– Тут у вас чудесно, – любезно сказала я герцогу.

Он стоял перед камином, сложив руки ниже своей коротенькой куртки, и наблюдал за мной с выражением скрытого любопытства на широком румяном лице.

– Спасибо, – сказал он писклявым тенором, который так странно не вязался с его круглым телом и могучей грудной клеткой. – Ваше присутствие украшает это место.

Любопытство взяло верх над осторожностью, и он улыбнулся добродушной, обезоруживающей улыбкой.

– Почему «Бошан»? – спросил он. – Это, случайно, не настоящее ваше имя?

– Моя девичья фамилия, – выпалила я, и это была абсолютная правда.

Его широкие светлые брови поползли вверх.

– Вы француженка?

– Нет, англичанка. Но я ведь не могу назваться Фрэзер, разве не так?

– Понятно.

Все еще удивленно глядя на меня, он кивнул на маленькую кушетку, обтянутую парчой, изукрашенную резьбой и удивительно изящную; настоящая музейная вещь, как и все в этой комнате. Я как можно грациознее подобрала на одну сторону юбку и, делая вид, что не замечаю пятен грязи и конских волос, опустилась на золотистый шелк.

Герцог все еще медленно расхаживал перед камином с легкой улыбкой на лице.

Я боролась с приятной теплотой, которая окутывала мои ноющие ноги, угрожая увлечь меня в бездну усталости. Совсем не время терять бдительность.

– Кто же вы? – неожиданно спросил герцог. – Английская заложница, ярая якобитка или французский агент?

Я потерла двумя пальцами место чуть выше переносицы – там начала пульсировать боль. Правильнее всего было бы сказать: «Ни то, ни другое, ни третье», – но я боялась, что это заведет меня слишком далеко.

– Гостеприимство этого дома несколько уступает его обстановке, – сказала я как можно высокомернее, что при данных обстоятельствах было нелегко, но опыт светской жизни, приобретенный за время общения с Луизой, не пропал даром.

Герцог рассмеялся высоким младенческим смехом, похожим на писк летучей мыши, который мне довелось как-то услышать.

– Извините, мадам. Вы совершенно правы – я должен был предложить вам что-нибудь для подкрепления сил, прежде чем позволить себе задавать вопросы. Досадная невнимательность с моей стороны.

Он пробормотал что-то лакею, который появился на его звонок, и спокойно остался ждать перед камином, пока принесут поднос. Я сидела молча, оглядывая комнату и время от времени бросая взгляды на хозяина. Ни ему, ни мне пустая светская беседа была не нужна. Несмотря на его внешнее радушие, это было всего лишь вооруженное перемирие, и мы оба это понимали.

Мне же хотелось знать только одно – почему я здесь оказалась. Я нисколько не удивлялась тому, что людей интересовало, кто я такая. Черт возьми, теперь настала моя очередь удивляться: откуда вдруг появился герцог? Или откуда, по его мнению, появилась я? Он знал меня и раньше как жену владельца Лаллиброха. И вот я возникла на пороге его дома как английская заложница по имени Бошан, недавно освобожденная из рук шотландских якобитов. Достаточно, чтобы пробудить любопытство в ком угодно. Но его отношение ко мне определялось отнюдь не простым любопытством.

Принесли чай с пирожными и ячменными лепешками. Герцог взял свою чашку и движением брови указал на мою. Мы пили чай по-прежнему в молчании. Откуда-то из другой половины дома доносились приглушенные удары, похожие на перестук молотков. Нежное позвякивание чашки герцога о блюдце возвестило о возобновлении военных действий.

– Ну а теперь, – сказал он со всей твердостью, на какую способен человек с голосом Микки-Мауса, – позвольте мне начать, миссис Фрэзер… могу я вас так называть? Спасибо. Давайте начнем с того, что я уже знаю о вас довольно много. И намерен узнать больше. В ваших интересах отвечать на все мои вопросы честно и без промедления. Должен сказать, миссис Фрэзер, вас на удивление трудно убить, – он слегка наклонился ко мне, на его губах играла все та же легкая улыбка, – но я чувствую, что при определенной решимости с таким положением дела может быть покончено.

Я молча посмотрела на него, но ничего не сказала, и вовсе не из-за врожденной смелости – просто потеряла дар речи. Припомнив еще раз уроки Луизы, вопросительно подняла брови, отпила глоток чаю и изящным жестом промокнула губы салфеткой с монограммой.

– Вы сочтете меня глупой, ваша светлость, – вежливо сказала я, – но я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.

– В самом деле, дорогая?

Маленькие веселые глазки в упор смотрели на меня. Он взял с подноса позолоченный колокольчик и позвонил.

Должно быть, этот человек ждал в соседней комнате, потому что дверь открылась немедленно.

– Ваша светлость?

Человек говорил по-английски, но с явным французским акцентом. Высокий худой мужчина в темном костюме и куртке из хорошего полотна – такие обычно носит старшая прислуга – приблизился к герцогу и низко поклонился. И внешность у него была французская: удлиненное бледное лицо с тонкими, крепко сжатыми губами и ушами, торчащими с обеих сторон головы, словно маленькие крылья с ярко-красными концами. Увидев меня, он невольно сделал шаг назад, худое лицо побледнело еще больше.

