Я переводила взгляд с темной низкой двери на ужасный обвислый сверток, завернутый в плед, который мужчины снимали с лошади. Я почувствовала, как дрогнула рука Джейми. На мгновение он закрыл глаза, и его губы зашевелились; он шагнул вперед и подставил руки под тяжелый груз. Я глубоко вздохнула, убрала с лица волосы и вслед за Джейми шагнула под низкую притолоку.

В доме было не так ужасно, как я опасалась, хотя и весьма убого. Вдова Хью Мунро была довольно спокойна; опустив голову, она слушала слова соболезнования, которые произносил Джейми на мягком гэльском языке, по лицу ее ручьями текли слезы. Она повернулась было к пледу, укрывавшему тело, как будто хотела сдернуть его, но не решилась, одна рука ее так и замерла на изгибе смертного савана, другой она прижимала к себе маленького ребенка.

Около огня сбились в кучу несколько ребятишек – пасынки Хью, в грубо сколоченной люльке возле очага лежал спеленатый младенец. Глядя на него, я почувствовала некоторое облегчение: по крайней мере, от Хью что-то осталось. Обвела взглядом серые в тусклом свете лица детей, и в мою душу закрался ледяной страх. Как они выживут? Хью был их единственной опорой. Эван – смелый и волевой мальчик, но ему не больше четырнадцати, следующий по возрасту ребенок – девочка лет двенадцати; что с ними теперь будет?

У женщины было усталое морщинистое лицо, зубов почти не осталось. Я вдруг с ужасом осознала, что она, по-видимому, ненамного старше меня. Женщина кивнула в сторону единственной кровати, и Джейми осторожно положил на нее тело, снова заговорил с ней по-гэльски; уставившись на страшный сверток на кровати, женщина безнадежно качала головой.

Джейми опустился на колени около кровати, склонил голову и положил одну руку на мертвое тело. Он говорил тихо, но так четко, что даже я при моем слабом знании гэльского понимала его слова.

– Клянусь тебе, друг, и призываю в свидетели всемогущего Бога. Во имя твоей любви ко мне никогда твои близкие не будут нуждаться, пока у меня есть чем с ними поделиться.

Он долго стоял на коленях, молча, не двигаясь; в хижине было тихо, лишь слабо потрескивал торф в очаге да монотонно стучал дождь по соломенной крыше. От дождя волосы Джейми потемнели, и капли влаги, словно драгоценные камни, сверкали в складках его пледа. В последнем прощании он сжал руку в кулак и встал.

Джейми поклонился миссис Мунро и взял меня за руку. Мы собирались выходить, когда воловья шкура, висевшая в низком дверном проеме, отодвинулась, и я отступила назад, давая пройти Мэри в сопровождении Мурты. Вид у Мэри был растерянный, и выглядела она довольно странно: на плечи наброшен сырой плед, из-под оборки длинной ночной рубашки выглядывают грязные домашние тапочки. Завидев меня, она крепко прижалась ко мне, как бы благодаря за то, что я здесь.

– Я не хотела в-входить, – прошептала она, робко глядя на вдову Хью Мунро, – но Мурта настоял.

Брови Джейми вопросительно поднялись, когда Мурта почтительно кивнул миссис Мунро и сказал ей что-то по-гэльски. Маленький горец держался, как всегда, сдержанно и сурово, но сейчас, подумала я, в нем ощущается какое-то особое достоинство. Прямо перед собой он держал седельную сумку; чувствовалось, что в ней лежит что-то объемистое и тяжелое – наверное, прощальный подарок для миссис Мунро, подумала я.

Мурта положил сумку на пол у моих ног, выпрямился и перевел взгляд с меня на Мэри, потом посмотрел на вдову Мунро и, наконец, на Джейми, который, как и я, озадаченно смотрел на него. Убедившись таким образом, что внимание присутствующих ему обеспечено, Мурта отвесил мне церемонный поклон, так что прядь мокрых темных волос упала ему на лоб, и с достоинством произнес:

– Я принес вам этот знак отмщения, мадам, – он выпрямился и по очереди наклонил голову в сторону Мэри и миссис Мунро, – и правосудия – за все зло, причиненное вам.

Мэри чихнула и торопливо вытерла нос углом своего пледа. В ее широко открытых глазах застыло недоумение. Я посмотрела вниз на тяжелую сумку и внезапно ощутила ужасный холод, не имеющий ничего общего с холодом на улице. Вдова Хью Мунро опустилась на колени, твердой рукой развязала сумку и вытащила из нее голову герцога Сандрингема.

Глава 45

Проклятие всем Рэндоллам

Наш путь на север был долгим и мучительным. Мы боялись, что в нас узнают шотландских горцев, и потому нам все время приходилось скрываться и идти обходными путями. Не осмеливаясь ни купить, ни просить пищу, мы кое-как перебивались, воруя понемногу из оставленных без присмотра сараев или выкапывая в полях съедобные коренья, которые мне изредка удавалось найти.

Медленно, очень медленно, но мы продвигались вперед. О шотландской армии было известно только то, что она находится где-то к северу от нас. Поэтому мы решили двигаться в сторону Эдинбурга, по крайней мере, сможем узнать о ходе кампании. Уже несколько недель до нас не доходило никаких новостей. Я узнала только, что осада Стирлингского замка провалилась; Джейми слышал, что битва при Фолкерке принесла победу шотландцам. Но что происходило потом?

