– Это ему, Филиппу Квиннеллу, Реза Балбенкян грозился переломать ноги, – сказала она.

На этот раз Жюль повернулся к нему, явно заинтересованный. Внезапно его суровое лицо расплылось в улыбке, угрюмое выражение исчезло.

– Так это вы написали «Смену»? То-то я подумал, что ваше имя мне знакомо, – сказал он. – Кто это вам такие подробности порассказал?

Филипп улыбнулся, но не ответил.

– Вы все чертовски точно написали, это я вам говорю. И вам не мешало бы знать, что ваше имя стоит первым в списке врагов Резы, – продолжал Жюль.

– Да, я знаю.

– Хотя это все разговоры. Реза Балбенкян не обидит и мухи. Если муха не укусит.

Филипп не был в этом уверен, но ответил: – Я уверен.

– Убийство обходится слишком дорого, но еще дороже переломать кому-то руки и ноги, потому что пострадавший может опознать вас, – сказал Жюль.

– Какой интересной информацией ты обладаешь, Жюль, – сказала Паулина.

– Реза, как вы знаете, – продолжал Жюль, обращаясь к Филиппу, – оказался единственным, кто не попал в тюрьму.

– Да, я знаю, – ответил Филипп. – Он не попал в тюрьму, потому что дал показания против бывших его партнеров.

Жюль посмотрел на Филиппа.

– Поторопитесь довести до ушей Резы, что вы были здесь на обеде, – сказал он, фыркнув от удовольствия при этой мысли.

– Его это разозлит?

– Если даже разозлит, то он не скажет ни слова.

На минуту воцарилось молчание. Затем Паулина сказала:

– Если вы поменяете гостиницу или снимете квартиру, Филипп, то сообщите об этом мисс Мейпл.

– Мисс Мейпл?

– Вы встретили ее, когда пришли сюда, у книги для гостей. Она – секретарь Жюля. Мне бы хотелось, чтобы она была в курсе, как связаться с вами.

Филипп понял, что выдержал проверку. Его собираются приглашать и в дальнейшем.

– Паулина, – сказал Жюль, кивнув головой в сторону комнаты, где звучала музыка, как бы напоминая о возвращении к гостям. Она взяла его под руку.

– Попроси оркестр не играть так громко, Жюль. Гости не слышат друг друга. Помнишь, что случилось на вечере у Роуз? Музыка была такой громкой, что все разошлись к одиннадцати часам, даже не отведав торта, приготовленного для дня рождения.

– Все потому, что Роуз нагрузилась и забыла приказать вынести торт, – сказал Жюль.

– О, дорогой, ты не должен так говорить, – сказала, хихикнув, Паулина. – Бедняжка Роуз, она умрет, ели узнает, что ты о ней так говоришь.

– Не позволяй ей возвращаться домой одной на машине, – сказал Жюль. – В таком состоянии она вообще не может управлять машиной.

– Я уже сказала Блонделл, чтобы она приготовила для нее комнату для гостей, – сказала Паулина.

Жюль погладил ей руку в знак одобрения.

– Кто-то поцеловал тебя, – сказала Паулина. Она вынула из нагрудного кармашка его пиджака платок, послюнявила и вытерла помаду с его щеки.

– Роуз, – сказал он с гримасой.

Паулина рассмеялась и положила платок обратно. Жюль тоже рассмеялся, и они направились к гостям. Филипп наблюдал за ними. Как бы изыскано ни было их существование, подумал Филипп, но они женаты, они супруги, преданные друг другу, связанные узами многолетнего брака. Такого супружества Филипп желал и себе.

* * *

Когда Филипп вернулся к своему столу, Камиллы Ибери на месте не было. Он посмотрел на танцующих и увидел ее, кружащуюся в паре с высоким, смуглым мужчиной, очень загорелым, отличным танцором. Филиппу пришло в голову сравнение: танцует, как инструктор по танцам. Мужчина двигался слишком элегантно, слишком гладко, его левое плечо картинно и ловко поднималось, когда он вел Камиллу среди танцующих. Камилла беспечно смеялась, и Филипп, к собственному удивлению, почувствовал приступ ревности, хотя их знакомство с Камиллой было мимолетным.

Рядом с ним Роуз Кливеден, совершенно пьяная, размахивала руками, пытаясь дирижировать оркестром, в то время как красное вино из опрокинутого бокала капало на ее голубое атласное платье. Филипп прикинул, что Роуз лет пятьдесят, хотя она выглядела старше в пьяном состоянии, и, вероятно, была "хороша в двадцать, тридцать и даже сорок лет.

Как бы почувствовав, что он думает о ней, Роуз сказала:

– Тусклый свет вагона все еще подходит мне. Филипп от смущения рассмеялся.

– Ну же, чертово пятно, исчезай, – проговорила Роуз, окуная пальцы в бокал с водой и затем энергично стирая пятно с платья.

– Что вы пролили? – спросил Филипп.

– Красное вино, – ответила Роуз.

– Пролили такое прекрасное вино, – сказал Филипп. – С аукциона Брешани. «Шато-Марго». Квинтэссенцию «Бордо» восемьдесят пятого года.

– Клизму из него делать, вот оно что, – сказала Роуз. В уголке ее рта висела сигарета. Она взяла ее и потушила в остатках сахара на дне серебряной чашки, перепутав ее с пепельницей.

