Он видел, как Клэр медленно качает головой, словно отгоняя назойливое насекомое. Она сделала шаг назад, отшатнувшись от ближайшего камня, и наткнулась на Роджера.

Он схватил ее за руку, приговаривая: «Спокойно, спокойно», – как обычно говорят лошадям.

Ее лицо казалось бледным пятном в звездном свете, льющемся с небес; он почувствовал дрожь, пробежавшую по ее телу, словно электрический ток, и застыл в нерешительности, держа ее за руку.

Его привел в чувство неожиданный запах бензина. Он смутно почувствовал, как вскинула голову Брианна, почувствовав этот запах, и повернулась в сторону северной оконечности круга. Он отпустил руку Клэр и бросился через кусты и камни к центру, где какая-то темная согнутая фигура делала что-то вроде круглой кляксы на светлой, на фоне окружающей темноты, траве.

Голос Клэр, сильный и строгий, прозвучал за его спиной, нарушив тишину.

– Джилиан, – позвала она.

Раздался тихий неожиданный свист, и ночь осветилась ярким пламенем. Потрясенный Роджер отступил назад, споткнулся и упал на колени.

Сначала – ничего, затем острая боль в глазах и резкий свет, ослепивший его. Он услышал крик рядом с собой и почувствовал на плече руку Брианны. Роджер крепко зажмурился, из глаз потекли слезы, и зрение начало возвращаться к нему.

Стройная фигура стояла между ними и огнем – силуэт, похожий на песочные часы. Когда зрение вернулось, он понял, что женщина была одета в длинную широкую юбку и узкую жилетку – одежду из другого времени. Она обернулась на зов, и Роджер заметил большие глаза и светлые летящие волосы, развеваемые горячим ветром от костра.

Он нетвердо стоял на ногах, удивляясь, как она смогла притащить сюда такое большое бревно. Но тут – как удар в лицо – он ощутил запах горящих волос и потрескивание кожи. Он вспомнил. Сегодня вечером Грега Эдгарса не было дома.

Не зная, что является необходимым элементом, кровь или огонь, она решила попробовать и то и другое.

Роджер промчался мимо Брианны, весь сосредоточившись на высокой, стройной девушке, которую видел перед собой, на ее лице – зеркальном отражении его собственного лица. Она увидела его, повернулась и понеслась, стремительно, как ветер, к расщелине в конце каменного круга. Через плечо у нее был перекинут грубый холщовый рюкзак; он слышал ее недовольное ворчание, когда при беге рюкзак бил ее по бедру.

Она немного помедлила, протянув руку к скале, и оглянулась. Роджер мог бы поклясться, что по ту сторону огненной завесы ее глаза остановились на нем, встретили его взгляд и выдержали его. Он открыл рот в безмолвном крике. Она повернулась, легкая, словно искра, и исчезла в расщелине.

Огонь, мертвое тело, сама ночь – все внезапно исчезло в резком оглушительном грохоте. Роджер почувствовал, что лежит на траве лицом вниз, цепляясь за землю в неистовой жажде ощутить под рукой хоть что-нибудь знакомое, чтобы сохранить разум. Но тщетно. Все его чувства отказали ему; сама земля казалась чем-то нематериальным, аморфным, будто он лежал на зыбучем песке, а не на твердом граните.

Ослепленный сверкающей белизной, оглушенный визгом расступающихся камней, Роджер шарил по земле руками, яростно бил по ней ногами, не ощущая собственных конечностей и осознавая только одно: что-то с бешеной силой тянет его к тому темному кругу и он должен, должен противостоять этой силе.

Ощущение времени исчезло; казалось, его сражение с пустотой продолжается целую вечность… Но наконец он начал чувствовать что-то помимо себя самого. Чьи-то руки с отчаянной силой вцепились в его запястья, мягкая грудь придвинулась к его лицу.

Слух постепенно начал возвращаться к нему, и тогда он услышал голос, выкликающий его имя. Вернее, его имя, повторяемое между какими-то обрывками фраз:

– Ты, идиот! Ты… придурок! Роджер, да очнись же ты, осел!..

Голос звучал приглушенно – по крайней мере, так ему казалось, – но он ясно различал слова. Нечеловеческим усилием он приподнялся и уцепился за ее руки. Он шел, спотыкаясь и пошатываясь, как будто выбрался из-под тяжелой лавины, и вдруг оказалось, что он тупо смотрит в залитое слезами лицо Брианны Рэндолл; глаза ее показались ему темными, как пещера, в умирающем свете костра.

Нестерпимо пахло бензином и горелым мясом. Он отвернулся, зажал рот рукой, но его все-таки вырвало на мокрую траву. Занятый своей физической немощью, он даже не обрадовался тому, что к нему вернулась способность чувствовать запахи.

Он вытер рукавом рот и неуверенно потянулся к руке Брианны. Ее трясло.

– О боже, – повторяла она, – О боже, я думала, что не смогу остановить тебя. Ты полз прямо туда. О боже…

Роджер привлек ее к себе, она не сопротивлялась, но и не ответила ему, просто стояла и по-прежнему дрожала, и слезы текли из ее широко раскрытых глаз. Снова и снова, как затертая пластинка, она твердила:

– О боже…

– Ш-ш-ш, все будет в порядке, – сказал Роджер. – Успокойся.

