— Но зачем? — воскликнул Нико. — Чего ради?

Я поднял глаза и сурово взглянул на него, словно говоря: «Затем, что теперь командую парадом я».

— Я позвоню в клинику и запишу вас на процедуру. Есть какие-нибудь пожелания в плане времени?

— Нет, мы в вашем полном распоряжении. — Он опять вспомнил о вежливости.

— Спасибо. Еще раз хочу напомнить, что опухоль разрослась до опасных размеров. Даже для генной терапии.

— Но вы ведь сделаете попытку? — перебил Нико.

Я выдержал небольшую паузу, чтобы он видел, что я в должной мере взвесил свой ответ.

— Да, если анализ крови не выявит каких-нибудь принципиальных противопоказаний. Но я не хотел бы, чтобы кто-либо из нас питал ложные иллюзии.

Я опять помолчал, потом более мягко добавил:

— Вам это понятно?

Нико сказал:

— Да, доктор. Но если предположить, что… что противопоказаний не будет, как скоро вы могли бы начать?

— Я сейчас попрошу свою медсестру взять кровь на анализ, чтобы мы могли сразу исключить некоторые моменты. Это означает, что при благоприятном раскладе мы сможем начать, как только будут результаты анализов.

Я бы также настоятельно советовал вам никуда не выезжать из Нью-Йорка. При васкулярной глиоме всегда есть опасность кровоизлияния. И чем меньше передвижений, тем лучше.

— Это не вопрос, — согласился он. — У нас здесь квартира и сиделка, так что жене будет обеспечен надлежащий уход. Что до меня, то через несколько часов я должен лететь в Италию, но самое позднее послезавтра я опять буду здесь. И кроме того, меня всегда можно найти по телефону.

— Отлично, — сказал я. И мысленно подивился, какой же он самонадеянный, что оставляет меня наедине с Сильвией.

Они ушли. Я остался сидеть за столом, обхватив руками голову и кляня себя за то, что согласился их принять.

У меня было искушение отменить прием на всю оставшуюся часть дня. Но я не хотел оставаться наедине со своими мыслями. И на ближайшие несколько часов забылся за чужими проблемами.

В три часа зазвонил телефон. Это была Эви.

— Ну как? — спросила она.

— Нормально. Она очень тяжело больна.

— Мне жаль. Но ты-то как?

— Мне тоже ее очень жаль, — ответил я. Что отчасти было правдой.

— Чувствую, нам есть о чем поговорить. Давай сегодня поужинаем в ресторане?

— Хорошая мысль. Только в половине пятого у меня семинар.

— Ну и отлично. У Дебби сегодня балетная школа, у Лили — скрипка. Пока я их заберу да накормлю, глядишь, уже и восемь. А к этому времени и ты освободишься.

— Наверняка. Если только Циммерман по обыкновению не пустится в свои разглагольствования. Освобожусь — позвоню.

Она рассмеялась.

— Пока.

Я повесил трубку и попытался с головой уйти в работу — попробовал набросать тезисы к лекции, затем стал диктовать на диктофон какой-то отчет. Поскольку я велел меня не беспокоить, то не обращал внимания на звонки. Но минут через пятнадцать «секретарша все же связалась со мной по селектору.

— Мэт, я знаю, вы просили вас не отрывать, но миссис Ринальди настоятельно хочет с вами переговорить.

— Хорошо, соедините.

— Алло! Я не помешала?

— Все в порядке, Сильвия. Что случилось?

— Мы можем с тобой увидеться? Ты мог бы ко мне приехать?

Я хотел было сослаться на занятость, но она меня перебила:

— Мне правда очень нужно с тобой поговорить. — В ее голосе была мольба.

Я бросил взгляд на часы. Если попросить Морти Шульмана подменить меня на семинаре, то у меня появится два часа времени и я успею на ужин с Эви. Я сказал, что могу подъехать к пяти. Сильвия согласилась.

Был необычно теплый для января вечер. Мне нужно было привести в порядок свои мысли и глотнуть свежего воздуха, и я пошел пешком. Она жила в пентхаузе на углу Пятой авеню и Шестьдесят восьмой улицы. Всю дорогу я гадал, что она мне скажет.

И смогу ли я потом пересказать это Эви.

Дверь открыла горничная-итальянка в черной с белым униформе. Она взяла у меня плащ и проводила на просторную террасу с видом на Центральный парк. Сильвия, тепло одетая, полулежала в шезлонге. Ноги ее были укутаны пледом.

Она представила меня своей сиделке Карле, которая находилась подле. Женщина почтительно встала. Я сообщил, что анализ крови благоприятный и что сканирование назначено на завтра, на десять утра. После этого сиделка благоразумно удалилась.

Я посмотрел на Сильвию и спросил:

— Зачем ты звонила?

— Нико уехал, и мне вдруг стало страшно.

— Чего ты боишься?

— Умереть. — В голосе и впрямь слышался страх.

— Ну, что ты, Сильвия, я же обещал, что сделаю все возможное.

Она подняла на меня глаза.

— Я знаю. И сейчас, когда ты здесь, мне уже лучше… Мэтью.

И взгляд, и в особенности то, как она произнесла мое имя, говорили, что я не ошибался. Когда-то, пусть и очень давно, я был для нее самым дорогим человеком.