– Роуз, посмотрите, что вы наделали! – закричала дама, сидевшая по другую сторону стола. В этой компании Роуз хорошо знали и находили выходки Роуз, когда она напьется, очень смешными.

Роуз, не обращая внимания, продолжала говорить:

– Платье стоит уйму денег, первый раз надела, купила для приема у Паулины.

Она отколола и опять кое-как приколола бриллиантовую брошь над левой грудью. Она носила старинные украшения с большими камнями и оправой, которые никак не сочетались с новой модой.

– Боже, почему я должна следовать моде? – обычно отвечала она, выражая непонимание по поводу замечаний о ее украшениях. И затем объясняла, что украшения достались ей от бабушки или матери, от тети Минни Маккомбер или тетушки Милдред Уеймаут, а потому она дорожит ими.

– Кто такой Киппи? – неожиданно спросил Филипп.

– Трудный ребенок. Проблемы клептомании. Все магазины в Вествуде и в Беверли-Хиллз были настороже.

– Я не знал, что у них есть сын.

– Не у них, а у Паулины. Чертовски красив. От ее первого брака с этим дураком Джонни Петуортом.

– Никогда не слышал о Джоне Петуорте.

– Они зовут его Джонни. Они упрятали Киппи где-то во Франции, лечиться от наркомании, так я думаю. Он обрюхатил дочь Мэдж Уайт, когда им было только по четырнадцать лет. О, какую суматоху тогда устроили!

– Он здесь, – сказал Филипп.

– На вечере?

– Нет, в Лос-Анджелесе.

– Киппи здесь? – Роуз казалась очень удивленной.

В этот момент Паулина проходила мимо столика, где сидели Роуз и Филипп, в компании Фей Конверс и бывшей первой леди.

– Паулина! – позвала ее Роуз.

– О, пожалуйста, – быстро проговорил Филипп, не желая, чтобы Паулина подумала, что они обсуждали ее.

– Я хочу спросить Паулину о Киппи, – сказала Роуз. Она поднялась, чтобы пойти за Паулиной.

– Не хотите ли потанцевать, миссис Кливеден? – спросил он, вскакивая и подавая ей руку.

– Не могу, хотя лучшей партнерши, чем я, вы не встречали.

– Тогда почему же не можете танцевать?

– Сломала палец на ноге. Давайте лучше посидим и поговорим, а то Камилла весь вечер вас монополизировала. Этот сукин сын Гектор отделался от меня, вы слышали? Поменял карточки мест.

– Да, да, вы говорили мне, – сказал Филипп, которому не хотелось еще раз выслушивать эту историю.

– Он взбесился оттого, что оркестр так громко играл на вечере, который я устроила в честь его дня рождения. Все разошлись по домам еще до того, как вынесли праздничный торт, и никто не спел ему «Счастливого дня рождения». А он любит быть в центре внимания. Вот почему он со мной не разговаривает, – рассказывала Роуз.

– Я думаю, что это не главная проблема в жизни, – сказал Филипп.

Роуз с удивлением и очень внимательно посмотрела на Филиппа.

– Не подадите ли вы мне ту бутылку красного вина? Если ждать, когда официант нальет тебе, то придется сидеть без выпивки целый час. А теперь, поскольку мои проблемы вы считаете неважными, о чем бы вы хотели поговорить?

Оглянувшись, она заметила, что Паулина возвращается.

– О, Паулина, – позвала она.

– Миссис Кливеден, расскажите мне, что из себя представлял этот волокита Джек Кеннеди? – спросил Филипп, стараясь отвлечь ее от разговора с Паулиной.

– О, изумительный, просто изумительный, – сказала Роуз. Она наклонилась к нему, сосредоточив все внимание на Филиппе. – Он был такой красивый. И такой внимательный. И очень страстный. Пока не получит свое. После этого к нему лучше не прикасайся, терпеть этого не мог, никаких нежных чувств, и это в тот момент, когда его партнерша больше всего нуждается в них, когда все кончается, физическое влечение я имею в виду. Я положила руку ему на спину, когда он надевал ботинки, а он как отпрянет от меня. Все потому, что это для ирландских католиков – грех. Они все испытывают его, все эти ирландцы.

И тут вдруг она посмотрела на Филиппа и схватила его карточку.

– Кто вы? Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?

– Ну вот, доставил тебя прямо к столу, – сказал черноволосый мужчина, подавая стул Камилле Ибери. – Никогда мне не нравились фиолетовые цветы, но посмотри, как Паулина замечательно аранжировала их, смешав с розовыми. Замечательно.

– Ты – дерьмо, Гектор Парадизо, – заносчиво произнесла Роуз.

Гектор сделал вид, что не замечает Роуз.

– Гектор, это – Филипп Квиннелл, я тебе о нем рассказывала. Гектор Парадизо, познакомьтесь.

– Рад познакомиться, – сказал Гектор. – О, посмотри, Паулина вернулась. Я обещал ей этот танец.

И он исчез.

– Мне кажется, вы хотели потанцевать со мной, – сказала Камилла, взяв Филиппа за руку. – Вы не возражаете, Роуз, если я одолжу у вас мистера Квиннелла?

Она чуть ли не силой заставила его встать со стула и повела в круг танцующих.

– Думаю, Роуз начнет вот-вот тошнить, так что давайте держаться пока подальше, тем более что помочь ей ничем не можем.

– Как я понял, латино, который кружил вас, и есть тот подтасовщик карточек Гектор Парадизо? – спросил Филипп, когда они начали танцевать.