Дина Джеймс - Сцены страсти

Девушка упрямо покачала головой.

– Я не могу вернуться домой. Шрив предупреждающе поднял руку.

– Тогда найди кого-нибудь другого. Не превращай нас в твою вторую семью. Мы – профессионалы и у нас очень нелегкая работа. Мы – не благотворительная организация. – Прищурившись, он посмотрел на нее. – Почему ты выбрала нас?

– Я видела вас, и вы были единственным, о ком я могла подумать.

– Видела меня?

– В «Ромео и Джульетте». Это был самый чудесный спектакль, который я видела. Когда спектакль закончился и публика начала аплодировать, вы улыбнулись и подмигнули мне.

– Дорогая моя девочка, я всегда улыбаюсь и подмигиваю зрителям. Мой взгляд не был обращен на тебя лично. Это часть актерского искусства – заставить каждого человека в зрительном зале чувствовать, что я смотрю только на него. Моя улыбка предназначалась не для тебя.

Внезапно Миранда почувствовала, как ей невыносимо тяжело. Она никому не нужна.

Слезы полились у нее из глаз; она не могла сдержать их. Девушка поспешно отвернулась. Шрив вскочил.

– Не плачь, – попросил он. – Я не выношу настоящих слез.

– Я не плачу, нет. – Она вытерла глаза тыльной стороной своей грязной ладони и с наигранной улыбкой повернулась к нему. – И я не буду плакать. Я буду работать даром и починю декорацию Падуи, а за это вы будете меня кормить. Я останусь с вами только до тех пор, пока не решу, что делать дальше. Я не буду для вас обузой.

– Лучше если ты возьмешь деньги и вернешься домой.

Миранда закусила губу.

– Я не могу. Я не могу вернуться домой.

Миранда умирала от любопытства, пока Майк и Ада устанавливали на сцене сооружение, изображавшее большую кровать. Она с интересом наблюдала, как они ставили деревянные бруски, на которые была положена доска с тонким одеялом вместо матраса. Сверху все это было покрыто красным бархатом, чтобы создать впечатление достоверности.

Красные шелковые драпировки были закреплены под потолком и привязаны золотыми шнурами к опорам кровати. В головах Ада положила несколько подушек разных оттенков красного и розового цветов, а золотую – в центре. Впечатление было потрясающим. Миранда не могла себе представить, как можно спать на чем-то подобном.

Очевидно, никто из посетителей «Алмазной королевы», почти исключительно мужчин, тоже не мог представить себе этого. Когда занавес раздвинулся, раздались долгие, громкие аплодисменты, свист и дерзкие выкрики, от которых у Миранды покраснели уши.

Один мужчина, сидевший за столиком у самой сцены, схватил за руку свою даму и потащил к сцене. Женщина с волосами, сверкавшими как чистое золото, захихикала и притворно запротестовала. Публика опять оживилась и захлопала в ладоши.

Коннел О'Тул решительно загородил им дорогу и проводил назад к столику. На авансцену вышел Шрив. На нем была белоснежная рубашка и облегающие черные брюки, заправленные в высокие черные сапоги. Короткий плащ развевался за спиной.

– Дамы и господа! – Он ослепительно улыбнулся блондинке, которую ее спутник усаживал за столик. – Мы хотим представить вашему вниманию несколько песен и сцен из жизни галантных кавалеров и прекрасных дам, которых они любили.

С глубоким поклоном он отступил в глубь сцены и сделал кому-то знак. Появился Фредерик, одетый в такой же костюм. Между ними состоялся короткий разговор, потом оба удалились Шрив отошел в дальний угол, Фредерик вообще покинул сцену.

Только он ушел, как появилась Шейла Тайрон с зеркалом в руках. Она полюбовалась на свое отражение, потом не спеша, не обращая внимания на грубоватые замечания публики, поправила локон своих рыжеватых волос, упавший на плечо ее розовой атласной ночной сорочки с глубоким декольте. Поверх сорочки на ней был прозрачный пеньюар, отделанный широким кружевом сверху донизу.

Публика захлопала в ладоши, а когда Шейла поклонилась, раздались восторженные возгласы. Некоторые мужчины повставали с мест, чтобы лучше разглядеть ее.

Вдруг Шейла увидела Шрива. Гнев, тревога, а потом и страх отразились на ее лице.

– «Что хочешь ты?»[12]

Шрив презрительно посмотрел на нее.

Его слова поразили Миранду. «Убив царя, венчаться с царским братом». Но потом она забыла о них, захваченная действием, происходившим на сцене.

Шрив схватил Шейлу за руки и встряхнул. Она испуганно вскрикнула, но он не отпустил ее, а толкнул на кровать.

Она упала так, что ее пеньюар распахнулся, и под ним стал виден разрез на подоле сорочки. Обнажившиеся при этом белое колено и часть бедра создавали поразительный контраст с красным бархатом, на котором лежала Шейла.

Публика начала бесноваться.

Миранда прикрыла лицо руками, когда Шрив бросился на кровать вслед за Шейлой и спустил сорочку с ее плеча. Щеки девушки пылали от смущения, но она все же не могла удержаться, чтобы не взглянуть на эту сцену сквозь растопыренные пальцы.

