Виктория ворвалась в квартиру матери и застыла на месте. Она растерялась, не зная, какому из комков шерсти помогать в первую очередь. На полу в коридоре лежали два: один поменьше, другой побольше с голыми ногами, поблескивающими креативным педикюром. Это сыграло решающую роль в том, что Виктория смогла опознать родительницу. Мгновение – и она бросилась к ней. В эту секунду погасло электричество, видимо, случилось короткое замыкание, благодаря которому Виктория не оказалась третьим шерстяным комком. Марина достала зажигалку и осветила прихожую.

– Бедная мамочка, – Вика попыталась пригладить крашеные волосенки, вставшие дыбом на родной голове. Ничего не получилось. Она опустила руку на пол и зачерпнула воды, которую вылила на материнскую голову. Та очнулась, но прическа осталась прежней.

– Викуся, – слабо произнесла мать, – даже не знаю, как все случилось.

– Мяу! Мяу! – потребовал свою долю внимания ощетинившийся Тимофей, больше похожий на дикобраза, выставившего свои иглы-колючки перед соперником.

– Все ясно, – тоном прокурора произнесла Марина и прошла в ванную.

То, что стало ясно после того, как аварию ликвидировали, повергло Елену Павловну в шок. Мало того, что ее любимец перегрыз все провода в прихожей, он добрался до шланга стиральной машины и в ванной комнате, куда его с глаз подальше упрятала раздосадованная Елена Павловна. Пятьдесят мелких и одна крупная – столько дыр было обнаружено на одном метре шланга. Ремонт соседского потолка влетал далеко не в копеечку. Зато Виктория была рада, что спасла маме жизнь. Теперь ей будет чем упрекнуть неблагодарную родительницу, когда та начнет на нее наседать. Она проводила Марину с Олей до автомобиля и осталась ночевать у мамы. Той еще требовалась помощь: засыпая, она кричала «SOS!» и хватала сонного кота в охапку, собираясь с ним спасаться.

Пока Вика управлялась с полом, собирая вырвавшуюся на свободу воду, и подсчитывала убытки, за окном раздалось противное для ее музыкального слуха повизгивание и шипение. Звуки напоминали двух кошек, дерущихся из-за одного кота. Подумав о том, что и в жизни животных работают те же людские принципы дефицита самцов, Вика взяла собранную в ведро воду и вышла на балкон. Позволить кошкам выяснять отношения под балконом было нельзя, Елена Павловна только что уснула в обнимку с Тимофеем, и Вика опасалась лишнего шума. Травмированное электричеством и волнением сознание пожилой дамы и кота требовало тишины и покоя.

Поток холодной воды на мгновение охладил пылкость чувственного восприятия бывшей одноклассницы Державина. Сам одноклассник, вытираясь мокрым рукавом, даже попытался на нее разозлиться, но не смог. Слишком доброй была его влюбленная интеллигентная натура. Он еще раз сдавленно зашипел, после чего окликнул Викторию по имени.

– Это ты здесь? – удивилась та, пряча пустое ведро. – А я тебя не заметила. Только говори тише, мама спит, я не хочу, чтобы ее разбудили.

– Я услышал, что ты тонешь, и пришел на помощь, – сказал Гаврик. – Если что, прыгай с балкона, я тебя подхвачу! Можешь скинуть вниз и маму, но за нее я не ручаюсь, она может пролететь мимо меня.

– Ага, – усмехнулась Виктория, – значит, таким образом ты отделываешься от будущих тещ?!

– А она станет моей будущей тещей?! Виктория! Я давно об этом мечтал!

– Знал бы ты ее получше, – поделилась та, – сразу бы передумал брать мою маму в тещи. Хотя она любила Виноградова. – Вика вздохнула.

– Ты еще думаешь об этом мерзавце?! – громко возмутился Гаврик.

– Тише! Тише, – испугалась Виктория, – маму разбудишь.

– Спускайся! – предложил Державин. – И мы поговорим об этом более обстоятельно.

– Я спущусь, – пообещала девушка, – если мы не будем говорить об этом вообще.

Гаврик не стал упорствовать: какая разница, о чем говорить?

Главное не тема, а сам процесс. Тему разговора с девушкой можно выбрать любую, к примеру про успехи отечественного автопрома. В прошлый раз она так заинтересованно его слушала. Державин снял куртку, выжал ее, повесил на скамейку сушиться. Благо, теплый вечер позволял находиться на свежем воздухе в одном пуловере. Судьба давала Державину очередной шанс. По слухам, а он пользовался только достоверной информацией, которой его снабжала мама, Виктория вдрыск разругалась с собственным мужем и собиралась с ним разводиться. Треснутая лодка семейного счастья дала такую течь, которой мог позавидовать сегодняшний потоп в квартире Елены Павловны. Это обстоятельство чрезвычайно радовало Гаврика, но и ставило перед ним серьезные задачи. Теперь требовалось заарканить глупую девчонку, чтобы она наконец-то поняла, кто ее любит на самом деле. Державин перебрал в уме варианты обольщения слабого пола. Накануне в библиотеке он как раз занимался тем, что выписывал в клетчатую тетрадку основные постулаты соблазнения прекрасных дам. Там было несколько довольно интересных мыслей. Больше всего Державину нравились те, благодаря которым она должна была узнать, что им интересуются другие.

