Мы скакали во главе колонны вместе с Саймоном до самого Комара. Оттуда Саймону и его людям предстояло отправиться в Эдинбург, а Джейми должен был проводить меня в Лаллиброх и уже потом ехать в Эдинбург. Конечно, он не собирался возвращаться, но Саймону знать об этом было необязательно.

Утром я вышла из низкорослого кустарника, обрамлявшего дорогу, по которой мы двигались, и заметила, что Джейми с нетерпением ждет меня. Уходящим на войну был выдан горячий эль, чтобы поддержать их силы. Я обнаружила, что эль удивительно хорош на завтрак, но скоро заметила, что он влияет на почки.

– Ох уж эти женщины! – фыркнул Джейми. – Сколько можно тратить времени на то, чтобы пописать? Ты как мой дед, слишком суетишься насчет этого.

– Следующий раз пойди и понаблюдай. Может быть, сможешь что-нибудь посоветовать, – ядовито заметила я.

Он снова фыркнул и отвернулся, следя за проходящей колонной. На лице его была улыбка. В этот ясный погожий денек у всех было приподнятое настроение, особенно у Джейми. Еще бы – мы возвращались домой. Я знаю, он не обманывал себя, не думал, что все будет безоблачно – за эту войну придется заплатить свою цену. Но если мы не смогли остановить Карла, возможно, нам удастся спасти маленький уголок Шотландии, дорогое нам место, – Лаллиброх. Пока что это еще в наших силах.

Я взглянула на растянувшуюся колонну:

– Двести человек – внушительное зрелище.

– Сто семьдесят, – машинально поправил меня Джейми, возясь со стременами.

– Ты уверен? – с любопытством спросила я. – Лорд Ловат сказал, что посылает двести. Я слышала, как он назвал эту цифру в письме, которое диктовал.

– Сказал, но не послал.

Джейми выпрямился в седле и поднялся на стременах, указывая на темнеющее на склоне холма пятно: там развевалось знамя Фрэзеров – шлем, увенчанный головой оленя.

– Я пересчитал их, пока ждал тебя, – объяснил он. – С Саймоном тридцать кавалеристов, затем пятьдесят воинов с палашами и маленькими круглыми щитами – должно быть, местные стражники – и батраки, вооруженные чем попало, от кос до молотков у пояса, их девяносто.

– Наверное, твой дед надеется, что принц Карл не будет пересчитывать их лично, – цинично заметила я, – и хочет получить больше, чем заслужил.

– Да, но, когда они прибудут в Эдинбург, их имена будут внесены в армейские списки, – нахмурился Джейми. – Пойду посмотрю.

Я медленно последовала за ним. Кажется, моей лошади было примерно лет двадцать, она могла идти только степенной иноходью. Лошадь Джейми шла резвее, хотя и ей было далеко до Донаса. Этого могучего жеребца Джейми по просьбе Карла оставил в Эдинбурге – тот пожелал выезжать на нем в торжественных случаях. Джейми согласился на просьбу Карла, так как подозревал, что старый Саймон не упустит случая завладеть красавцем жеребцом, если тот окажется в пределах его досягаемости.

Судя по событиям, которые разворачивались передо мной, Джейми не ошибался в оценке характера своего деда. Вначале Джейми ехал рядом с писарем молодого Саймона, но вскоре я заметила: горячий спор закончился тем, что Джейми склонился в седле, выхватил у писаря поводья и вывел его лошадь на грязную обочину.

Мужчины спешились и встали лицом к лицу, готовые схватиться за оружие. Молодой Саймон, оценив ситуацию, тоже отъехал в сторону, сделав знак остальным продолжать путь. Он несколько раз проехался туда-сюда и присоединился к спорящим. Я хорошо видела покрасневшее от досады лицо Саймона, тревожное выражение на физиономии писаря и резкую жестикуляцию Джейми. С увлечением наблюдая за этой пантомимой, я увидела, как писарь, покорно пожав плечами, отстегнул седельную сумку, пошарил в ней и вытащил несколько листов пергамента. Джейми выхватил их и быстро просмотрел, водя по строчкам указательным пальцем. Остановившись на одном, он потряс им перед лицом Саймона и бросил остальные на землю. Молодой Лис был ошеломлен. Он взял лист, вгляделся в него и заметно смутился. Джейми вырвал пергамент, резким движением разорвал жесткий лист вдоль, затем поперек и затолкал куски в свою сумку.

Я придержала своего пони, который воспользовался остановкой, чтобы уткнуться носом в остатки скудной растительности. Когда молодой Саймон повернулся, затылок у него был ярко-красным, и я решила держаться в стороне. Джейми сел в седло и быстрым аллюром понесся вдоль обочины, направляясь ко мне. Рыжие волосы развевались по ветру, как знамя, глаза пылали гневом, губы крепко сжаты.

– Старый грязный прохвост, – сказал он без всяких околичностей.

– Что он сделал? – поинтересовалась я.

– Внес имена моих людей в свой список, – пояснил Джейми. – Объявил их частью полка Фрэзера.

Он обернулся и с тоской посмотрел на дорогу.

– Эх, жаль, столько уже отмахали. Вернуться бы и поддать этой старой скотине!

Я удержалась от искушения и не стала подстрекать Джейми к еще более выразительным эпитетам в адрес его деда и вместо этого спросила:

– Для чего он это сделал? Чтобы показать Стюарту, какую большую помощь он ему оказывает?

