Барбара Картленд - Стрела Амура

Служанка достала венок из искусно сделанных роз. Крошечные бриллианты сверкали и переливались при каждом движении, словно капли росы.

Мелисса взглянула на себя в зеркало. Наряд этот удивительно шел ей. При этом он нисколько не напоминал свадебное платье, которое сегодня утром было на Черил.

— Мисс, похоже, его светлости было известно, какое платье вы выберете! — воскликнула горничная.

— Почему вы так думаете? — спросила Мелисса.

— Только что принесли ваш букет, — ответила горничная.

Выглянув в коридор, она забрала букет и передала его Мелиссе. Вместо белых орхидей, какие были у Черил, Мелисса держала в руках изящный букет из розовых камелий, окруженных сочной зеленью листьев.

— Просто замечательно, мисс! — воскликнула горничная.

Миссис Медоуз, заглянувшая, чтобы узнать, не нужно ли помочь, не удержавшись повторила то же самое.

Но когда Мелисса начала спускаться по лестнице, ее охватили сомнения.

Быть может, герцогу не понравится то, что она в розовом, думала девушка; быть может, он предпочел бы более традиционный наряд невесты.

Спустившись в холл, где ее ожидал герцог, и подойдя к нему, Мелисса подняла глаза, и их взгляды встретились. В тот миг, когда они смотрели друг на друга, Мелиссе почудилось, будто сердце ее говорит то, чего не могут вымолвить ее губы.

Она тотчас одернула себя: там, где заключается практичное и разумное соглашение, романтические выдумки ни к чему.

Герцог предложил ей руку. Мелисса подумала, что никогда еще он не выглядел так великолепно. Позже, когда они уже шли по коридору и слуги не могли их услышать, девушка спросила:

— Вы… совершенно… уверены? Вы не… передумали?

— Я совершенно уверен, — серьезно ответил герцог. — Не бойтесь, Мелисса. Я знаю, что мы поступаем правильно и наилучшим для нас обоих образом.

Мелисса невольно крепче сжала его пальцы в своих:

— Вы не будете на меня… сердиться, если я… наделаю ошибок?

— Я буду рядом и позабочусь, чтобы вы не совершали ошибок, — ответил он. — Но если вы и ошибетесь, обещаю не сердиться.

— Вы не… забудете, что я… все еще… побаиваюсь вас?

— Надеюсь, я смогу убедить вас в том, что бояться вам совершенно нечего, — ответил герцог. Помолчав, он добавил с улыбкой: — Опять-таки, если следовать логике, это мне следует вас бояться! С тех пор как вы здесь появились, вы всегда поступаете по-своему!

— Только в отношении Черил, — быстро сказала Мелисса.

— И вы были полны решимости не выходить замуж за человека, выбранного вашим отцом.

— Да… это верно, — согласилась она.

Они уже приближались к часовне, когда герцог внезапно остановился.

— Еще не поздно повернуть назад, если вы этого хотите, — заговорил он каким-то не своим голосом. — Если вам отвратительна мысль стать моей женой, тогда мы откажемся от венчания. Вместо этого обещаю найти для вас безопасное место, где Дан Торп никогда вас не найдет.

Мелисса пытливо посмотрела ему в глаза:

— Значит, вы предпочитаете… такой… вариант?

— Я говорю о вас, Мелисса, — ответил герцог. — Скажу вам прямо: я хочу жениться на вас, хочу, чтобы вы стали моей женой.

Наступило короткое молчание. Он почувствовал, что она вся дрожит, но голос ее прозвучал вполне твердо:

— Тогда… пожалуйста, ваша светлость, я с радостью выйду за вас замуж.

Мелисса открыла дверь часовни и заглянула внутрь. Цветы, которыми ее в изобилии украсили перед венчанием Черил, исчезли, но на алтаре стояли большие вазы с лилиями, наполнявшими воздух благоуханием.

Она медленно прошла по короткому проходу, остановилась перед широкой резной скамьей, на которой во время богослужения всегда сидел герцог, и преклонила колени.

Она смотрела на прекрасный алтарь, вспоминая собственную скромную свадьбу, а затем начала молиться.

— Благодарю тебя, Господи, — говорила она, — за то, что ты спас меня от Дана Торпа и позволил выйти замуж за герцога… Помоги мне сделать его счастливым… Я не знаю, как это сделать… но хочу, чтобы он забыл все свои страдания и снова стал счастливым, каким выглядит на портрете в моей спальне… Прошу тебя, Господи, помоги ему… и мне.

Молитва шла от самого сердца. И пока она стояла на коленях, ей вновь, как и прошлой ночью, вспомнился разговор с герцогом, состоявшийся накануне вечером.

Во время обеда Мелиссе показалось, что, разговаривая с ней, герцог был гораздо оживленнее, чем прежде. У нее было такое ощущение, что рядом с ней с каждым днем он держится все менее отчужденно: у них находилось все больше поводов для смеха, все больше общих интересов.