Для этого Гаврик написал на обложке популярного дамского романа романтическое послание самому себе от якобы влюбленной в него девицы. Подпись получилась корявой и неразборчивой, ведь писать пришлось левой рукой, но Гаврика это не смущало. Хорошо прочитывались слова «Люблю, целую, Лена» – этого, по мнению Державина, было вполне достаточно, чтобы заинтересовать Викторию. Если она откажется читать роман – тот лежал в кармане мокрой куртки и наверняка был таким же мокрым, – то у него в запасе были еще варианты. Можно было ее не сразу узнать. Гаврик представил, как Виктория бежит к нему с распростертыми объятиями, а он путает ее с первой попавшейся проходящей мимо дамой. Гаврик нежно берет незнакомку за руку, улыбается ей, потом делает вид, что обознался, отстраняется, шарит глазами по толпе девиц, игнорируя подбежавшую Викторию. После чего, бормоча себе под нос так, чтобы это услышала она, говорит: «Ты или не ты?» – хватает уже ее. Толпы подобных Виктории во дворе не было, прогуливалась одна пенсионерка Сидоркина с пятого этажа. Перепутать ее с Викторией мог только совсем слепой. К тому же Сидоркина была одинокой дамой, и ее реакция на нежное прикосновение Гаврика могла быть совершенно непредсказуемой.

Державин расправил плечи и напряг мозги. Ничего путного на ум больше не приходило. Конечно, можно было показать себя романтичным и возвышенным и предложить Виктории пойти вместе поплевать с крыши. Или расписать весь подъезд до квартиры Елены Павловны надписями о том, какая та, не называя ее имени, сексуальная и обольстительная. Пусть, когда она ходит по подъезду, вспоминает о нем, ведь, кроме него, ни один дурак больше не станет расписывать весь подъезд. Но все это он уже делал в одиннадцатом классе. Хотя повторение – мать учения, повторяться Гаврик не желал. Он хотел произвести на Викторию неизгладимое впечатление. Варианты были. Можно было бы переодеться в солдатскую форму и явиться перед ней с пакетом сухарей бритым наголо. Ее одинокая слеза много бы сказала вместо слов. Но Державину давно было не восемнадцать. Впрочем, как и ей. Времени выпендриваться у нее совсем не осталось, пусть благодарит судьбу, что рядом с ней такой мужчина, как Державин. А если откажется благодарить, можно подкинуть ей в сливной бачок наркотики и вызвать милицию, тогда с сухарями придет она. Когда из подъезда выпорхнула Виктория, Державин стоял, насупившись, и листал мокрый роман о любви.

– Гаврик, дорогой, извини! – Вика засмеялась, извиняясь. Но Державину понравилось то, что она назвала его дорогим, и он простил ей глупый смех. – Я не думала, что это ты стоишь под балконом! Мне послышалось, что это кошки вопят.

– Так значит, мой голос ассоциируется у тебя с кошачьими воплями?! – возмущенно вскинул брови Державин. – Конечно, у Виноградова солидный бас, куда мне до него.

– Что это у тебя? – Виктория решила перевести разговор на другую тему и схватилась за книгу. – Женский роман?! Ты читаешь романы?

– Так, одна знакомая подарила, – соврал Гаврик, протягивая книжицу девушке. – Подписала зачем-то, – и он раскрыл нужную страницу.

– Ой! – обрадовалась Виктория, читая подпись. – Она тебя любит и целует, надо же!

Гаврик ухмыльнулся, нужного эффекта он добился без особых усилий. Виктория книгу забрала, якобы почитать, но на самом деле, как думал Державин, чтобы досконально изучить подпись. Жаль, что он не поставил после «Люблю, целую Лена» какое-нибудь громкое имя. К примеру – Софи Марсо. Или любить и целовать его вполне могла бы Анжелина Джоли, Верочка из соседнего подъезда. Окрыленный первым успехом, Гаврик не выдержал и пригласил Викторию пойти поплевать на крышу. Она не оценила его романтический порыв и плевать отказалась. Сказала, что боится высоты, да и не может далеко отходить от балкона. Елена Павловна спала неспокойно и нервно, несмотря на значительную дозу снотворного, выпитого ею после наводнения в собственной квартире. Пришлось сидеть на лавочке и рассуждать о смысле жизни. В принципе эти посиделки можно было бы назвать свиданием, слишком в интимной обстановке они проходили: теплый вечер, ласковый ветерок, сгущающиеся сумерки.

Но одинокая пенсионерка Сидоркина, которой надоело блуждать по двору, неожиданно присоединилась к ним и подключилась к беседе, отстаивая свое мнение по поводу того, что в стране все перевернулось с головы на ноги. У пенсионеров – собачья жизнь, а у собак – такая, какая должна была быть у пенсионеров. Умозаключения пожилой дамы имели свой резон. Виктория почему-то сразу подумала не о собаках, а о коте Тимофее, который мало того, что живет на всем готовом, обласканный своей хозяйкой, так еще позволяет себе пакостить близкому человеку. А собачья жизнь не только у пенсионеров, но и у некоторых обманутых девушек, собирающихся разводиться. Последние слова пролились на душу Гаврика как бальзам на рану. Он был готов расцеловать Викторию и пенсионерку Сидоркину, благодаря которой Виктория «раскололась» и выдала свои стратегические планы. «Срочно, – соображал Державин, глядя на девушку, – срочно нужно приниматься за выработку программы по обольщению Виноградовой». И на следующий день решил бежать в библиотеку.