Он поднес ее руку к своим губам и с жаром поцеловал.

– Рут, ты веришь мне? На суде мне поверили.

Его губы были жесткими и сухими. Они жгли ее нежную кожу. Но она не подала виду, что ей было неприятно его прикосновение.

– Зачем было возвращаться сюда? – откровенно спросила она. – Суд оправдал тебя. Ты бы мог поехать куда угодно. Я думала, что ты женился на мне, чтобы восстановить свое доброе имя. Чиновники из Вашингтона, увидев меня на твоей стороне, поняли, что я простила тебя. Они вернули тебе твое звание. С рекомендациями сенатора Батлера ты мог бы получить назначение куда угодно.

Он выпустил ее руку и начал ходить по комнате.

– Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? Я знаю, что я мог получить все, что захотел. Но я выбрал нелегкий путь. Ты должна гордиться мной. Я хотел именно это назначение, и я должен был его получить. До тех пор, пока я не избавлюсь от прошлого, я не могу ни о чем думать. Ты должна меня понять!

Она печально покачала головой.

– Нет, Бенджамин, я не могу тебя понять. Я считаю это ошибкой. Ты напрасно подвергаешь нас опасности. Мы уже не так молоды. – Она тронула его за руку. – Бенджамин, мне – сорок восемь, а тебе – шестьдесят четыре.

– Я еще крепок. У меня прекрасное здоровье, – заявил он, гордо распрямляя плечи.

Она тяжело вздохнула.

– Тебе шестьдесят четыре года. В любую минуту может случиться что угодно.

Он пошел к двери. Его рука, протянутая к ручке двери, дрожала от нервного напряжения.

– Я не хочу продолжать этот разговор. У меня отличное здоровье, и кончим на этом.


– Что ты собираешься делать, Шриви, мой мальчик? – спросила Шрива Ада, сидя напротив него в вагоне, уносившем их в Сент-Луис.

– Играть «Юлия Цезаря», – последовал горький ответ.

– Ну, Шрив, – выговорил ему Джордж, – она ведь не сказала, что не собирается возвращаться. В Сент-Луисе у нас есть еще неделя в запасе. Если она не успеет к этому сроку, то наверняка вернется к выступлениям в Новом Орлеане.

– Я не возьму ее назад. К черту! С ней покончено. Кому она нужна? – Шрив встал и с мрачным видом удалился в вагон для курящих.

– Он очень болезненно это воспринимает, – зачем-то начала объяснять Ада. – Но он не сделает того, о чем говорит. Она заставила его задуматься. Это ему полезно. Все эти годы он считал ее своей собственностью. Он никогда не задумывался над тем, что она сама хотела бы сделать.

Джордж почесал в затылке.

– Он говорил так, будто собирается осуществить свою угрозу. Очень жаль. Она хорошая актриса и трудолюбивый, добросовестный человек.

– Ну, неужели ты ему поверил? Эгоистичный, жадный, самовлюбленный. Таков наш Шриви. Даже если он не любит ее до безумия, он все равно сразу же возьмет ее назад. Почему? Потому что она – одна из лучших актрис, вот почему. Он не захочет навредить самому себе.

– Но…

– «Играть «Юлия Цезаря», сказал он, – фыркнула Ада. – Сейчас это наше спасение. Там нет женских ролей. Значит, он не собирается искать ей замену. Он просто ждет, когда она вернется. Он уверен в себе. Не верит, что она может обойтись без него.

– Надеюсь, ты права.

Когда Шрив вернулся, он успел уже не только выкурить сигару. Он опустился на сиденье и надвинул на глаза шляпу. Некоторое время он притворялся спящим, Ада и Джордж терпеливо ждали. Наконец он поднял голову.

– Она никогда не найдет такого партнера, как я.

– Верно, Шриви, мой мальчик, – подтвердила Ада, обменявшись с Джорджем понимающим взглядом.

– Она, вероятно, поехала в Вайоминг, и с ней что-то случилось.

– Может быть, она даже погибла, – напрямик заявила Ада. Когда Шрив поднял на нее удивленный взгляд, она добавила: – Я, конечно, старуха, но я не дура, ты знаешь. Я видела, как приходили и уходили люди, слышала разговоры. Я не подслушивала под дверью, не подглядывала в замочную скважину, но это при мне приходил частный детектив, чтобы поговорить с ней. А в театре все только и говорили об Арчи Доуте и армейских офицерах. Я просто сложила два и два. И сумма означает, что она в опасности.

– Она не захотела меня послушать, – возразил Шрив. – Я запретил ей ехать. Но она убежала.

– Запретил ей! – Ада скрестила руки на груди. – Запретил ей. Да кто ты такой, чтобы запрещать?

Он возмутился.

– Я – ее директор. Ее режиссер. Ее партнер, наконец.

– Но ты ей не отец, не опекун, не… муж, – строго добавила Ада. – Она – свободная белая женщина и совершеннолетняя к тому же. Она может поступать как захочет.

– Но она нуждается в опеке! Она разбирается в жизни не лучше младенца. Она может погибнуть.

Ада задумчиво посмотрела на проплывавший за окном вагона сельский пейзаж.

