Я слушал его и свирепел. У меня мелькнуло подозрение, что это он надоумил директора насчет записки.

— Я все более убеждаюсь, — продолжал Болшоу, — что людям, которые попирают установленные порядки, не место в нашей школе.

— Да к вам-то, черт подери, это имеет какое отношение?

— Прямое. Я знаю, что принято делать, а что — нет.

— Ах, вот как? А знаете вы, что учителя, и я в том числе, проводят уроки во дворе вот уже семь лет? Раз так делают все — стало быть, это общепринято! — Болшоу фыркнул. — Это и значит, что человек соблюдает установленные порядки! А достойный он человек или скверный, добродетельный или прохвост, полезный член общества или отъявленный лентяй — это уже совсем другой вопрос!

— Послушайте, любезнейший! Я не намерен вступать с вами в пререкания о том, как понимать слово «общепринятый». Я это знаю без вас! И могу сказать вам одно: рано или поздно люди, которые не считаются с общепринятым, окажутся… — Болшоу выдержал многозначительную паузу, — …за стенами школы! — Он шумно перевел дыхание. — Если хотите знать, это мне пришла мысль спустить учителям такое предписание. Директор согласился со мной, что многим из нас не помешает засучить рукава и взяться за работу!

Я не выдержал.

— А насчет вас как? — крикнул я возмущенно.

— Моя задача — следить, чтобы люди засучили рукава и работали не покладая рук. — Он издал противный, самодовольный смешок. — Это будет им только на пользу!

— Вам это будет на пользу! Вы рветесь в блюстители порядка, но рвения по учительской части в вас что-то незаметно.

— По учительской части никто в этой школе не дает больше меня.

— Никто не дает часов меньше вас — это точно!

— Просто я умею сообщать учащимся знания быстрее других.

— Интересно, как вам их удается сообщать, сидя в учительской! Или, может быть, вы преподаете посредством телепатии?

Болшоу с достоинством отвел глаза.

— Жаль, что вы находите нужным портить со мною отношения, Ланн. Это в высшей степени неразумно.

Я струхнул. Я знал, что он говорит правду. Увы, он сказал ее слишком поздно, я уже успел навредить себе.

— Я не желал бы нарушать наше сотрудничество. Болшоу выждал, пока его слова произведут должное действие.

Мне хотелось взвыть от бешенства. Я думал, что после такой грызни я хотя бы избавлюсь от участия в его ученых изысканиях. Теперь я понял, что он воспользуется ею как средством держать меня на привязи. Я сыграл ему на руку.

Но я промолчал. Сказанного не воротишь.

Болшоу погремел мелочью в карманах и заглянул к себе в класс.

— Есть золотое правило, — вновь обратился он ко мне. — Никогда не надо ссориться с теми, кто выше тебя по положению. Рад отметить, что сам я неукоснительно придерживался этого правила. — Он помедлил. — Кроме, разумеется, тех редких случаев, когда считал разумным нарушать его.

Что мог я на это возразить?


Сразу, как кончились уроки, я поспешил в кафе, где у меня было свидание с Томом. В возбуждении я не глядел себе под ноги и шлепал прямо по лужам через мощенную булыжником рыночную площадь. Чем скорее в Америку, тем лучше, думал я.

Тома в кафе не оказалось. Я сидел, за нашим обычным столиком и высматривал его в окно. Наверно, на дворе было все еще сыро и пасмурно — не помню. В палатках, должно быть, продавали дельфиниумы и лилии. Я запомнил одно — и, как ни странно, эта подробность не изгладилась у меня из памяти по сей день: официанткам сшили новую форму. Раньше они работали в черном при белых фартуках — сегодня все были в коричневом при светлых фартучках цвета кофе с молоком. Нашей белокурой официантке очень шли новые тона.

Появился Том.

— Ты чем-то огорчен. Неужели дурные вести от мисс Иксигрек?

Я покачал головой. Том заказал чаю. Что бы ни происходило в жизни, важность этого ритуала оставалась незыблемой.

Я описал ему свое столкновение с Болшоу. Том слушал терпеливо и сочувственно. Когда я уже досказывал, официантка принесла чай. Мы прервали разговор.

Том налил чай в чашки и одну подал мне.

— Едва ли это будет иметь серьезные последствия.

— Да, но какая досада, и главное — без малейшей надобности, словно я ума лишился!

Том усмехнулся. Я ждал, что он скажет: «Ох уж эти мне интроверты», но вместо этого услышал:

— Со мной так бывает на каждом шагу. — Он посмотрел на меня с участливым вниманием. — Если бы ты, Джо, тоже выходил из себя на каждом шагу, ты бы меньше расстраивался. Ты не можешь себе представить, как часто люди теряют самообладание.

— Болшоу, заметь, его не потерял.

— Конечно. Его устраивало, что ты бесишься. Неужели ты не видишь, какой между вами накал страстей? Вы с ним не фишки в запутанной головоломке. Вы люди. Очень может быть, что Болшоу в эту минуту вовсе не исходит злостью, а, наоборот, мысленно потирает руки от удовольствия. Том подозвал официантку. — Будьте добры, еще одну меренгу.

