Почти.

Его губы касаются моего уха, и я вздрагиваю, шокированная нежностью и интимностью этого мгновения.

Но я не могу позволить себе думать, что это что-то означает. Сообщение от Эшли М. напомнило мне о важном факте: Доусон Келлор и я — из совершенно разных миров. Меня засосало и загипнотизировало энергией, очарованием и грубой мужественной красотой Доусона. Но я ведь не одна такая, не так ли? Он заплатил миллионы долларов, чтобы жить таким образом. Он выступает на экране и исполняет оскароносные роли из-за этой способности, этой врожденной соблазнительности. Это заложено в нем, это часть него. Он соблазняет без малейших усилий. В нем будто случайным образом заложена паранормальная сила. Его ртутный взгляд притягивает тебя, в одну секунду карие, грязного серо-зелено-голубого цвета, а затем он оживляется и они становятся зелеными, или же он приходит в ярость, и они синие. И его тело соблазнительно, углы его плеч и линия челюсти, экзотические скулы, мощь рук и крепкий торс. Его смертоносная гибкая грация гипнотизирует, он движется, как леопард в африканской степи, даже когда он просто гуляет по улице.

Все это затянуло меня, но я не могу позволить этому случиться снова. Он не знает меня, а я не знаю его. Мы не друзья. Мы не любовники. Он поцеловал меня, но это ничего не значит. Для такого мужчины, как Доусон, поцелуй — не более, чем обычное рукопожатие. Он привык к одноразовому сексу и быстрому прощанию утром. Для него это обмен удовольствием. И ничего больше.

Для меня же секс — это загадка. Фантазия. Мечта. Будущее. Это всегда было где-то в будущем. Однажды я встречу того самого парня — такова была моя философия в подростковом возрасте. Сейчас же я только хочу закончить обучение, получить работу и прекратить зарабатывать в «Экзотических ночах». Я хочу бросить стриптиз. Я не думаю о будущем, не считая смутной надежды на то, что все станет лучше. Доусон — это не мое будущее. Он мое настоящее, и он для меня ничего не значит. А я — для него. Я не сексуальный объект, не считая того, что он видел меня голой и хочет меня на одну ночь.

А я хочу большего. Мне нужно будущее.

Я встряхиваюсь и глубоко вдыхаю. Когда восстановилось чувство равновесия, я встаю, и Доусон отпускает меня. Я чувствую на себе его взгляд, пока расправляю юбку и поправляю хвост.

— Благодарю тебя.

Он поднимается и кладет руки мне на талию. Я даже не задумываюсь об этом пару секунд, потому что это кажется таким... правильным. Но потом я вспоминаю и отхожу назад.

— Ты в порядке? — спрашивает он. Его глаза снова приглушенного орехового цвета, но его лицо выражает беспокойство.

Я киваю:

— Все хорошо.

— Ты женщина. «Хорошо» может означать что угодно.

Где-то бьют часы, оповещая о половине часа.

— Со мной все хорошо. Я в порядке. Мне жаль, что я так раскисла, — говорю я с напускным профессионализмом. — Твоя встреча через полчаса. Тебе лучше переодеться.

— Грей... — он тянется ко мне.

Я берусь за край моей блузки:

— Где у тебя ванная комната? Я умоюсь, и нам надо ехать в «Spago».

— Плевать мне на встречу. Выпей со мной. Поговори со мной.

— О чем поговорить? — я быстро встречаюсь с ним взглядом. — Тебе не о чем беспокоиться.

— Но я переживаю за тебя, — говорит он, и я уверена в его искренности.

— Ну... значит, не стоит. Это не имеет значения, — я поворачиваюсь и ухожу вглубь дома в попытке самостоятельно найти уборную. Мне нужно уйти подальше от него. Слишком легко поверить, что он на самом деле обеспокоен.

— Черт побери, Грей. Просто остановись. Я не идиот — очевидно же, что ничего не в порядке, — он все еще стоит в фойе рядом с доспехами.

Я нахожу ванную и останавливаюсь на пороге, смотрю на него и улыбаюсь. Улыбка фальшивая, правда, и он знает это.

— Может, и нет, но это не твоя проблема. Я обычный интерн. Моя личная жизнь не входит в мое задание.

— Ты — не просто какое-то задание. Я встретил тебя не как Грей-интерна. Сначала я познакомился с Грейси, стриптизершей. Но это не ты, и там тебе не место, — он идет ко мне, мощный и угрожающий, и его взгляд примораживает меня к месту. — Я знал это тогда и знаю это сейчас. Я не могу... я даже не могу представить тебя там. Ты достойна гораздо большего, чем этот дерьмовый клуб.

— Но это моя реальность. Вот и все. Ты... мы едва знакомы. Просто... перестань путать меня, ладно? Прошу, — я отступаю от него в ванную. Как близко бы он ни находился, всего в паре дюймов, обжигая меня мрачным и непроницаемым взглядом, я не могу вспомнить, почему я вообще должна держаться от него подальше.

— Путать? И как это я тебя путаю?

— Просто путаешь. Все, что касается тебя. Ты разговариваешь со мной и ведешь себя так, будто знаешь меня. Будто... между нами что-то есть, — я натыкаюсь задницей на раковину, а он прямо передо мной, и мне некуда отступать.

