Он остается лишь в боксерах-брифах, хлопок темно-бордового цвета обнимает его тугой зад, выпирает там, где его мужественность натягивает хлопок. Там, где его кончик касается ткани, появилась точка влаги. Я провожу пальцами по серой резинке, постепенно спуская ее вниз по его бедрами в такт музыке, покачивая своими бедрами, потираясь о него своей ложбинкой, наклоняясь, чтобы украсть быстрый поцелуй, и тогда я теряю терпение и стягиваю с него нижнее белье, и он выходит из боксеров, откидывая их в сторону.

И теперь мы оба обнажены, в гараже, танцуем, наши тела отражаются в зеркальной отделке его «бугатти», его темная кожа сочетается с моей. Песня сменилась, другое вступление, быстрая песня. Мы продолжаем покачиваться, танцуя, наши тела сближаются. Моя грудь трется о его, и он опускается на колени, чтобы взять в рот сосок. Я задыхаюсь, и он сосет, пока мои колени не сгибаются, а затем он снова выпрямляется, танцуя со мной, грудью к груди. Его рука крадется между нашими телами, и я развожу ноги в стороны, чтобы позволить ему войти. К концу песни моя щека прижимается к его, и я задыхаюсь, пока мы вместе покачиваемся, теряя ритм, когда я распадаюсь на части под его прикосновением.

Доусон поворачивает меня в своих руках, когда я кончаю. Он по-прежнему движется в такт музыке и все, что я могу делать, это позволить ему держать меня, пока ударные волны проходят сквозь меня. Он наклоняет меня вперед на капот автомобиля, его эрекция твердая рядом с моим задом. Я ожидаю его внутри себя, но все еще не уверена, каков его план.

— Я хотел сделать это с первого дня, как встретил тебя, — рычит он мне в ухо.

— Сделать что?

— Заняться с тобой любовью на капоте этой машины. — Мое тело прижато к холодной поверхности капота. — Открой глаза, — командует он. — Смотри на нас. Наблюдай за нами.

Вблизи, наши отражения не искажаются. От моего дыхание запотевает зеркальная поверхность, где моя щека прижимается к металлу, но я вижу его позади себя, мускулистая масса, плоский живот, массивные плечи и толстые руки, и у меня захватывает дыхание, как это всегда бывает, от того, насколько он совершенен. Я вижу себя, свое лицо, мои щеки покраснели, волосы выпали из поднятой вверх прически Луизы, моего стилиста, которые она укладывала. Густые пряди обрамляли мои щеки и рот. Мои глаза широко раскрыты, шея выгнута, когда я смотрю на нас, и отражение моей груди сливается с моей плотью, пока я согнута над капотом.

Его руки на моих плечах, а глаза встречаются с моими в отражении. Он ласкает мою спину, позвоночник, плечи, ребра, бедра. Укрепляет хватку на моих бедрах и сильно тянет меня к себе, и я не могу ничего поделать, вдавливаюсь в него, нуждаюсь в нем внутри меня. Мне это нужно. Я такая же ненасытная, как и он. Хотя я никогда не брала на себя инициативу, пока мы не находимся вместе в данный момент. Когда я чувствую, что он близок к оргазму, вот когда я перенимаю руководство и привожу его к кульминации. В противном случае, я позволяю ему брать меня, как хочется ему, позволяю решать ему, как он хочет меня. Я люблю загадку, потому что он всегда изобретательный и творческий, и всегда думает сначала о моем удовольствии, чем о своем. Он никогда не кончает раньше меня, если я не использую на нем свой рот. Так что теперь я по-прежнему не двигаюсь, и жду. Но мне это нужно, так сильно, и это маленькое виляние моих бедер - это мой способ сказать ему поторопиться.

Он отпускает мои бедра и берет внушительное полушарие моей задницы в обе руки, и затем его палец, средний палец правой руки, скользит в расщелину и находит мой задний вход. Я покрываюсь мурашками, задыхаюсь и хочу этого, правда, но не уверена, что готова.

Его палец скользит по мне, там, и я вздрагиваю.

— Я хочу тебя здесь.

— Сейчас? — мой вопрос выходит удушливым звуком.

— Нет, малыш. Еще нет. Ты не готова. — Даже если он говорит это, его палец давит, немного, мягкое применение давления.

— Не готова?

— Нет, — он хихикает, но затем быстро успокаивается, и его глаза сужаются. — Ты звучишь... почти разочарованно. Ты хочешь этого?

Еще немного давления, и я стараюсь не дернуться в сторону, но давление такое мягкое и неустанное, и теперь там появилось небольшое вторжение, и я стала задыхаться.

— Я...о...Боже...я любопытная.

— Ты полюбишь это. Я знаю, так и будет. Ты такая идеальная, такая чувственная. Такая отзывчивая.

— Я громкая. — Даже чересчур, и эти два слова все, что я смогла выдавить. Не могу поверить, что позволяю ему делать это, но потом, да, могу, потому что люблю все, что связанно с ним, и я верю ему. И это ощущается так хорошо.

— Я люблю это в тебе. Я люблю то, что могу заставить тебя кричать. Это игра, в которую я играю сам с собой. Чтобы увидеть, как громко могу заставить тебя кричать. Когда я трахну тебя в задницу, я должен сделать это подальше от людей, потому что, малыш, ты будешь кричать.