Сандрингем, наблюдавший за этой сценой с некоторым раздражением, перевел взгляд на меня.

– Узнаете его? – спросил он.

Я начала было отрицательно качать головой, когда правая рука мужчины неожиданно дернулась, и он, стараясь действовать как можно незаметнее, сложил пальцы так, что указательный и мизинец оттопырились, образовав что-то вроде рожек, направленных в мою сторону. И тут-то я узнала его, а через мгновение убедилась, что это действительно он – между большим и указательным пальцами я увидела маленький красивый знак.

У меня не оставалось ни малейших сомнений: это был тот человек в заляпанной рубашке, который напал на меня и Мэри в Париже. И, совершенно очевидно, он состоял в услужении у герцога.

– Ты, проклятый негодяй!

Я вскочила на ноги, перевернув чайный столик, схватила первое, что мне подвернулось под руку, – резную алебастровую табакерку и запустила ею в этого типа. Он повернулся и бросился бежать, тяжелая табакерка просвистела в дюйме от его головы, ударилась о дверь и разлетелась вдребезги.

Я бросилась за ним, но дверь передо мной захлопнулась, и я остановилась, тяжело дыша. Упершись руками в бедра, я свирепо взглянула на Сандрингема.

– Кто он? – требовательно спросила я.

– Мой камердинер по имени Альберт Дантон, – спокойно ответил герцог. – Хороший парень во всех отношениях, но излишне возбудим. Как большинство этих французов. И невероятно суеверен.

Он неодобрительно покосился на дверь.

– Проклятые паписты, со всеми этими святыми, куреньями и все прочее. Надо же верить в подобные штучки!

Мое дыхание медленно выравнивалось, но сердце все еще гулко стучало о корсет из китового уса. Я с трудом переводила дыхание.

– Этот ваш мерзкий, отвратительный, жестокий… извращенец!

Герцогу, казалось, наскучило все это. Он небрежно кивнул.

– Да-да, моя дорогая. Я уверен, что все это так. И даже более того. К тому же он невезуч, по крайней мере, тогда ему не повезло.

– Не повезло? Вы это так называете?

Нетвердой походкой я подошла к кушетке и села. Руки дрожали, я сжала их и спрятала в складках юбки.

– Не повезло по нескольким причинам, моя дорогая леди. Вот послушайте. – Он, как всегда, изящным жестом развел руки. – Я послал Дантона избавиться от вас. Он и его приятели решили сначала немного позабавиться; все шло как по маслу, но, приступив к делу, они внимательно к вам пригляделись и непонятно почему решили, что вы в некотором роде ведьма, и тут же, забыв про все, убежали. Успев, однако, совратить мою крестницу, которая случайно там оказалась, что лишило ее шанса на блестящую партию, которую я с таким трудом для нее устроил. Представляете, какая ирония судьбы!

Потрясенная услышанным, я поначалу просто не знала, что ответить. В его речи было одно поразительное утверждение.

– Что вы имели в виду, говоря «избавиться от вас»? – возмущенно спросила я. – Вы действительно хотели убить меня?

Комната покачнулась и поплыла перед глазами; пытаясь прийти в себя, я отпила большой глоток чаю – единственное средство, которое было у меня под рукой. Оно оказалось не очень эффективным.

– Ну да, – чуть ли не ласково произнес Сандрингем, – это то, что я пытался сделать. Скажите, дорогая, не принести ли вам рюмочку шерри?

Я взглянула на него и на мгновение задумалась. Только что утверждать, что распорядился убить меня, и тут же предлагать мне рюмочку шерри из своих рук? Он что же, думает, что я приму ее?

– Бренди, – сказала я. – И побольше.

Он хихикнул своим писклявым голосом и направился к буфету, бросив через плечо:

– Капитан Рэндолл сказал, что вы очень занимательная женщина. Понимаете, из уст капитана это настоящий панегирик. Обычно он не благоволит к женщинам, хотя они вьются вокруг него. Из-за его внешности, я полагаю, но отнюдь не из-за его манер.

– Значит, Джек Рэндолл действительно работает на вас, – сказала я, беря у него из рук бокал.

Я следила, как он разливал бренди, и не сомневалась, что в обоих бокалах не было ничего, кроме алкоголя. Я сделала большой глоток.

Герцог последовал моему примеру и заморгал глазами, ощутив действие этой пикантной жидкости.

– Конечно, – ответил он. – Зачастую наилучший инструмент является и самым опасным. Но разве по этой причине кто-нибудь откажется его использовать? Просто надо принять меры предосторожности.

– Опасным? А что, собственно, вы знаете о Рэндолле? – полюбопытствовала я.

Герцог захихикал.

– О, практически все, что мне нужно, моя дорогая. Вероятно, намного больше, чем вы. Вы ведь понимаете: нельзя удержать власть над таким человеком, не имея под рукой особых средств, чтобы контролировать его. Деньги – хорошая узда, но слабые поводья.

– То ли дело шантаж, – сухо произнесла я.