Робин Хейзелвуд - Студентка с обложки

Они не против, чтобы я провела лето в Лондоне. В самолете я решила, что я, пожалуй, тоже не против. Кто знает — может, это идеальное решение. Мало того, что Лондон — это круто: достаточно экзотическое место, чтобы ехать туда с паспортом, но не настолько экзотическое, чтобы пришлось освежать знание иностранных языков. Правда, там опасно для фигуры. Англия — страна пышек, жареного гуся и йоркширского пудинга — всевозможных пудингов. Пу-динг. Одно слово вызывает в воображении животы, нависающие над ремнями, жирные бока, ягодицы в складках целлюлита. Да, моя грушеобразная фигура придется в Лондоне как раз ко двору. А когда она исчезнет, исчезну и я. Я будто еду на курорт для худеющих, которые рекламируют на последних страницах журналов: «Сбрасывайте вес, наслаждаясь шикарными видами!» Итак, летом 1989 года я не была в восторге от подобной перспективы, но решила получить от поездки все, что смогу.

— Здравствуйте!

Моя спортивная сумка громко шлепается на каменный пол.

— Эй!.. Есть кто дома?

Согласно инструкциям, я прибыла в дом 55 по улице Саут-Клэпхем-Коммон. Снаружи дом выглядел элегантным городским особняком, но внутри оказался самой что ни на есть типичной общагой. На крючке висит байка Майамского университета. На перилах сушится ярко-розовое пляжное полотенце. Поверх ряда практичной английской обуви — три пары роликовых коньков.

По лестнице спускается высокий мужчина с седоватой шевелюрой.

— Наконец-то брюнетка! — восклицает он.

— Рада сделать вашу жизнь ярче, — говорю я… Кому? Видалу Сассуну?

— Эдвард Джонс, — улыбается он и протягивает руку.

— Эмили Вудс.

У меня еще никогда не было квартирного хозяина. Я ожидала увидеть мистера Роупера из сериала «Трое сверху». Хотя Эдвард почти того же возраста, во время обхода дома обнаруживается, что он гораздо дружелюбнее и вообще ведет себя гораздо приличнее. Дом тоже симпатичный, даже очень: сочетание белых диванов в чехлах с эбеновой колониальной мебелью. Куда элегантнее, чем сулила прихожая, и гораздо лучше, чем обещанное Байроном (мол, моделей селят в настоящих трущобах). А мне, похоже, повезло.

— Это что? — спрашиваю я, указывая на гигантское сооружение у кухни, которое подозрительно напоминает телефон на последнем месяце беременности.

Эдвард кривится.

— Таксофон. После того как уехали прошлые девушки, мне пришлось оплачивать три страницы разговоров с Испанией. На две сотни фунтов.

Я присвистываю.

— Вот именно. Правда, этот новый ужасно неудобный. Знаешь что? Будешь вести себя хорошо — дам тебе пользоваться своим, — говорит Эдвард и подмигивает.

Я широко улыбаюсь.

— Спасибо!

Тур по дому включает холодильник — на полке моделей пусто, если не считать полутора бутылок шампанского и нескольких коробок какого-то английского варианта «Капитана Кранча», — и завершается в заднем холле. Эдвард открывает дверь, за которой обнаруживаются запущенный газон и две блондинки в шезлонгах.

— Эмили Вудс, познакомься с Вивьен Дю Шамп и Рут Фут.

Заслышав голос Эдварда, парочка подает слабые признаки жизни, как ящерицы, которым тучка перекрыла солнце.

— М-м-м-н-н, — мычит платиновая блондинка, лежа на животе.

Золотистая блондинка поднимает козырек и меряет меня взглядом.

— Рут, вот Эмили, она из…

— Америки, — объявляю я.

Эдвард со смешком отвечает:

— Да, милая, они тоже. Из какого штата?

Американки?! A-а. Почему-то — теперь совершенно неясно, почему, — мне казалось, что этим летом я буду в Лондоне единственной моделью из Америки. А значит, экзотичной и популярной. Я воображала себе, как прихожу на собеседование в наряде, слегка отдающем патриотизмом, — «Хэлстон» или «Боб Маки», — и меня сразу же узнают. С криками «США! США!» все кидаются ко мне, сопя носами и пытаясь уловить бодрящий аромат настоящего кофе. Если мне уж суждено делить кров с двумя блондинками, почему им было не оказаться шведками… Некрасивыми шведками?

— Висконсин, — бормочу я. — Привет.

— Привет.

Рут бросает сигарету на землю и поправляет чашечку бикини: самого что ни на есть бикинистого бикини — крошечного, тесного, желтого в горошек.

Эдвард напрягается.

— Рут, разве я не просил тебя пользоваться пепельницей?

— Ой, пра-а-асти, Эдвард, забыла! — Она эффектно надувает губки. — Пойду возьму.

— Ладно, дорогая, — смягчается Эдвард, — только в следующий раз не забудь, ладно? Итак, на чем я остановился? Наша мисс Фут из Скрэнтона, Пенсильвания, а мисс Дю Шамп…

— Уф-ф-ф!

Вивьен встает на четвереньки и перекатывается с живота на спину. Ее лифчик тянется следом, словно тоже обессилел от этой полуденной сиесты.

— Мисс Дю Шамп… Э-э, она… Она из…

— Оцеола, Флорида.

Вивьен протягивает жирно намазанную маслом руку к пачке «Мальборо лайтс», и ее лифчик соскальзывает наземь.