— И почему это тебя путает?

— Потому что это неправда? — ненавижу, что я произношу это вопросительно, словно есть сомнения.

— А что, если все так и есть? Что, если я тебя знаю? Что, если между нами что-то есть... или может быть? — он кладет руки на мои бедра, и я чувствую, как меня тянет обратно к нему, все ближе и ближе.

Его рот приближается, его глаза в нескольких дюймах от моих. Нет, это нельзя допустить снова. Я теряюсь все больше с каждым разом, когда он целует меня. Но это неправда. Это то, что, как мне кажется, должно ей стать. Реальность — это то, что я все больше обретаю себя, когда он целует меня. Словно все слои лжи и стыда спадают, и все, что существует — лишь он, я, соприкосновение наших губ и жар его поцелуя.

Это произошло.

Его губы касаются моих, и все остальное исчезает. Я в его власти. Он целует меня с тем же легким мастерством, с которым водит автомобиль. Он извлекает из меня стон, притягивает мое тело к своему, приковывает меня к себе и обезоруживает при помощи одних рук и рта.

Я не просто даю ему себя поцеловать — я отвечаю на его поцелуй. Мой рот двигается, мои губы пробуют его на вкус, мои руки ложатся на его грудь между нами и впиваются в его рубашку, и я прижимаюсь к нему, разбиваясь, словно волны, об его острые углы. Я принимаю участие и воодушевляюсь.

Его рука соскальзывает с моего бедра и сжимает мои ягодицы, и где-то во мне загорается искра. Это запретное прикосновение, знакомый мне властный, эротический, провокационный жест. Это шаг вперед.

Поцелуй — это всего лишь поцелуй, но его рука на моей заднице, держащаяся за меня таким образом... это нечто большее.

Мне нравится это. Словно костер вспыхивает у меня в животе, когда он сжимает мои ягодицы. Одной рукой, а потом, когда я не сопротивляюсь... второй. Обе руки на моих ягодицах. Просто лежат. Потом они начинают гладить меня медленными расширяющимися кругами. Его пальцы впиваются в мои мышцы, крепко держат, расслабляются и вцепляются снова. Он притягивает меня ближе. Я чувствую его страсть.

Я издаю стон, когда он целует меня. Он приподнимает меня, и я сажусь на край раковины. По своему собственному желанию мои ноги предательски обвиваются вокруг его талии. Его руки держат меня, а его рот жадно поглощает мой. Я теряюсь. Он подвигает меня дальше, мой копчик ударяется о край раковины, пробудив меня из транса.

Я обрываю поцелуй и слабо отталкиваю его:

— Нет, хватит. Перестань. Я не могу... мы не можем.

Он не отпускает меня, но я не поддаюсь.

— Почему? — спрашивает Доусон резким, жестким шепотом.

— Я не могу. Мы не можем, — я не знаю, как сформулировать причину, потому что я не могу вспомнить, в чем она состоит.

Я не знаю, что последует за этим поцелуем. Умом я понимаю, что за поцелуями следует секс. Но это чужая территория. Миф. Нереалистичная идея. Соитие обнаженных тел, преступление, вульгарность и беременность. Грех.

И я не готова к этому, но я не могу сказать об этом Доусону.

Я не знаю, как сформулировать ни одну из своих мыслей.

— Мы не... это не... — я запинаюсь на каждом предложении, даже на дешевой полуправде, которая не относится к истинным причинам. — Мы из разных миров. Ничего не получится. И я работаю на тебя.

Он отходит назад, и я вижу, что он знает, что я лгу, по жесткости его взгляда.

— Ага. Ясно. Дело не в тебе, дело во мне. Мы слишком разные, — он разворачивается. — Как тебе угодно.

Он уходит, а я сижу на раковине, поставив одну ногу на мраморный пол, другую положив на край раковины. Я поворачиваюсь и вижу себя в зеркале — мой макияж растекся, волосы всклокочены, одежда смялась. Мои глаза печальны, губы сжаты.

Я выгляжу потерянной.

Именно так я себя и чувствую.

Я заставляю себя умыться и выхожу из ванной. Там стоит Доусон, одетый в свободные брюки и белую рубашку поло.

— Поехали, мисс Амундсен. Время работать. Мы опаздываем, — говорит он жестким и формальным тоном.

Я иду за ним, получив то, чего добивалась.

Он не произносит ни слова по пути в ресторан.


∙ Глава 10 ∙

Я стою за занавесом в клубе в ожидании моего первого танца в этот вечер пятницы. Мое сердце усиленно бьется, так, что я, клянусь, вижу, как оно выпрыгивает из моей груди. Живот сводит от тошноты так сильно, что я не уверена, что смогу исполнить номер до того, как меня вырвет. Я заставляю себя глубоко вдохнуть. Я смогу сделать это. Ничто не изменилось. Все по-прежнему.

Но это ложь. Такая ложь. Все изменилось. Я изменилась.

Глубокий вдох оканчивается сдавленным рыданием. Кэнди заканчивает свое выступление, и сейчас Тимоти представляет меня. Толпа мужчин начинает кричать. Я даже слышу несколько женских голосов. Я до сих пор нахожу странным то, что женщины ходят в подобные стрип-клубы.