— Думаю, ты прав. Проклятье! Почему Колам не мог подождать еще немного?! Хотя бы до утра, когда он мог встретиться с Карлом?

Джейми грустно улыбнулся:

— Я не думаю, что это могло бы что-то изменить, Саксоночка. Лишь немногим дано знать час своей смерти.

— Колам знал!

Я не раз размышляла о том, рассказать ли Джейми о нашем разговоре с Коламом во время встречи в Холируде или нет, но теперь не было смысла молчать.

Джейми недоверчиво покачал головой и вздохнул, плечи его поникли. Ему было тяжко сознавать, что Килам собирался покончить с собой, — А теперь я думаю, — задумчиво, как бы про себя, проговорил он, — не является ли это неким предзнаменованием?

— Предзнаменованием?

— Колам умер, не успев отказать Карлу в помощи. Не означает ли это, что Карлу суждено выиграть в этой борьбе?

Я вспомнила последнюю встречу с Коламом. Смерть настигла его в постели. Он сидел на кровати, рядом, на столике, — нетронутый бокал бренди. Он встретил смерть как хотел — со светлой головой. Его глаза были широко открыты, рот плотно сжат; морщины, идущие от уголков рта к носу, сделались глубже. Боль, которая была постоянной спутницей его жизни, наконец-то отступила.

— Это только Богу известно, — наконец произнесла я.

— Да. Я надеюсь, что известно кому-то еще.

Глава 38

СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ

Опасность инфлюэнцы нависла над Эдинбургом подобно грозовой туче, окутавшей замок на вершине холма. Потоки холодной дождевой воды день и ночь бежали по булыжной мостовой, смывая грязь и устраняя невыносимую вонь, распространяемую отбросами, и удушливый дым очагов, топившихся по-черному.

Дрожа от холода, я подолгу бродила по Холируду и Канонгейту, предпочитая бродить под дождем, нежели задыхаться от дыма и глотать микробы, которыми была насыщена атмосфера в помещении. Во дворе только и слышен был кашель и чиханье, хотя постоянное присутствие его высочества заставляло несчастных больных плевать в грязные носовые платки и камины, а не на полированный дубовый пол.

В это время года рано зажигались огни, и я повернула домой в надежде засветло добраться до Холируда. Я не боялась ходить одна в темноте, хотя далеко не все здесь знали меня. Преувеличенный страх перед свежим воздухом удерживал население в домах.

Единственное, чего я боялась, — это оступиться в темноте на скользком булыжнике и сломать ногу. Город освещался лишь фонарями караульных, которые бродили от дома к дому, появляясь и исчезая подобно светлячкам. Иногда светлячки исчезали все одновременно на полчаса, а то и больше. Это означало, что караульные отправились выпить глоток спасительного эля.

Я смотрела на тусклое сияние солнца, опустившегося за Канонгейтской церковью, стараясь определить, сколько времени осталось до наступления темноты. Если удастся, я еще смогу заглянуть в аптеку мистера Хо.

В аптеке мистера Хо можно было приобрести конский каштан и кору ильма, а еще он снабжал меня мятой перечной и барбарисом. В это время свой основной доход он получал от продажи камфорных шариков, которые, как считалось, помогали от простуды, гриппа и туберкулеза легких.

Если снадобье Хо и не являлось более эффективным средством борьбы с болезнями по сравнению с современными лекарственными препаратами, то они и не наносили вреда и по крайней мере имели приятный запах.

Несмотря на обилие красных носов и бледных лиц, балы во дворце проводились регулярно, несколько раз в неделю, так как эдинбургская знать с энтузиазмом продолжала изъявлять симпатию своему принцу. Еще через два часа слуги с фонарями отправятся сопровождать своих господ на бал.

Я вздохнула, вспомнив другой бал, с сопливыми кавалерами, говорящими комплименты сиплыми голосами. Наверное, неплохо бы добавить к списку лекарственных средств немного чеснока. Его носят в серебряных медальончиках на шее. Считалось, что он спасает от заражения. Я же была убеждена, что пронзительный чесночный аромат вынуждает людей держаться на почтительном расстоянии от его источника, и таким образом снижается опасность заражения.

Город был занят войсками Карла, и англичане, пока еще не осажденные, сосредоточились в замке, расположенном на вершине холма. И все же слухи, нередко преувеличенные, растекались по всем направлениям.

Если послушать мистера Хо, то герцог Камберлендский собирал свои войска к югу от Перта, намереваясь немедленно отправиться на север. Я не знала, так ли это. На самом деле я в этом весьма сомневалась, припоминая, что в истории о нем не было каких-либо упоминаний до 1746 года, а он еще не наступил.

Страж у ворот, кашляя, кивнул мне. Кашель был подхвачен и другими стражниками, стоявшими в прихожей и на лестничной площадке. Еле удержавшсь от того, чтобы помахать на них связкой чеснока, словно кадилом, я поднялась по лестнице и направилась в вечернюю гостиную, куда была беспрепятственно допущена.

