Тень Джейми плясала на стенах. Он ходил взад-вперед по комнате, не желая садиться. В маленьком кабинете с окнами, занавешенными на ночь, было тесно и темно – совсем не то что на просторном, залитом солнцем церковном дворе, где Колум задал тот же самый вопрос. Но сейчас ситуация изменилась: потеряв популярность среди предводителей кланов, Карл тщетно напоминал им об их обязательствах. Но общие очертания проблемы были те же – темные, бесформенные, как тень, нависшая сейчас над нами.

– Я говорил вам об этом не меньше дюжины раз, – коротко ответил Джейми.

Он нетерпеливо повел плечами, как будто рубашка была слишком тесна ему.

– О да, ты говорил мне. Но на этот раз я надеюсь услышать правду.

Старик уселся поудобнее в своем провалившемся кресле и сложил руки на животе.

– Неужели? – Джейми коротко рассмеялся и повернулся лицом к деду.

Он оперся спиной о стол и обхватил себя руками. Несмотря на разницу в осанке и фигуре, между этими двумя мужчинами было определенное сходство. Один высокий, другой приземистый, но оба сильные, упрямые, полные желания победить в этой схватке.

– Разве мы не родственники? Разве я не властен над тобой? Я требую лояльности. Или я не имею на это права?

– Что-то не припоминаю, чтобы я присягал вам на верность.

Как у многих старых людей, в бровях Саймона было несколько длинных жестких волосков. При свете огня они шевелились – я не могла определить, от гнева или от удовольствия.

– Присягал? А разве в тебе не течет кровь Фрэзеров?

Рот Джейми искривился.

– Говорят, благоразумный сын должен почитать своего отца, но моей матерью была Маккензи. И я хорошо об этом помню.

Лицо Саймона побагровело, брови нахмурились. Затем он открыл рот и зашелся смехом, брызгая слюной и задыхаясь. Он смеялся долго. Наконец одной рукой беспомощно заколотил по креслу, а другой залез в рот и вытащил искусственные зубы.

По лицу его текли слюни и слезы. Он ощупью дотянулся до маленького столика, стоящего возле кресла, и уронил зубы на тарелочку для пирожных. Скрюченные пальцы схватили льняную салфетку и прижали ее к лицу. Все еще задыхаясь от смеха, он сказал, с трудом переводя дух:

– Шлюшай, парень. Дай мне вишки.

Подняв брови, Джейми взял графин со стола и передал деду. Тот снял крышку и принялся пить прямо из горла, не утруждая себя заботами о стакане.

– Ты думаешь, што ты не Фрэзер? – сказал он, опустив графин и тяжело отдуваясь. – Ха!

Все еще задыхаясь, старик откинулся назад, живот его тяжело вздымался и опадал. Он указал пальцем на Джейми и сказал:

– В тот шамый день, когда твой отец навшегда покинул Боуфоршкий замок, он штоял на том ше меште, где и ты, и говорил те ше шамые шлова.

Постепенно старик успокаивался. Он кашлянул еще несколько раз и снова вытер лицо.

– Ты жнал, што я пытался помешать женитьбе твоих родителей и шкажал, што ребенок, которого ждала Элен Маккензи, не был ребенком Брайена?

– Да, знал, – отвечал Джейми, снова опершись о стол и глядя на деда сузившимися глазами.

Лорд Ловат фыркнул.

– Не могу шкажать, што между мной и шиновьями вшегда было вжаимопонимание, но я жнаю швоих шиновей. И внуков тоже, – добавил он многозначительно. – И шерт меня побери, но я уверен: они, как и я, не могут быть рогоношцами.

Джейми не пошевелился, а я не могла заставить себя смотреть на старика и уставилась на его вынутые зубы – покрытое пятнами изделие из бука, влажно блестевшее среди крошек пирожного. К счастью, лорд Ловат не заметил моего брезгливого взгляда.

Он продолжал, уже серьезно:

– Жначит, Дугал Маккензи из Леоха прижнал Карла? Ты нажвал его швоим военачальником? Ты пришягал ему?

– Нет. Я никому не присягал.

– И даже Карлу?

Старик сразу ухватился за эти слова, как кошка, поймавшая мышь. Я почти видела, как шевелится его хвост, когда он смотрел на Джейми своими глубоко посаженными глазами, поблескивающими из-под прищуренных век.

Взгляд Джейми был устремлен на прыгающее пламя, а его тень неподвижно лежала на стене.

– Он не просил меня об этом.

Это была правда. Карл устранил необходимость такой клятвы, вписав его имя в свой союз. Но все же тот факт, что он не присягал Карлу, значил для Джейми очень много, и я знала об этом. Если ему и придется предать кого-то, пусть это будет не тот, кому он клялся в верности. А то, что весь мир будет думать, что такая клятва существовала, его не беспокоило.

Саймон снова прорычал что-то нечленораздельное. Без искусственных зубов его нос и подбородок почти сомкнулись. От этого лицо казалось как-то странно укороченным.

– Тогда ничто не мешает тебе пришягнуть мне как главе твоего клана, – спокойно произнес он.

Шевелящийся хвост стал менее виден, но все же был заметен. Я почти слышала, какие мысли бродят на мягких лапках у него в голове. Если Джейми присягнет ему, а не Карлу, власть Ловата возрастет. Возрастет и его богатство: как предводитель он потребует часть дохода с Лаллиброха. Перед ним замаячило блестящее будущее в виде герцогства.

