– Вы… очень… добры, – проговорил он, стараясь сдержать кашель.

– Сейчас вам станет лучше, – пообещала я. – А теперь помолчите, но кашель не сдерживайте. Мне надо хорошенько вас прослушать.

Его рубашка была уже расстегнута. Я подняла ее и увидела глубоко запавшую грудь. Сквозь тонкую кожу, практически при полном отсутствии плоти, явственно проступали ребра. Видимо, он всегда был худым, но болезнь окончательно истощила его.

Я свернула пергамент в трубку и приставила один конец к уху, другой к груди больного. Это был грубый стетоскоп, но удивительно эффективный.

Я выслушивала его, просила дышать поглубже. Мне не нужно было просить беднягу покашлять.

– Повернитесь ненадолго на живот.

Я подняла рубашку и постучала легонько по спине, проверяя резонанс легких. Его спина была мокрой от пота.

– Хорошо. А теперь опять на спину. Лежите спокойно и расслабьтесь. Я не сделаю вам ничего неприятного.

Я продолжала вести с ним умиротворяющую беседу, осматривая белки глаз, вздувшиеся лимфатические узлы на шее, обложенный язык и воспаленные гланды.

– У вас простуда, – сказала я, слегка похлопав его по плечу. – Я приготовлю вам напиток, облегчающий кашель. А пока…

Я указала носком туфли на горшок, стоящий под кроватью, и, обращаясь к Джеку, приказала:

– Вынесите это!

Тот недоверчиво взглянул на меня, чуть помедлил, но решил подчиниться.

– Не в окно! – резко остановила я его. – Отнесите это вниз.

Он вышел, не глядя на меня.

Как только дверь затворилась, Александр улыбнулся мне, глаза на бледном лице засияли. От сильного кашля его волосы растрепались, и я пригладила их.

Мне не хотелось говорить ему это, но, по-видимому, он все знал.

– У вас простуда. И туберкулез.

– А еще?

– Острая сердечная недостаточность.

– Я так и думал. Часто в груди что-то бьется… как очень маленькая птичка.

Я не могла выносить вида его истощенной груди и осторожно застегнула рубашку. Длинная белая рука сжала мою руку.

– Как долго? – спросил он. Голос был спокойным, в нем звучало лишь простое любопытство.

– Не знаю, – ответила я. – Это правда. Я не знаю.

– Но недолго, – уверенно произнес он.

– Недолго. Может быть, несколько месяцев, но не больше года.

– Можете вы… остановить кашель?

Я потянулась к саквояжу.

– Да, по крайней мере, я смогу его облегчить. И сердце… Я приготовлю экстракт наперстянки. Это поможет… Что же касается вашего брата… Хотите вы, чтобы я…

– Нет, – твердо ответил он.

Один уголок его рта поднялся, и он сделался так похож на Фрэнка, что я чуть не разрыдалась.

– Нет, – повторил он, добавив: – Хотя я думаю, он уже знает. Мы всегда… все знаем друг о друге.

– Знаете все? – спросила я, глядя ему в глаза.

Он не отвел глаз, лишь слабо улыбнулся.

– Да, – мягко произнес он. – Я знаю о нем все. Но это не имеет значения.

«Не имеет? – подумала я. – Для тебя, может быть, и не имеет».

Боясь выдать себя, я отвернулась и начала разводить маленькую спиртовку, которую принесла с собой.

– Он ведь мой брат, – услышала я тихий голос у себя за спиной.

Я глубоко вздохнула и принялась готовить питье.

– Да, конечно, – отозвалась я. – И он тоже осознает это.

* * *

Как только слухи о поражении Коупа дошли до Престонпанса, с севера начали поступать предложения о помощи как деньгами, так и людьми. В некоторых случаях эти предложения воплотились в конкретные дела. Лорд Огилви – старший сын графа Эрли привел шестьсот отцовских батраков, а Стюарт из Аппина появился во главе четырехсот человек, представляющих графства Абердин и Банф.

Лорд Питслиг возглавил шотландскую кавалерию, в которую входило немало знатных людей со слугами. Все они были хорошо обучены и вооружены. Во всяком случае, по сравнению с многочисленными представителями местных кланов, вооруженных палашами, оставшимися со времен восстания 1715 года, с ржавыми секирами и вилами, которые используют для чистки коровников. Они представляли собой пеструю толпу, но весьма воинственную.

По пути домой я увидела группу мужчин, толпившихся возле странствующего точильщика, который с одинаковым равнодушием точил кинжалы, бритвы и косы. Английскому солдату в сражении с армией, вооруженной таким оружием, грозил скорее столбняк, нежели смерть, но в конечном итоге результат мог быть одним и тем же.

Чтобы засвидетельствовать Карлу свое почтение, в Холируд прибыл лорд Льюис Гордон, младший брат герцога Гордона. Он рисовал Карлу радужную картину, суля привести под его знамена весь клан Гордонов. Но от целования сановной ручки до реального дела была дистанция огромного размера.