Когда они перешли в салон, герцог уселся на свое обычное место. Мелисса же вместо того, чтобы чинно сесть напротив, опустилась на ковер у камина. Платье цвета зелени листьев — одно из оставленных ей Черил — улеглось вокруг нее мягким воздушным облаком.

Наступил май, но после захода солнца все еще было холодно, и на серебряной решетке изумительного мраморного камина, созданного Адамом[21] специально для этой комнаты, трепетали язычки пламени.

Какое-то время Мелисса смотрела на огонь и вдруг неожиданно для самой себя спросила:

— Скажите… почему вы… не женились на леди Полин?

Еще не договорив до конца, она почувствовала, что проявляет назойливое любопытство и герцогу это явно не понравится.

— Кто вам сказал об этом? — спросил он после недолгого молчания.

— Когда миссис Медоуз в первый раз показывала мне парадные покои, она рассказала, что вы были… помолвлены, — ответила Мелисса. — В моей комнате над камином висит ваш портрет. Я часто смотрю на него и думаю, какой вы на нем веселый и счастливый. Почему вы… изменились?

Она заметила, как напрягся герцог, и тотчас сказала:

— Простите меня… Я не должна была спрашивать… Я не имею на это права.

— Вы — моя жена, — медленно заговорил герцог, — и имеете полное право. Я расскажу вам, что произошло. До сих пор я никому не говорил об этом.

Мелисса удивленно взглянула на него и увидела, как заострились черты его лица. От смущения она не знала, что сказать и что сделать, чтобы теперь, когда они коснулись этой темы, к нему не вернулась прежняя боль.

— Я встретил Полин вскоре после того, как мне исполнился двадцать один год, — начал герцог. — Она была того же возраста, что и я, и уже слыла признанной красавицей.

— Она была очень красива? — тихо спросила Мелисса.

— Необычайно красива, — подтвердил герцог. — Надо признаться, не я один так считал. За здоровье Полин провозглашались тосты в Сент-Джеймсском дворце; добрая половина женихов из знатных семейств предлагали ей руку и сердце. Но оттого, что отец обожал ее и позволял поступать так, как ей вздумается, она отказала им всем.

Мелисса не сводила глаз с герцога. Он продолжал:

— Как и большинство моих приятелей, я оказался в плену чар Полин, я просто боготворил ее. И лицом, и характером она казалась мне воплощением всего самого прекрасного в женщине. Она была веселой и остроумной; весь вечер своими речами она могла удерживать всеобщее внимание. При этом Полин оставалась мягкой, женственной и неописуемо очаровательной.

Мелисса вздохнула. Слушая, какими восторженными словами герцог описывает другую, она испытала странную боль в груди.

— Полин приняла мое предложение, — продолжал он. — Я не мог поверить своему счастью, тому, что эта красивая девушка, которую желали заполучить все, кого я знал, выбрала меня в мужья. После того, как она согласилась выйти за меня замуж, я не ходил, а витал в облаках, ощущая себя счастливейшим из смертных. Благодаря ей я вырос в собственных глазах.

После паузы он цинично заметил:

— Я был молод, наивен и глуп.

Мелисса ничего на ответила, и он продолжал рассказывать:

— Поместье, где жила Полин, когда уезжала из города, располагалось примерно в двадцати милях от Лондона. Ее отец, маркиз, владел большим имением и беспорядочно выстроенным загородным домом. Дом этот продолжал достраиваться не одно столетие и являл собой смешение разнообразных стилей. Это придавало ему своеобразное очарование.

Последнюю неделю перед свадьбой я должен был провести в доме маркиза. Совершенно неожиданно мне позволили покинуть полк на день раньше. В Лондоне я купил для Полин подарок. Собственно, это был мой подарок в честь нашего обручения, и я задумал его как сюрприз.

Герцог помолчал, погрузившись в воспоминания о давно минувших днях.

— Кто-то, теперь уж и не припомню, кто именно, сказал тогда, что молодые люди забыли о романтике. Он напомнил, что испанцы пели женщинам серенады, венецианцы взбирались по стене палаццо, чтобы поцеловать возлюбленную, склонившуюся над балконом, а венгры могли проскакать верхом не одну сотню миль, чтобы доказать свою любовь той, за которой ухаживали.

Эти разговоры разожгли мое воображение, и я решил доказать Полин, как сильно люблю ее и как романтично настроен.

Захватив подарок и букет ее любимых ландышей, верхом на лошади я отправился из Лондона к дому маркиза и прибыл туда часов в одиннадцать вечера.

Я знал, что Полин еще не спит — она часто говорила мне, что часами лежит без сна, читая, а порою, как она признавалась к моему восторгу, сочиняя стихи. Под стать этому были мои собственные попытки стихотворчества.

Я привязал лошадь в кустах и пошел по травяному газону. Подходя к дому, в окне спальни Полин я заметил свет и вообразил, что в эту минуту она думает обо мне так же, как я думал о ней.

Она часто говорила, что любит меня, да и зачем ей иначе, спрашивал я себя, выходить за меня замуж?

Конечно, мой отец носил древний и почетный титул, но у Полин были и другие, не менее знатные поклонники.