– Ничто, кроме моего собственного желания, – согласился Джейми. – А это препятствие совсем небольшое.

Он еще больше прищурился.

– Ммфм… – Глаза Ловата были почти закрыты. Время от времени он медленно поводил головой из стороны в сторону. – О да, парень, ты дейштвительно шин швоего отца. Упрям как бык и так же туп. Я жнал, что Брайен ничего не мог получить от той шлюхи, кроме дураков.

Джейми рванулся вперед и схватил с тарелки буковые зубы.

– Тебе бы лучше снова надеть их, дурень! – грубо сказал он. – Я не понимаю, что ты говоришь.

Губы старика раздвинулись в безрадостной улыбке, так что стал виден желтый обломок зуба в нижней челюсти.

– Ты не шоглашен? Тебе непонятна эта шделка? – Он бросил на меня быстрый взгляд, усмотрев во мне еще одного возможного участника игры. – Твоя клятва против чешти твоей жены.

Джейми рассмеялся, все еще сжимая зубы в руке.

– Вот как? Ты что, собираешься изнасиловать ее здесь, у меня на глазах, а, дед? – Джейми презрительно откинулся назад, придерживаясь рукой за стол. – Давай попробуй, а когда она разделается с тобой, я пришлю тетю Фрэнсис подмести то, что от тебя останется.

Дед спокойно взглянул на Джейми.

– Не я, парень. – Он повернул голову в мою сторону и криво усмехнулся беззубым ртом. – Хотя я шделал бы это с удовольштвием.

Я увидела жадный блеск его глаз, и мне захотелось покрепче запахнуть на груди плащ, но, к сожалению, его на мне не было.

– Ты жнаешь, школько мужчин ждешь, в Бофорте, Джейми? И школько таких, кто не откажется от твоей английшкой ведьмы? Ты не можешь охранять ее днем и ночью.

Джейми медленно выпрямился. Его большая тень на стене повторила это движение. Он бесстрастно уставился на старого Саймона.

– О, тут мне беспокоиться не о чем, дед, – мягко сказал он. – Моя жена не обычная женщина. Ты ведь знаешь, она умная. И она Белая Дама, как Дама Элизет.

Я никогда не слышала о Даме Элизет, но лорд Ловат явно слышал. Его голова дернулась, глаза широко раскрылись от ужаса. Он открыл рот, но, прежде чем успел что-то сказать, Джейми продолжил, на этот раз с нескрываемой злобой:

– У мужчины, который заключит ее в свои нечестивые объятия, половые органы отпадут, как обмороженное яблоко, а его душа будет вечно гореть в аду.

Джейми оскалил зубы и резко выбросил руку вперед.

– Вот так.

Буковая челюсть со стуком упала в самую середину огня и зашипела.

Глава 41

Проклятый дар провидения

За два столетия до происходящих событий большинство жителей Южной Шотландии приняло пресвитерианство. Некоторые кланы Северной и Северо-Западной Шотландии последовали их примеру, но другие, например Фрэзеры и Маккензи, сохранили свою католическую веру. Особенно Фрэзеры, благодаря их крепким фамильным связям с католической Францией.

В Бофортском замке была небольшая церквушка, где молился сам граф и члены его семьи, но местом погребения всех Ловатов служило Болийское аббатство, изрядно разрушенное временем; пол в алтаре, лишенном крыши, плотно устилали могильные камни.

Это было тихое место, и, несмотря на холодную промозглую погоду, я иногда там прогуливалась. Не знаю, таил ли старый Саймон какие-нибудь планы по отношению ко мне или испугался слов Джейми, сравнившим меня с Дамой Элизет – оказалось, это была легендарная «белая женщина», или целительница, шотландский эквивалент Белой Дамы, – но больше никаких угроз я не слышала. Кроме того, я была уверена, что никто не посмеет напасть на меня среди надгробных камней умерших Фрэзеров.

Однажды, через несколько дней после сцены в кабинете, я шагнула в пролом стены, окружающей разрушенное аббатство, и сразу обнаружила, что я здесь не одна. К порыжевшему могильному камню прислонилась молодая женщина, которую я видела у дверей кабинета Ловата. Ноги были вытянуты, как у аиста, руками она обхватила себя, чтобы согреться.

Я было повернула в сторону, но она увидела меня и знаком подозвала к себе.

– Вы леди Брох-Туарах? – спросила она тихим голосом с шотландским акцентом; впрочем, скорее это было утверждением, чем вопросом.

– Да. А ты… Мэйзри?

Слабая улыбка осветила ее черты. У нее было своеобразное, слегка асимметричное лицо, как на картинах Модильяни. Длинные черные волосы рассыпаны по плечам. В них поблескивала седина, хотя она, несомненно, была еще молода.

– Мне было видение, – сказала она.

Широкая улыбка раздвинула ее слегка кривой рот.

– Вы и мысли читаете? – спросила я.

Ветер, гуляющий меж полуразрушенных стен, унес вдаль звук ее смеха.

– Нет, миссис. Я читаю по лицам, а…

– А мое – открытая книга, я знаю об этом.

Какое-то время мы стояли рядом, глядя на небольшие подтеки грязи на камне и жесткую бурую траву, которой порос церковный двор.

– Говорят, вы Белая Дама, – выпалила вдруг Мэйзри.