дрогнул. – У него не было никаких причин желать ей зла.

– А тебе? Тебе он мог желать зла? В семьях, как известно, подобного рода убийства случаются часто.

– В таком случае Джон должен был ненавидеть меня. Но он не питал ко мне ненависти.

– Кто знает, что случилось с ним в тюрьме? Мог ведь и свихнуться. Его пытали, держали в одиночке, мучили голодом. Шесть лет пыток не могли не сказаться на его психическом состоянии. Известно, что после побега Галло провел несколько месяцев в госпитале для душевнобольных в Токио.

Ева закрыла глаза.

– Господи, ты меня пугаешь!..

– Пугаю? Я ввязалась во все это не для того, чтобы просто назвать тебе имя и идти дальше своим путем. Мы можем найти его. Я найду его.

– Не хочу даже думать, что это Джон. – Ева открыла глаза. – Я всегда представляла убийцу Бонни как какого-то безликого монстра. Смириться с этим легче, чем думать, что в ее смерти виновен кто-то из знакомых мне людей. – Она беспомощно развела руками. – Человек, с которым я спала. Человек, давший жизнь Бонни. Давший жизнь, чтобы потом забрать ее? Разве в такое можно поверить?

– Я не говорила, что уверена в его виновности, – возразила Кэтрин. – Я говорила, что у него была возможность совершить преступление.

– У меня это в голове не укладывается. – Голос дрогнул, и Ева сделала небольшую паузу. – Клянусь, я ограждала Бонни, как только могла, и когда она пропала, для меня это стало ужасным потрясением. Я обязалась заботиться о ней и защищать ее – и не справилась. Но если это сделал кто-то знакомый… хуже и быть не может. Если бы только я что-то почувствовала, что-то предприняла…

– Ты потеряла логическую нить, – оборвала ее Кэтрин. – Ты ведь даже не знала, что он жив.

– Я все равно не могу поверить, что Джон мог так поступить с нашей дочерью. – Ева убрала упавшую на лицо прядку. – Но ты права. Рассуждать здраво я сейчас не могу. Надо подумать…

– Прежде всего, тебе нужно понять, что то, о чем я говорю, правда. Я бы не пришла сюда, если бы не была абсолютно уверена в точности полученной информации. – Кэтрин протянула подруге чашку с кофе. – Подумай, а потом скажешь, что, по-твоему, я должна сделать.