Голова стала кружиться меньше, но он все еще чувствовал себя так, словно его раскололи на несколько кусков и раскидали по всем сторонам света.

Из темноты послышался легкий хлопок, Брианна непроизвольно вскрикнула, и тишина ночи вернулась вновь. Он закрыл уши руками, словно для того, чтобы заглушить эхо только что отзвучавшего шума.

– Ты это тоже слышала? – спросил он.

Брианна, как кукла, кивнула, все еще продолжая плакать.

– А твоя… – начал он, все еще с трудом собирая разбегающиеся мысли, и резко выпрямился, почти полностью придя в себя. – Твоя мама! – воскликнул он, крепко сжав руки Брианны. – Клэр! Где она?

От ужаса у Брианны отвалилась челюсть. Диким взглядом окинула она опустевший круг, где зловеще маячили огромные, в рост человека, камни, едва видимые в тени умирающего костра.

– Мама! – закричала, нет, завизжала она. – Мама, где ты?

* * *

– Все в порядке, – сказал Роджер, стараясь говорить уверенно. – Теперь с ней все будет в порядке.

По правде говоря, он не знал, придет ли Клэр Рэндолл в себя хоть когда-нибудь. Она была жива – это единственное, за что он мог ручаться.

Они нашли ее у самого края круга, она лежала без чувств, бледная, как только что поднявшаяся на небо луна, и лишь капли крови, медленно сочившейся из пораненных ладоней, свидетельствовали о том, что сердце ее еще бьется.

О своем безумном спуске вниз, к тропе, к машине, когда вес Клэр мертвым грузом давил ему на плечи, неловко подталкивая его, когда он спотыкался на камнях, а ветви цеплялись за его одежду, он предпочитал не вспоминать.

Спуск по проклятому холму лишил его последних сил, и уже Брианна везла их к дому – руки ее, как клещи, впились в руль, лицо окаменело. Скорчившись на сиденье рядом с ней, Роджер видел в боковом зеркале последний слабый отблеск на вершине холма, где, словно дымок от пушечного выстрела, плыло маленькое светящееся облачко – немое свидетельство воинственного прошлого.

Теперь Брианна склонилась над диваном, где лежала ее мать, неподвижная, как каменное изваяние на саркофаге. Роджер с содроганием взглянул на очаг, где притаилось дремавшее пламя, и включил маленький электрический камин, которым его преподобие согревал ноги зимними вечерами. Его прутья раскалились, стали оранжевыми, камин громко и дружелюбно загудел, развеивая гнетущую тишину кабинета.

Роджер присел на низенькую скамеечку около дивана, чувствуя себя усталым и опустошенным. Призвав на помощь последние остатки решимости, он потянулся к телефонной трубке, но его рука повисла в нескольких дюймах от телефона.

– Может быть… – Ему пришлось остановиться, чтобы прокашляться. – Может быть… вызвать врача? Или полицию?

– Нет, – решительно ответила Брианна, склоняясь над диваном. – Она приходит в себя.

Опущенные веки дрогнули, при воспоминании о перенесенной боли на мгновение сжались и открылись. Чистые и прозрачные, как мед, глаза обежали комнату, скользнули по лицу Брианны, в напряжении застывшей около Роджера, и остановились на его лице.

Губы Клэр, бескровные, как и все лицо, шевелились, пытаясь что-то сказать, наконец ей удалось выговорить:

– Она… ушла?

Ее пальцы царапали юбку, оставляя на ней темные следы крови. Руки Роджера инстинктивно сжались в кулаки, ладони покалывало. Значит, она тоже судорожно цеплялась за камни и траву, пытаясь устоять перед влекущей силой прошлого. Он закрыл глаза, изгоняя воспоминания об этом манящем проломе в скале, и кивнул.

– Да, она ушла.

Ясный взгляд сразу устремился к лицу дочери, брови вопросительно приподнялись. Но вопрос задала Брианна.

– Значит, это правда? – нерешительно спросила она. – Все это правда?

Роджер почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по телу девушки, и, не раздумывая, взял ее за руку. Он невольно поморщился, когда она крепко сжала его ладонь, и вдруг в его памяти всплыли слова из проповеди пастора: «Блаженны невидевшие и уверовавшие». А как же быть тем, кто должен видеть, чтобы верить? Вера, обретенная через увиденное – не вероятное и пугающее, случившееся рядом с ним, – ужасала: он не мог охватить и принять все сокрушительные последствия этой веры.

Видя, что девушка уже готова принять правду, Клэр постепенно оживала. Бледные губы изогнулись в некоем подобии улыбки, глубокая умиротворенность разлилась по бледному напряженному лицу, засияла в золотистых глазах.

– Да, правда. – Слабый румянец появился на бледных щеках. – Разве мать будет тебе лгать?

И она снова закрыла глаза.

* * *

Роджер потянулся, чтобы выключить электрокамин. Ночь была холодной, но он больше не мог оставаться в кабинете, этом временном прибежище. Он все еще испытывал слабость, но дольше медлить не мог. Принятое решение должно вылиться в действие.

Только на рассвете полиция и судебный врач закончили свою работу. Они заполняли какие-то бланки, высказывали суждения, принимали решения – словом, делали все, чтобы как-то объяснить случившееся.