Признаюсь, я утешился, внимая этим откровениям. Мой друг до тонкостей перенял у Роберта манеру вести разговор.

— Вот увидишь, воздух после этого очистится, — услышал я вслед за тем. Ни дать ни взять Роберт, только Роберт никогда не сморозил бы подобную чушь.

— Очистится! — вскричал я. — Не очистилось бы мое место в школе!

Том пожал плечами.

Мы помолчали.

— Теперь, видно, для меня, чем скорей в Америку, тем лучше, — сказал я.

— Определенно.

Что-то в его голосе заставило меня взглянуть на него — Том отвечал мне явно уклончивым взглядом.

— Я тут, знаешь, тоже обдумывал свои планы.

— И что же? — Еще бы ему не обдумывать!

Том напустил на себя неимоверную важность.

— Возможно, я повременю с отъездом. — Он положил на стол ладони. — Недельки две, не больше.

Я тотчас насторожился.

— Почему?

— Не успеваю, зашился на работе.

Я не поверил. «Стив или Миртл?» — спрашивал я себя. Но только я собрался задать ему наводящий вопрос, как наше уединение прервали. Рядом возникло некое движение, я вскинул глаза и увидел Фрэнка.

Что за новости! Я не звал его сюда. Да, иной раз мы приглашали его посидеть с нами в пивной за кружкой пива, но появляться вот так, непрошено, ни ему, ни другим школьникам не полагалось. У Тома на лице было тоже написано удивление.

— Я так и думал, что застану вас здесь. — Фрэнк явно изнывал от неловкости. Он обычно вел себя безукоризненно.

— Присаживайся, — сказал Том.

Фрэнк подвинул к нашему столику третий стул. Он сел и нервно поправил и без того идеально повязанный галстук.

— Я знаю, что помешал вам, — сказал он Тому, — но я не мог не прийти. — Он смущенно обратил длинноватый нос в мою сторону. — Надеюсь, Джо не осудит меня за бесцеремонность. — Я качнул головой. — Я насчет Тревора. — Он беспокойно оглянулся. — Вы, вероятно, знаете — у него роман с одной девушкой. Ну и, это самое… в общем, она влипла.

Я ахнул.

Том сказал:

— Значит, он должен на ней жениться.

Подошла официантка, спросила, не желает ли чего-нибудь Фрэнк.

— Принесите еще чаю, — властно распорядился Том.

Я молчал. Я рисовал себе, как разразится скандал — и мы погибли.

— М-да, теперь ему не миновать жениться, — повторил Том.

— Это исключено, — сказал Фрэнк.

— Вздор. Сколько ему лет?

— Девятнадцать.

— Тогда почему он не может на ней жениться?

— Потому что она за него не пойдет, — очень серьезно сказал Фрэнк.

— Тьфу, нечистая сила! Хотя, честно говоря, я ее не осуждаю.

— Да, но не в этом дело.

— А почему она не хочет за него замуж? — спросил Том.

— Она собирается стать скульптором. — По-видимому, обе стороны считали, что скульптура и брак — вещи несовместимые.

Том хохотнул.

— Похоже, для начала она изваяла самое себя.

— Это что — та великанша, с которой мы его видели вчера? — спросил я.

— Точно, — сказал Фрэнк. — Корова такая.

— По крайней мере доказал, что он мужчина. — Том сверкнул зубами. — Решил, наверно, что, чем крупнее женщина, тем убедительней.

Фрэнк невесело улыбнулся.

— Бедненький Трев.

Том бросил на него понимающий взгляд.

Внезапно Фрэнк согнал с лица улыбку.

— Так что же все-таки делать, Том?

— А Тревор что делает?

— Ничего. Боится до смерти. Он и так не в ладах с родителями. После истории с машиной его чуть не выгнали из дома. А уж если услышат про такое…

— А это точно? — спросил я. Кому, как не мне, подобало задать такой вопрос?

Фрэнк оглянулся на меня.

— Совершенно точно. Она на третьем месяце.

— Ах он, обормот! — вспылил Том.

— Ну-ну, — сказал я. — Не кипятись понапрасну.

— Здоровое негодование, Джо. Не могу с собой совладать.

Официантка принесла нам чайник свежего чая и чашку для Фрэнка. Разливал Том.

Фрэнк сказал:

— Вы простите, Джо, что я пришел с этим к вам. Мы всех перебрали — больше не к кому.

— Ладно, чего уж там.

Том сказал:

— Надо что-то придумать. — Он помолчал. — Во-первых, давайте внесем в эту картину полную ясность. — Он опять помолчал. — Они должны пожениться.

— Невозможно, — сказал Фрэнк.

— Ну, если она за него не хочет, тогда пускай рожает так.

— Позору не оберешься. Для Трева закроются все пути.

Том поджал губы.

— Значит, остается только один выход.

— Трев говорит, она согласна…

Я резким движением отодвинулся от столика вместе со стулом.

— Послушайте, меня в это дело нельзя вмешивать никоим образом!