— Ты можешь ненадолго остаться?

Я сел рядом.

— Мне жаль, что это происходит по столь печальному поводу, — тихо сказала она. — Но я действительно очень рада тебя снова видеть.

Я не ответил. Я чувствовал, что этот разговор заведет нас за пределы дозволенного между врачом и пациентом. Но она не унималась. Была настроена иначе.

— Ты помнишь, как кончается твоя любимая опера Глюка? Когда Орфей теряет свою возлюбленную и поет эту щемящую душу арию — «Как мне жить без Эвридики?». Точно такое у меня было чувство, когда я потеряла тебя.

Это сравнение идеально передавало и мое состояние после нашей разлуки. Но куда она клонит?

— Мэтью, мне так много надо тебе сказать!

По правде говоря, я сгорал от желания знать, что тогда в действительности произошло. И если я сейчас ее об этом не спрошу, я до самой могилы буду мучиться вопросом, как она могла меня оставить, ведь она меня так любила!

— Послушай, я хочу, чтобы ты это знал, — с жаром произнесла она.

Я ждал.

— Ты единственный мужчина, которого я любила.

Я тысячу раз мысленно представлял себе эту сцену, но на самом деле до последней секунды не верил, что услышу от нее эти слова. Она застала меня врасплох, и я на мгновение потерял голову. Теперь я должен знать.

— Тогда почему, Сильвия? Почему ты вышла за него?

Она отвела глаза.

— Это очень трудно объяснить. Ты никогда не поймешь.

Я видел, что она очень расстроена, поэтому тщательно подбирал слова.

— Сильвия, что произошло после того, как меня ранило?

На ее лицо легла тень страдания. Казалось, одно это воспоминание причиняет ей боль. Сильвия была готова расплакаться.

— Мэт, это было что-то ужасное. Как я везла тебя назад, в госпиталь, — лучше и не вспоминать. Это самый страшный кошмар в моей жизни. Я была уверена, что ты умираешь. И все из-за меня! Если бы я только завела мотор сразу, как ты сказал! Я никогда не переставала винить себя в том, что с тобой случилось. Единственное, что я запомнила из всей поездки, — как ты лежишь рядом без сознания, а я ничем не могу тебе помочь, кроме как остановить кровотечение. Следующее, что я помню, — это как Франсуа с Жилем выносят тебя из джипа. Едва я передала тебя с рук на руки, как небо разверзлось у меня над головой. Я просто распалась на куски.

Она закрыла лицо руками и тихонько заплакала.

Я был тронут ее рассказом. До этого момента я и не задумывался, каким кошмаром для нее обернулась та дорога назад.

— Думаю, дальше я знаю, можешь не говорить, — негромко сказал я.

Она высушила слезы и посмотрела мне в лицо.

— У Франсуа не было хирурга, который мог бы прооперировать меня на месте. И вам пришлось отправлять меня в Европу. Единственный способ, как это сделать, был с помощью вертолетов Нико с нефтяной платформы в Красном море. И ты ему позвонила, так?

— Да.

— А ценой моего спасения стало…

Она виновато кивнула.

— Но это же шантаж! Господи, ну почему ты мне ничего не сказала?

— Мэтью, как ты не понимаешь? Я не могла. Я чувствовала себя перед ним в долгу. Особенно после того, как тебя действительно вытащили с того света.

Я смотрел на нее, не в силах поверить, что то, что я всегда подозревал в душе, оказалось правдой. Значит, она меня все-таки любила.

Сильвия так распереживалась, что мне захотелось обнять ее и утешить.

В тот момент я простил ей все.

21

Мы сидели вдвоем и молча смотрели на закат.

Мне становилось не по себе и все больше тянуло уйти.

Сильвия вздохнула.

— Мэт, теперь все будет по-другому. Не так страшно. Даже если я умру, по крайней мере, мы с тобой успели еще раз повидаться.

— Сильвия, ты не умрешь, — солгал я. — Я не дам тебе умереть, я тебе это уже говорил.

Она посмотрела на меня.

— Знаешь, почему-то, когда ты это говоришь, я тебе верю. Кроме этого мальчика, Липтона, скольких ты еще больных вылечил?

Ага, выходит, она все же следила за моей карьерой.

— Завтра принесу тебе «Нью ингланд джорнел» с моей последней статьей.

— Нет, я хочу, чтобы ты мне о них сам рассказал.

— Джош на будущий год заканчивает среднюю школу. Кэти только что родила второго ребенка. Донна Коэн и Пол Донован живут абсолютно нормальной жизнью, а Свен Ларссон только что вывел свою команду по боулингу в четвертьфинал чемпионата.

— И это все?

— Нет. Мою методику применяют врачи в Денвере и Сан-Диего. Сильвия, но ты же сама врач. Ты должна понимать, что стопроцентного успеха не бывает!

Мне не хотелось, чтобы она продолжала свои расспросы. Она и не стала.

Я непроизвольно взглянул на часы.

— Что, уже пора? — с тоской спросила она. — Неужели даже не выпьешь?

— Прости, но у меня назначена встреча.

Я вспомнил, что обещал Эви позвонить после восьми.

— А ты не можешь задержаться на несколько минуточек?