Когда мы оказались на мощенной серым булыжником Роял-Майл, Джейми тут же поскакал в штаб армии, а нас отправил на квартиру к Алексу Рэндоллу. Мы торопливо шли по улице, почти не разговаривая, боясь даже думать о том, что нас ждет.

Алекс был там. Когда мы вошли в комнату, у Мэри подкосились ноги и она едва не упала у его кровати. Пробудившись от своей дремоты, Алекс недоумевающе моргнул, затем его лицо озарилось такой радостью, словно он увидел перед собой посланника самого Господа Бога.

– О боже! – бормотал он, уткнувшись в ее волосы. – О боже!.. Я думал… Я молился… Только бы еще раз увидеть тебя. Только раз. О милостивый Иисус!

Просто отвернуться мне показалось недостаточно. Я вышла на лестничную площадку и полчаса просидела там, положив на колени усталую голову.

Решив, что приличия уже позволяют вернуться, я вошла в маленькую комнату, за несколько недель отсутствия Мэри снова ставшую серой и безрадостной. Я осмотрела его, осторожно скользя руками по истаявшей плоти. Странно, что он протянул так долго.

Он увидел правду по моему лицу и ничуть не удивился.

– Я ждал, – еле слышно произнес он, в изнеможении откидываясь на подушку. – Я надеялся… она придет еще раз. Я молился… Мои молитвы услышаны. Теперь я умру спокойно.

– Алекс!

Мучительный крик вырвался из груди Мэри – казалось, его слова причинили ей физическую боль, но он улыбнулся и погладил ее руку.

– Дорогая, мы давно знаем об этом, – прошептал он. – Не отчаивайся. Я всегда буду с тобой, всегда буду любить тебя. Не плачь, любовь моя.

Мэри покорно вытерла порозовевшие щеки, но слезы продолжали литься из ее глаз. Несмотря на глубокую печаль, она никогда еще не была так хороша.

– Миссис Фрэзер, – сказал Алекс; было видно, что он собрал все свои силы, чтобы обратиться с просьбой, – я должен сказать… завтра… не могли бы вы прийти еще раз, со своим мужем? Это очень важно.

На мгновение я заколебалась. Что бы Джейми ни узнал, он собирался немедленно оставить Эдинбург, присоединиться к армии и найти своих людей. Но вряд ли один день может изменить исход войны, и я не устояла перед двумя парами молящих глаз.

– Мы придем, – пообещала я.

* * *

– Я просто дурак, – ворчал Джейми, шагая по крутым, мощенным булыжником улицам к переулку, где снимал жилье Алекс Рэндолл. – Мы должны были уехать еще вчера, сразу, как только забрали у ростовщика твое жемчужное ожерелье. Ты что, не знаешь, сколько миль до Инвернесса? Не знаешь, что у нас не лошади, а клячи?

– Знаю, – нетерпеливо сказала я. – Но я обещала. И если бы ты его видел… Ну ладно, через минуту ты его увидишь и все поймешь.

– Ммфм…

Он придержал дверь и, уже не жалуясь, зашагал за мной по продуваемой сквозняками лестнице старого дома.

Мэри полулежала на кровати. Все еще одетая в свою замызганную дорожную одежду, она исступленно прижимал Алекса к своей груди. Должно быть, она провела с ним всю ночь.

Завидев меня, Алекс мягко освободился от объятий и нежно погладил ее руки. Он слегка приподнялся; лицо было белее простыни, на которой он лежал.

– Миссис Фрэзер, – сказал он, слабо улыбнувшись.

Покрытое испариной лицо имело тот мертвенно-серый оттенок, который предвещает новый тяжелый приступ.

– Вы так добры, что пришли. А ваш муж… Он с вами? – спросил Алекс, бросив взгляд в сторону коридора.

Как бы отвечая на вопрос, Джейми шагнул в комнату.

Мэри, отвлеченная от своей скорби нашим приходом, перевела взгляд с меня на Джейми, встала и робко дотронулась до его руки.

– Я… в-вы… очень н-нужны нам, лорд Туарах.

Я думаю, ее заикание тронуло его больше, чем столь уважительное обращение. Угрюмое лицо несколько смягчилось. Он вежливо наклонил голову.

– Милорд, я попросил вашу жену привести вас сюда. Как видите, я умираю.

Алекс приподнялся и сел на краю кровати. Из-под подола изношенной ночной рубашки белели тонкие щиколотки, длинные изящные пальцы ног посинели – кровь плохо поступала в его конечности.

Я часто видела смерть во всех ее формах, но такая была самой худшей и в то же время – самой благородной: человек мужественно встречал свою смерть, зная, что он умирает, что все усилия врачей напрасны. Напрасны или нет, но я порылась в своем чемоданчике и нашла дигиталис, приготовленный специально для него. У меня было несколько настоек различной крепости, целый набор коричневых жидкостей в стеклянных пузырьках. Я не колеблясь выбрала самую темную бутылочку – я слышала бульканье жидкости в его легких.

Конечно, дигиталис здесь был ни при чем, это его внутреннее состояние озарило лицо таким светом, что казалось, под восковой кожей горит свеча. Я наблюдала это и раньше, когда человек – будь то мужчина или женщина – силой воли преодолевал на какое-то время немощь своего тела.

Я подумала: так, наверное, появляются привидения, когда сила воли и желание продолжать земное существование преодолевают немощную плоть, уже не способную удерживать жизнь. Не очень-то мне хотелось, чтобы призрак Алекса Рэндолла преследовал меня, и это была еще одна из причин, почему я заставила Джейми пойти сюда. И кажется, он меня понял.