Я стону, когда вторжение становится присутствием, и мои бедра отодвигаются, немного, по собственному желанию. Мои глаза закрыты, и я чувствую, другой рукой он нашел мою щель и клитор, и я не в состоянии остановить небольшой крик экстаза, когда он снова подводит меня к кульминации. Мое терпение вышло. Я приподнимаюсь на носочках и трусь своими складочками о его твердость, молча умоляя его.

Медленно и мягко он убирает палец.

— Ты готова, малыш? Его голос, словно шелк, скользит по мне, его рот у мое ушка, его грудь прижата к моей спине.

— Да...— выдыхаю я. — Сейчас.

— Это приказ? — его голос изумленный.

Я киваю, моя щека прижата к холодной поверхности «бугатти». Я делаю голос тверже и вкладываю всю команду в произнесение, насколько могу, вытягивая шею, чтобы встретить через плечо его горячий, ореховый взгляд.

— Сейчас, Доусон.

Он буквально рычит, и его зрачки расширяются. Его мужественность дергается и утолщается.

— Б**дь, это горячо. Ты должна приказывать мне чаще.

Я буду, но он держит свою эрекцию в руке и дразнит ею мой клитор. Костяшки его пальцев трутся о внутреннюю часть моих бедер, пока он двигается, и я напрягаюсь для неподвижности, ожидая, что он скользнет в мои складочки.

Он так и делает, но это леденяще м-м-м-е-е-е-д-д-л-л-л-е-е-е-е-н-н-н-о-о-о-о, и ох - постепенное слияние тел.

— Не могу дождаться, чтобы назвать тебя своей женой, — бормочет он, склоняясь надо мной, чтобы шептать на ушко.

Я стону, от его слов и от того, что он вошел в меня.

— Я тоже. Но... ты уже мой муж — мы просто еще не произнесли слова.

Он полностью скользит в меня, бедра рядом с изгибом моей задницы.

— Правда.

Это все, что он говорит, потому что в это мгновение слова не имеют значения. Он выходит, и скользит обратно внутрь. Мой стон - тихое дыхание рядом с капотом. И тогда он берет мои бедра в свои большие руки и притягивает их, поднимая меня. Я толкаюсь вверх на руках и на носочках, позвоночник выгибается, полностью приподнимаясь. Он толкается глубоко, и я молча кричу, рот широко открыт.

— Наблюдай за нами, малыш.

Я открываю глаза и смотрю вниз на наше отражение. Грудь висит низко, качаясь от нашего быстрого ритма, и его очертание позади меня, загорелый и огромный, вся моя кожа раскраснелась, затем я передвигаю свой взгляд вниз, и меня гипнотизирует вид нашего соединения. Я могу видеть все в отражении капота, его твердая длина выскальзывает наружу, мои складки напрягаются и растягиваются, чтобы принять его полностью, затем он двигается, и я наблюдаю, как он входит в меня, и моя кровь дико вскипает, адреналиновая похоть течет через меня, от нашего эротического вида, движущихся вместе тел. Я сжимаю его мускулами своей вагины, и он стонет, а мои стенки сжимаются вокруг его эрекции; я чувствую, что он набухает и увеличивается, и я знаю, он близко, знаю, скоро моя очередь.

Он теряет свой ритм, его движения становятся непредсказуемыми. Он держит мое бедро одной рукой, и грубо дергает меня к себе. Мне нравится грубость. Я люблю это. Это чувственная вещь, обратно-интуитивная. Грубость его пыла, именно тогда я больше всего люблю секс с ним, когда он теряет контроль. Другая его рука держит одну раскачивающуюся грудь и сжимает, мнет, удерживает, дразнит пальцами сосок и зажимает его, и он теряется в этом — его глаза закрываются и пот бисерится на лбу, а он двигается быстрее и быстрее.

Сейчас. Сейчас моя очередь.

Я приподнимаюсь на пальчиках, сжимаю своими стенками, и врезаюсь в него. Он стонет, и я делаю так снова. Я начинаю двигаться под ним, в его толчках. Раньше я двигалась с ним, подстраивалась под него, теперь я встречаю его толчки самостоятельно, сильнее и сильнее.

— Трогай себя, — приказывает он, затаив дыхание.

Он наблюдает. Я упираюсь головой в предплечье на капоте «бугатти», поднятая на носочки. Обе его руки двигаются к моим бедрам, и он поднимает меня, так что я вообще не касаюсь пола ногами, голова и грудь на капоте, и он вбивается в меня, когда я скольжу пальцами к моей гладкой плоти.

Я начинаю кончать, и он двигается жестче, растягивая меня своими толчками, и я кричу, вою, бесконтрольно, и затем чувствую, что он начал дрожать, и я возвращаю свое дыхание, помня что он сказал мне насчет того, чтобы я командовала им.

— Говори мое имя, когда кончаешь, — сказала я ему. Также я знаю, ему нравится, когда я ругаюсь, что я делаю не часто, так что сейчас я даю ему и это. — Выкрикивай мое имя, когда трахаешь меня.

Он ревет, рев грубой чувственности, и глубоко толкается в меня.

— Грей ! О ... Боже ... Грей, любимая. — Затем он кончает, ни ритма, ни структуры, просто движение и отчаяние. — Я люблю тебя, еб*ть, я так сильно тебя люблю.