В гостиной находились его высочество, Джейми, Эйнес Макдоналд, О'Салливан, секретарь его высочества и мрачный человек по имени Фрэнсис Таунсенд, в последнее время пользующийся особым расположением его высочества. Почти у всех носы были красными, они постоянно чихали. На красивой облицовке камина виднелись следы мокроты, которую присутствующие сплевывали в огонь. Я бросила выразительный взгляд на Джейми, устало расположившегося в кресле. Его лицо было бледным и осунувшимся.

Привыкнув к моим прогулкам по городу и испытывая большой интерес ко всему, что было связано с англичанами, мужчины слушали меня с большим вниманием.

— Мы чрезвычайно благодарны вам, мадам, за ваши сообщения, — с грациозным поклоном произнес его высочество. — Не могу ли и я в свою очередь быть вам чем-либо полезен?

— Можете, — отвечала я, усмотрев в его словах возможность извлечь пользу для себя и Джейми. — Я хочу забрать своего мужа домой. Прямо сейчас.

Глаза принца сузились, но он тут же взял себя в руки. Не столь сдержанный Эйнес Макдоналд разразился подозрительно странным кашлем. Бледное лицо Джейми вдруг порозовело. Он чихнул и уткнулся в носовой платок, синие глаза метали искры.

— О, вашего мужа, гм… — Розовая краска медленно залила его лицо.

— Он болен, — с некоторым вызовом произнесла я. — Да вы это и сами видите. Я хочу, чтобы он отправился домой и лег в постель. Ему нужен отдых.

— Ах, отдых, — пробормотал Макдоналд себе под нос.

Я лихорадочно искала какие-нибудь приличествующие случаю слова.

— Очень сожалею, что вынуждена на время лишить ваше высочество общества моего мужа, но, если сейчас не дать ему немного отдохнуть и полечиться, он потом Очень долго будет лишен возможности посещать вас.

Карл мгновенно оправился от минутного замешательства и, видимо, нашел забавным смущенное молчание Джейми.

— О, нас вовсе не устраивает такая перспектива, мадам. Пусть будет так, как вы сказали. Наш дорогой Джейми освобождается от посещения моей персоны до тех пор, пока не поправится. Так что вы можете отвести своего мужа в свои комнаты и… делайте с ним то… что сочтете нужным. — Вдруг губы принца неожиданно сморщились, он вытащил из кармана платок и, следуя примеру Джейми, прикрыл им нижнюю часть лица, деликатно покашливая.

— Поберегите себя, ваше высочество, — язвительно посоветовал Макдоналд, — а то вы можете заразиться от мистера Фрэзера.

— Можно только пожелать себе быть хотя бы наполовину таким здоровым, как мистер Фрэзер, — пробормотал Фрэнсис Таунсенд, даже не пытаясь скрыть ехидную усмешку, которая делала его похожим на лису в курятнике.

Теперь Джейми весьма напоминал помидор, слегка тронутый морозцем. Он быстро поднялся, поклонился принцу и, бросив короткое «благодарю вас, ваше высочество», поспешил к двери, увлекая меня за собой.

— Пусти меня, — сердито проворчала я, как только мы миновали стражника и вошли в приемную. — Ты сломаешь мне руку.

— Ладно, — пробормотал он. — Но как только мы выйдем отсюда, я сломаю тебе шею. — Однако по выражению его лица было ясно, что сердитые слова произносятся им только для видимости.

И уже придя домой и крепко притворив дверь, он притянул меня к себе и засмеялся, прижавшись щекой к моей макушке.

— Спасибо тебе, Саксоночка, — чуть присвистнув, сказал он.

— Ты не сердишься? — Мои слова звучали глухо, так как я говорила, уткнувшись головой в ворот его рубашки. — Я не хотела смущать тебя.

— Да нет, все в порядке. Я согласился бы сесть на раскаленные угли, лишь бы иметь возможность покинуть его высочество. Я до смерти устал от этого человека. — Неожиданный приступ кашля сотряс его тело, и он покачнулся, ухватившись за дверь.

— Что с тобой? — Я поднялась на цыпочки, чтобы пощупать его лоб. Я была не столько удивлена, сколько встревожена, почувствовав, какой он горячий. — У тебя есть температура, — с укором произнесла я.

— У всех есть температура, только у одних она выше, у других ниже.

— Не паясничай, — сказала я с невольным чувством облегчения, что, несмотря на сильный жар, он не потерял способности мыслить логически. — Раздевайся и не возражай, пожалуйста, — решительно добавила я, заметив, что он собирается что-то сказать.

Джейми рассмеялся и стал расстегивать рубашку. Его смех вновь перешел в хриплый кашель, от которого он побагровел и чуть не задохнулся. Рубашка упала на пол, и его бросило в дрожь.

Я как могла натянула толстую шерстяную рубашку ему на голову, он барахтался в ней, пытаясь попасть в рукава, а я принялась стягивать с него юбку, чулки и туфли.

— Боже, ноги у тебя холодные как лед!

— Ты могла бы… погреть их… если бы… захотела! — Он с трудом выговаривал слова, стуча зубами, и уже не сопротивлялся, когда я стала укладывать его в постель.

Он так дрожал, что не мог говорить. Щипцами я вытащила из камина горячий кирпич и, завернув в тряпку, положила ему в ноги.

Вскоре Джейми немного согрелся. А я к тому времени согрела кастрюлю воды, бросила туда горсть мяты перечной и черной смородины.