Я кошусь на Эдварда: тот покраснел, как вареная свекла.

— Что ж, уверен, вам есть о чем друг с другом поговорить, так что я вас оставлю, знакомьтесь! — бросает он.

Дверь закрывается с громким стуком. Вивьен провожает хозяина пристальным взглядом.

— Такой, блин, размазня!

Эдвард ошибается: мне совершенно нечего сказать Скрэнтону или Оцеоле. Хотя…

— Можно стрельнуть сигарету?

Рут резко протягивает мне пачку. Вивьен бросает тяжелую зажигалку «под золото». Несколько секунд мы молча дымим, изучающе глядя друг на друга. Со своими румяными щечками, веснушчатым носиком и пшеничными ресничками Рут похожа на куклу, только посексуальнее. Вивьен выглядит опытнее — гораздо опытнее. Ее волосы спадают темно-золотистыми кольцами, глаза скрываются за огромными очками в черепаховой оправе. Трусики ее бикини чисто черного цвета, как и соломенная шляпа, которую она осторожно располагает на голове с помощью тщательно отполированных ногтей. Вероника Лейк[67], голливудская старлетка.

— Рут, ты горишь! — замечает Вивьен.

Рут ахает и начинает мазаться кремом от загара с фактором 4. Вивьен поворачивается ко мне.

— Ты сюда надолго?

— Думаю, до августа.

— В августе застой, — ворчит она. — И сейчас застой.

— Я тут три недели, а поработала всего два раза, — тихо говорит Рут.

Вивьен кивает.

— Да, Рут совсем мало работает.

— Плохо дело.

— И я не одна такая, — снова вставляет Рут. Она уже намазалась и сердито теребит бантик на трусах от бикини. — Многие девушки сидят без работы.

— Это верно, — говорит Вивьен.

Прелестно. Буду толстой и безработной.

— Я вот, правда, много работаю, — продолжает Вивьен. — У меня куча всяких классных заказов.

— Здорово.

— Да, Лондон для меня — то, что надо.

— Угу.

Вивьен высовывает кончик языка, обнаруживает на губах крупинку табака и смахивает ее указательным пальцем.

— Любишь вечеринки?

— Э-э, да, — отвечаю я. — Конечно.

— Где?

— Ты про здесь?

— Ну да, — говорит она.

Тьфу.

— Я тут в первый раз.

Вивьен скрещивает ноги, потом снова кладет их ровно.

— A-а… Ну. А где ты была — в Токио?

— Не-а.

— В Париже?

— Нет.

— В Милане?

— Не-а.

— Ты никогда не была в Милане? — повторяет она. Конечно, я просто не расслышала вопроса.

— Нет. — Я смотрю на свои замшевые кроссовки. Они не такие уж старые, но на ярком солнце выглядят неряшливыми, даже потертыми. — Я учусь.

— Учишься? — Ее лоб пересекает складка. — Где?

— В универе.

— Понятно… В каком?

— В Колумбийском.

Вивьен приоткрывает рот, словно я мимоходом заявила: мол, летала на Венеру или на Марс. Я прячу усмешку. Наконец я ее сделала!

— Универы для тупых, — говорит она.

A-а. Ну да, конечно.

— То есть не пойми меня неправильно. Я училась пару лет назад, было здорово и все такое, но потом меня нашли и… — Она обнимает руками шляпу. — Теперь я даже не могу себе представить, что туда вернусь, понимаешь? Жизнь гораздо интереснее, чем учеба.

— Ага, — говорю я.

Крыса.

В моей комнате прямо на пол без всяких церемоний бросили матрас. Я ложусь. В университетском общежитии стены моей комнаты давно обклеены всякими меню и компрометирующими фотографиями. По сравнению с ней этот чердак кажется еще более пустым.

— Не буду скучать! Не буду скучать! — шепчу я, пока глаза не устают и не закрываются. Когда я просыпаюсь, вокруг темно. За дверью странные звуки. Я выхожу за порог.

— Что с тобой?

Вивьен резко оборачивается и смотрит на меня злыми глазами-щелочками не шире щели в двери. Я уже и так поняла, что с ней все в порядке, что она так и хотела, что я влезла не в свое дело.

— Идиотка! — шипит она.

Дверь туалета со стуком закрывается.

Я залезаю под одеяло, смотрю на тоненькую трещинку на потолке и слышу приглушенные звуки рвоты.

На следующее утро у меня и Вивьен общая цель: делать вид, что ничего не произошло. Я ухитряюсь сохранить невозмутимость даже при виде горы бекона, яиц и намазанных маслом тостов на ее тарелке. В девять утра мы едем на метро в Южный Кенсингтон, на Бонд-стрит, в офис «Дебюта», нашего лондонского агентства. Девушки отправляются на кастинг, а я — на встречу с исландкой Сигги, вице-президентом «Дебюта» и женой владельца.

«Самая главная ВИП-персона — это она, — предупредил меня Байрон до отъезда. — Обязательно заручись ее поддержкой».

Во время вчерашнего осмотра я не могла не заметить, что мои соседки гораздо больше напоминают Твигги, а не Ферджи. Я уверена, это не норма, а отклонение, но все-таки для уверенности надела огромный черный свитер и черные леггинсы. Проблема в том, что на улице «жарко не по сезону», как выразился Эдвард, и к тому времени, как мы поднялись на второй этаж приземистого серого здания без особых примет, я покрылась капельками пота.