Сначала Шрив гневно взирал на Шейлу, потом выражение его лица изменилось. Он повернулся к зрителям, было видно как боль и искушение борются в нем; наконец он прижался губами к обнаженному плечу Шейлы. Она отталкивала его, била по плечам, но потом сдалась. Его губы спускались все ниже по ее груди. Кружевные рукава пеньюара сползли до самого плеча, когда Шейла обвила руками шею Шрива. Ее руки гладили его волосы.

Миранда больше не закрывала лицо. Ее руки безвольно лежали на коленях. Она во все глаза, как завороженная, смотрела, как Шрив и Шейла на кровати ласкали друг друга.

Сорочка Шейлы уже задралась выше колен, а Шрив почти снял с себя рубашку, но в этот момент занавес опустился.

Публика засвистела, потом начала энергично хлопать. Перед занавесом появился Фредерик и запел песенку о мужчине, который любил одновременно несколько женщин. Хотя слова в ней были не на языке времен Шекспира, Миранда все равно многого не понимала. Однако публике все было ясно. Зрители кричали, свистели, хлопали друг друга по плечу и оглушительно хохотали.

– Нравится представление, детка? – шепотом спросила Ада у Миранды.

Девушка смутилась.

– Не знаю.

Ада с пониманием посмотрела на нее.

– Значит, не понравилось. Подольше оставайся такой же невинной, как сейчас.

– А зрителям, кажется, очень нравится.

– Ах, этим. Почему бы им не понравилось? Они уже все пьяные. Мы могли бы вообще ничего не играть, а просто позволить Шейле выйти на сцену и раздеться перед ними. Но это привело бы к беспорядкам, а нам ни к чему встречаться с полицией.

– Раздеться перед публикой?!

– Вот увидишь.

Фредерик спрыгнул со сцены в зал, и занавес раздвинулся. Кровати уже не было, а на сцене Джордж и Майк бросали друг в друга ножи и шпаги. А потом Миранде показалось, что она умирает от счастья при виде Шрива, такого красивого в черном фраке с атласными лацканами. Как он и говорил ей, его улыбка была обращена к каждой женщине в зале. Теперь, зная его приемы, Миранда смутилась своей уверенности в том, что он улыбался только ей.

Красивым баритоном он запел старинную солдатскую песню, которую она еще ребенком не раз слышала в гарнизонах. Ее охватила тоска по дому, по отцу, по горным хребтам Вайоминга. Слова песни жгли ей сердце. Миранда даже не пыталась вытереть слезы, струившиеся у нее по щекам. Потом Шрив запел любовную песенку.

Когда публика начала терять интерес к происходившему на сцене, вновь появилась Шейла. На этот раз на ней было зеленое бархатное платье, плотно облегавшее ее тонкую талию и оттенявшее ее белоснежную грудь. Они со Шривом спели дуэтом, потом она спела одна.

Когда занавес наконец опустился, Коннел О'Тул зашел за кулисы, чтобы поцеловать Шейле руку и пригласить на ужин.

– Завтра, ребята, мы пойдем и поищем другое место, – мрачно заявил Шрив, когда Шейла и капитан ушли.

– Правильно, – поддержал его Майк. Миранда перевела взгляд с одного на другого.

– Но… но зрители хлопали.

– Они хлопали Шейле за ее платье с декольте до пояса и разрезом до задницы, – грубо сказал Фредерик. – Больше они ничего не хотели ни видеть, ни слышать.

– Но дамы в зале… – начала Миранда.

– Дамы! Ха-ха! – неожиданно вмешался Джордж. Он осмотрел порез на руке, оставленный ножом Фредерика, потом встал. – Дамы! Только не эти! Боже! Что за вечер! Я отправляюсь в гостиницу.

Миранда покраснела.

– А мне понравилось.

– Тебе могло понравиться все что угодно, – мрачно заявил Шрив. – Мы халтурили. А они даже не поняли, что это была сцена из «Гамлета». Если бы они догадались, что Шейла играла мою мать, они освистали бы нас.

– Мужчина влюблен в свою… мать? – Миранда была шокирована.

– В этом-то вся и трагедия, – саркастически произнес Шрив. – Скверные вещи происходят в этом мире. Мужчина убивает своего брата, чтобы жениться на его вдове.

– Вот оно что. – Миранда взволнованно посмотрела на него. – Как раз эти ваши слова я никак не могла вспомнить. Мужчина убивает другого мужчину, чтобы жениться на его жене. Расскажите мне об этом.

– Потом, – отмахнулся он. Он посмотрел вслед своим уходящим товарищам. – Думаю, я пока останусь здесь среди посетителей, – сказал он с наигранной беспечностью. – Сыграю партию-другую.

Все актеры сразу повернулись к нему. Уже стоявший в дверях Джордж вернулся в комнату.

– Тогда отдай мне мои деньги. Если ты лишишься своей рубашки, то я не хочу лишиться моей.

Не переставая жаловаться на судьбу, Шрив неохотно разделил деньги и вышел. Джордж, Майк и Фредерик спрятали свои деньги в карманы и ушли. Осталась только Миранда. Скрестив ноги, она села в уголок и задумалась. Что он имел в виду – убить мужчину, чтобы жениться на его жене? Вдруг ей захотелось поскорее прочитать эту трагедию, и среди реквизита она наконец нашла нужную ей потрепанную книгу.