Представители южных земель Шотландии восторженно приветствовали победу Карла, но не изъявляли готовности предоставить своих людей в его распоряжение. Почти вся армия Стюарта состояла из жителей Северной и Северо-Западной Шотландии. Сказать, что южане полностью устранились от поддержки Карла, было бы тоже неправильно. Лорд Джордж Муррей поведал мне, что самоуправляющиеся города Южной Шотландии обязаны поставлять в фонд Карла продукты питания, товары и деньги, в общей сложности составляющие весьма значительную сумму, которая явится хорошим подспорьем для армии.

– Мы только из Глазго получили пять с половиной тысяч фунтов. Хотя это, конечно, немного по сравнению с деньгами, которые обещают Франция и Испания, – сказал лорд Муррей, добавив: – Я, правда, не особенно рассчитываю на эти деньги. Ведь пока его высочество не получил от Франции ничего, кроме обещаний.

Джейми, прекрасно понимавший, как мало надежды на французское золото, лишь согласно кивнул в ответ.

* * *

– Ничего новенького ты не узнала сегодня, англичаночка? – спросил Джейми, как только я вошла. Перед ним лежало наполовину написанное донесение, и он только что обмакнул перо в чернильницу, чтобы продолжить писать.

Я сняла с головы влажный капор, раздался треск статического электричества.

– Ходят слухи, что генерал Холи формирует кавалерийские отряды на юге. Ему приказано набрать восемь полков.

Джейми промычал что-то. Учитывая неприязнь северо-западных шотландцев к кавалерии, это была плохая новость. Он инстинктивно потер спину, где сохранился отпечаток лошадиного копыта.

– Я сообщу об этом полковнику Камерону, – сказал он. – Насколько верны эти слухи, как ты думаешь, англичаночка?

По привычке он оглянулся через плечо удостовериться, что мы одни. Сейчас он называл меня так лишь наедине, на людях – только «Клэр».

– Думаю, они вполне достоверны.

Это были не слухи. Это были последние разведданные, полученные от Рэндолла. Ими он расплачивался со мной за лечение брата.

Джейми знал, конечно, что я посещала Алекса Рэндолла, как и больных из армии якобитов. Но он не знал, и я никогда не призналась бы ему, что раз в неделю, а иногда и чаще я встречалась с Джеком Рэндоллом, чтобы узнать от него последние новости, поступившие в Эдинбургский замок с юга.

Иногда он приходил к Алексу, когда я была там. Но чаще перехватывал меня на улице, когда в сумерках я возвращалась домой, осторожно, чтобы не поскользнуться, ступая по мокрому булыжнику. Вдруг из какого-нибудь закоулка передо мной вырастала стройная фигура в домотканой одежде, или же рядом со мной сквозь туман прорезался тихий спокойный голос. Это всегда было потрясением. Словно встреча с призраком Фрэнка.

Конечно, во многих отношениях ему было бы удобнее оставлять для меня информацию у Алекса, но он никогда ничего не сообщал мне письменно, и понятно почему. Если такое письмо будет обнаружено не тем, кем следует, даже неподписанное, не поздоровится не только ему, но и Алексу. Как всегда, Эдинбург кишел незнакомцами. Это и волонтеры короля Якова, и люди с юга и севера, явившиеся лично выяснить обстановку, и многочисленные поверенные из Франции и Испании, множество всевозможных шпионов и осведомителей. Единственными соотечественниками из враждебного лагеря были офицеры и солдаты английского гарнизона, расквартированного в Эдинбургском замке. Но никто из них не видел нас вместе, а если бы и увидели, не узнали бы Рэндолла в такой одежде.

Меня тоже устраивал такой способ получения информации. Мне пришлось бы уничтожать все, написанное от руки. Я не думала, конечно, что Джейми мог узнать почерк Рэндолла, но в любом случае мне пришлось бы изворачиваться, объясняя, откуда ко мне регулярно поступает секретная информация. Куда удобнее было ссылаться на то, что она собрана мною по крохам во время моих ежедневных прогулок и визитов к больным.

Недостатком же этой системы являлось то, что информация, получаемая от Рэндолла, естественно, воспринималась мною в его интерпретации. И хотя я не сомневалась в ее достоверности, она тем не менее требовала критического восприятия, а иногда и дополнительной проверки.

– Герцог Камберленд все еще ждет, когда вернутся его войска из Фландрии. Осада Стирлингского замка не даст никаких результатов.

Я сообщила сведения относительно генерала Холи и формируемых им кавалерийских полков с некоторым чувством вины за возможную недостоверность. Поскольку Джейми считал честность непреложной основой супружества, я не могла допустить осложнения наших отношений даже во имя полезной информации для якобитов.

– Я и сам это знаю, – сказал Джейми, не отрываясь от письма. – Два дня назад лорд Джордж получил донесение от Фрэнсиса Таунсенда. Он держит город, но рытье рвов, на чем настаивает его высочество, – это напрасная трата времени. Они совершенно не нужны. Гораздо эффективнее было бы обстрелять замок из пушек, а затем штурмовать.

– Зачем же они роют рвы?

Джейми махнул рукой, все еще продолжая писать. Его уши покраснели от досады.

– Потому что итальянская армия рыла рвы, когда они брали Веронский замок. Это единственная осада, которую довелось видеть его высочеству. Значит, впредь всегда следует действовать только так.