– И мы виноваты в том, что отпустили ее одну, как мне кажется. Она никогда не делала и шагу без нас. Она не платила по счетам, потому что Джордж это делал за нее. Она никогда не купила себе ни одного платья без того, чтобы я не стояла рядом и не помогала ей выбрать нужный цвет и нужную ткань. Она даже никогда одна не переходила дорогу. Ты всегда был с ней, держал ее под руку.

Шрив безвольно уронил руки на колени. Ада взглянула на него, потом опять отвернулась к окну. В его черных глазах была откровенная боль.

– Я не помню, когда я был без нее.

– Мы всегда были единой семьей. Мы всегда заботились друг о друге, – тихо продолжала Ада. – Тринадцать лет она была частью нашей семьи. Она была нашим ребенком. Мы видели, как из гадкого утенка она превращалась в прекрасного лебедя. И она всегда делала то, о чем мы ее просили.

Шрив кивнул, вспомнив Джульетту и Офелию, Беатриче и Розалинду, Катарину и Изабеллу, и последнюю – леди Макбет. Более дюжины ролей сыграла Миранда и часто далеко не в идеальных условиях.

– И она никогда не просила ничего взамен, верно?

– Да, ты права.

Улыбнувшись, Ада наклонилась и похлопала его по руке.

– Так не кажется ли тебе, что мы должны помочь ей, когда она в нас нуждается?

Он молча посмотрел на нее, прислушиваясь к стуку колес и слыша голос Миранды «Даже если мне придется спуститься в ад, я все равно поеду в форт Галлатин». Он взглянул на Джорджа.

Старый актер кивнул.

– Я думаю, мы должны это сделать. Шрив выпрямился и улыбнулся им своей знаменитой улыбкой.

– Я не могу поверить, как красиво здесь стало, – заметил Виктор. Он стоял в середине прохода и осматривал помещение своей лавки.

– Вы слишком любезны. – Рейчел зарделась от удовольствия. – Я почти ничего не сделала.

– Вы сделали очень много.

Почти ничего не изменив, она тем не менее более удачно разложила товары, все протерла и расставила по местам. Виктор с восхищением посмотрел на девушку. Она вытерла руки об огромный фартук, который он ей дал.

– Я очень благодарна вам за то, что вы позволили мне остаться здесь до возвращения вашего отца.

– К тому времени, как он вернется, вы сделаете нашу скромную лавку похожей на универсальный магазин в Чикаго.

– Ну что вы. – Она смущение взглянула на него; гордость и удовольствие отразились в ее взгляде. Она торопливо начала укладывать рубашки в стопку. На щеке у нее опять появилась симпатичная ямочка.

Виктор почувствовал комок в горле. В прохладном помещении лавки вдруг стало необычно жарко. Он машинально протянул руку, чтобы помочь ей. Их пальцы соприкоснулись. От этого прикосновения по его руке пробежал ток.

Девушка не двинулась с места, только порывисто вздохнула. Ее губы приоткрылись.

– Рейчел, я…

Она шагнула к нему, оказавшись так близко, что их тела почти соприкоснулись.

– Виктор.

Нежность ее губ, произнесших его имя, завораживала его, манила к себе, влекла попробовать их медовый вкус.

Это было настоящее блаженство. Ее губы были мягкими, податливыми, теплыми. Не отнимая губ, Виктор привлек девушку к себе или, точнее, шагнул в ее объятия. Он не мог понять, как они оказались так близко, что Их тела прижались друг к другу, а его руки сжали ее плечи.

Рейчел нерешительно сомкнула свои руки на его талии и ощутила жар и силу его мускулистого тела. Она испуганно убрала их, но влечение было слишком велико. Магия его губ заставляла трепетать ее тело; от слабости у нее подгибались колени. Она почти повисла на нем, обхватив его руками за талию.

Его язык дотронулся до ее губ. Удивленная, она приоткрыла губы.

Вкус поцелуя был именно таким, каким он представлял себе – божественным. Сердце Виктора учащенно забилось. Он почувствовал, что у него кружится голова. Он обнял ее крепче, чтобы удержаться на ногах.

Страсть, пламенная, всепоглощающая, проснулась в них.

Ее язык прикоснулся к его языку, потом проник ему в рот. Виктор почувствовал, как она затрепетала и теснее прижалась к нему. Он ощутил, как ее груди с затвердевшими сосками прижались к его груди.

Она была сестрой его подруги детства и, по-видимому, девственницей. Индейской стороной своей натуры он понимал тот поток чувственности, который мог вызвать в молодой женщине первый поцелуй.

– Нет! – Он оторвался от ее губ и, запрокинув голову, сделал глубокий вдох.

Озадаченная, она смотрела на его бронзовую шею. Ее сердце билось так сильно, что от этого дрожало все ее тело. Рейчел почувствовала тяжесть внизу живота, и через секунду ее обдало жаркой волной. Она не представляла себе, что такое влечение и такое глубокое наслаждение возможны в ее теле. Незнакомая сила рвалась с самой глубины ее существа, а он помешал этому.

К ее разочарованию Виктор отпустил ее и отошел.

– Я не понимаю, – пробормотала она.

Он ушел в другой конец лавки и, прислонившись к прилавку, взъерошил свои светлые волосы.

– Нет, конечно, не понимаешь. Она сделала шаг к нему.

– Вот это и есть настоящий поцелуй? Он улыбнулся.

– Почти.

Она дотронулась пальцами до своих опухших губ.

– Меня так еще никто не целовал.