Джейми кивнул. Бушующая в нем ярость несколько улеглась.

– Ну да. Чтобы выглядеть лучше, ничего за это не платя. И не только поэтому. Старый хитрец хочет забрать назад свои земли, те, что ему пришлось отдать, когда мои родители поженились. Теперь он думает, что если все пойдет как надо и он станет герцогом Инвернесским, то сможет объявить, что Лаллиброх его собственность, а я – просто родственник. Доказательством станет то, что он, откликнувшись на призыв Стюарта, поставил под его знамена людей из этого имения.

– И это ему удастся? – с сомнением спросила я.

Джейми глубоко вдохнул и выдохнул, из его ноздрей вылетело облачко пара, словно дым из пасти дракона. Он мрачно улыбнулся и похлопал по сумке, висящей у пояса:

– Теперь не удастся.

* * *

От Бьюли до Лаллиброха можно добраться за два дня. Это при хорошей погоде, крепких лошадях и с остановками только на еду, сон и гигиенические процедуры. Но, как это обычно случается, в шести милях от Бьюли одна лошадь захромала, снег сменился дождем, на дороге появились покрытые льдом проплешины, так что прошла почти целая неделя, пока мы, усталые, грязные и голодные, спустились с последнего холма и увидели хозяйский дом в Лаллиброхе.

Мы были одни. Мурта ушел в Эдинбург вместе с молодым Саймоном и его людьми, чтобы выяснить, как обстоят дела в шотландской армии.

Дом прочно стоял среди многочисленных надворных строений, такой же белый, как расчерченные снеговыми полосами поля, окружающие его. Мне живо вспомнилось, что я почувствовала, когда впервые увидела это место. Тогда оно предстало передо мной в сиянии прекрасного осеннего дня, а не так, как сейчас – сквозь снежную пелену холодного ветра. Но даже тогда он показался желанным прибежищем. Теперь же ощущение надежности и безмятежного спокойствия только усилилось: через низкие окна просачивался теплый свет, его легкая желтизна рассеивала глубокие сумерки раннего вечера.

Ощущение приветливости этого дома еще более возросло, когда я, перешагнув порог, уловила соблазнительный запах жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.

– Ужин… – прошептал Джейми, закрыв глаза и вдыхая дразнящие ароматы. – Боже, я мог бы съесть целую лошадь.

С его плаща падали тающие льдинки, оставляя на деревянном полу мокрые следы.

– А я и думаю, что нам придется съесть одну из них, – заметила я, развязывая тесемки своего плаща и стряхивая снег с волос. – Те бедные создания, что ты сторговал в Киркимилле, едва шли.

В доме услышали звук наших голосов; дверь отворилась, раздался топот маленьких ножек и крики радости – это юный Джейми увидел внизу своего тезку. Привлеченные шумом, появились другие обитатели дома, и не успели мы оглянуться, как оказались в окружении Дженни, маленькой Мэгги, Айена, миссис Крук и, сопровождаемые служанками, устремились в зал.

– Как же я рада вас видеть, мои дорогие! – в третий раз повторила Дженни, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать Джейми. – Судя по тому, что говорят об армии, мы не надеялись увидеть вас так скоро.

– А как же люди? – спросил Айен. – Пришли с тобой или ты заглянул сюда ненадолго?

– Пришли со мной? – удивленно повторил Джейми.

Он как раз обнимал свою старшую племянницу, но, застигнутый врасплох вопросом зятя, тут же забыл о малышке. Та сердито дернула его за волосы, он пришел в себя, рассеянно поцеловал девочку и передал ее мне.

– Что ты хочешь сказать, Айен? – требовательно спросил он. – Все люди должны были вернуться месяц назад. Кто-то еще не пришел?

Я крепко держала маленькую Мэгги. Ужасное предчувствие овладело мной, когда я увидела, как исчезает улыбка с лица Айена.

– Никто из них не вернулся, – медленно произнес он. На его длинном, добродушном лице, как и на лице Джейми, появилось выражение озабоченности. – С тех пор как они ушли с вами, мы ничего о них не слышали.

Со двора, где Рэбби Макнаб возился с лошадьми, послышался крик. Джейми резко повернулся, открыл дверь и всмотрелся в снежную завесу.

Заглянув ему через плечо, я увидела всадника, скачущего сквозь белую пелену. Рассмотреть лицо было невозможно, но разве спутаешь с кем-нибудь маленькую крепкую фигуру, по-обезьяньи вцепившуюся в седло. «Быстрый как молния», – говорил о нем Джейми, и он был прав. Совершить путешествие от Бьюли до Эдинбурга, а затем до Лаллиброха, и все это за неделю, – такое удается не каждому. Приближающимся всадником был Мурта, и не нужно было обладать даром провидения, чтобы догадаться: он везет плохие новости.

Глава 42

Примирение

Бледный от гнева, Джейми с треском распахнул дверь утренней гостиной в Холируде. Эван Камерон вскочил на ноги, перевернув при этом чернильницу. Саймон Фрэзер, сын Ловата, сидевший по другую сторону стола, при появлении единокровного племянника высоко поднял густые черные брови.

– Черт возьми! – воскликнул Эван, шаря в рукаве в поисках платка, дабы промокнуть чернила. – Что с вами, Фрэзер? О, доброе утро, миссис Фрэзер, – добавил он, увидев меня позади Джейми.