Повернувшись, чтобы сказать об этом его высочеству я застыла на месте, удивленная выражением его лица.

Какую-то долю секунды мне казалось, что его высочеству, непривычному к виду крови, стало дурно от того, что ему довелось только что увидеть. Ведь даже многие опытные сестры, сняв повязку с раны, не выдерживали и выскакивали на улицу, где их начинало рвать. Но вскоре они возвращались и уже спокойно продолжали обрабатывать рану. Ранения, полученные в бою, выглядят особенно страшно.

Но здесь было что-то другое. Не являясь прирожденным воином, Карл тем не менее был ранен и истекал кровью, как Джейми, в возрасте четырнадцати лет в его первом сражении при Гаэте. Нет, решила я, заметив, что принц успокоился. Его не может испугать вид ран или крови.

Дело в том, что в данном случае перед ним стоял не какой-нибудь батрак или пастух, не какой-нибудь безымянный подданный, чей долг был сражаться за дело Стюартов. Джейми был его друг. И я подумала, что именно рана Джейми напомнила ему об этом. Ведь Джейми пролил свою кровь, выполняя его, Карла, приказ; люди пострадали в борьбе за его дело. Не удивительно, если осознание этого факта глубоко потрясло принца.

Он долго смотрел на раненый бок Джейми. Затем поднял глаза и встретился с ним взглядом. Он схватил Джейми за руку и, склонив перед ним голову, тихо сказал:

— Спасибо.

В какой-то момент мне показалось, что, вероятно, из него может получиться король.

На отлогом склоне за церковью по приказу его высочества была установлена палатка — последняя обитель павших в этом сражении. В связи с тем, что медицинская помощь прежде всего оказывалась англичанам, среди них практически не было умерших от ран. Принадлежность шотландца к тому или иному клану можно было различить только по его одежде. Всех их должны похоронить на рассвете. Макдоналд из Кепоха привел французского священника. Это был человек, согнувшийся под бременем лет. Его розовая сутана была небрежно надета поверх грязного шотландского пледа. Он медленно переходил от одного трупа к другому, творя молитву в честь каждого в отдельности:

— Даруй ему вечный покой, о Господи, и пусть вечный свет сияет над ним.

Потом машинально крестился и шел дальше.

Я уже приходила в палатку и с замиранием сердца пересчитывала убитых шотландцев. Тогда их было двадцать два. Двадцать два шотландских солдата. Теперь их численность увеличилась. Стало двадцать шесть.

Двадцать седьмой лежал рядом, в церкви, его последнем земном пристанище. Александр Кинкейд Фрэзер медленно умирал от ран, полученных в грудь и в живот. Он умирал от внутреннего кровотечения, которое невозможно было остановить. Его принесли ко мне смертельно бледного. В течение нескольких часов он лежал, истекая кровью, на поле брани один среди трупов врагов.

Он пытался улыбнуться мне, но я смочила водой его потрескавшиеся губы и смазала их маслом. Дать ему пить означало мгновенно убить его, так как жидкость хлынет в его поврежденный кишечник, что немедленно приведет к смерти. Какое-то время я колебалась, осознавая серьезность его ранения и полагая, что быстрая смерть может быть еще и легкой, но потом… Я решила, что скорее всего он захочет встретиться со священником, по крайней мере для того, чтобы исповедаться. И поэтому я распорядилась отнести его в церковь, где отец Бенин заботился об умирающих так же, как я заботилась о живых.

Джейми наведывался в церковь почти каждые полчаса, но Кинкейд держался удивительно долго, несмотря на то, что жизнь постепенно покидала его. Но на этот раз Джейми не возвращался слишком долго. Я поняла, что все кончено, и отправилась в церковь сама. Возможно, там потребуется и моя помощь.

На том месте под окном, где лежал Кинкейд, было пусто, там виднелось лишь большое грязное пятно. В палатке для мертвых Кинкейда тоже не оказалось, и никто не знал, где Джейми.

В конце концов я нашла их на склоне холма, за церковью. Джейми сидел на уступе скалы с Александром Кинкейдом на руках. Кудрявая голова Кинкейда покоилась у Джейми на плече. Длинные волосатые ноги беспомощно повисли. Оба были неподвижны, словно скала, на которой они сидели, тихие, словно смерть, хотя только один из них был мертв.

Я коснулась белой, дряблой руки Кинкейда и провела рукой по густым каштановым волосам, таким неожиданно живым на этом теле. Мужчина не должен умирать девственником, но Кинкейд умер.

— Он умер, Джейми, — прошептала я.

Джейми продолжал сидеть молча, потом кивнул и открыл глаза, будто бы смирившись с неизбежным:

— Я знаю. Он умер вскоре после того, как я принес его сюда. Но я не хотел, чтобы он умирал.

Я взяла Кинкейда за плечи, и мы осторожно положили его на траву. Ночной ветерок шевелил стебли густой травы, и они нежно касались его лица, как бы отдавая ему последний земной поклон.

— Ты не хотел, чтобы он умер заточенным в четырех стенах, даже если это стены церкви? — догадалась я.

Над нами простиралось огромное небо, покрытое облаками. Оно было бескрайним и обещало вечный покой.

Джейми задумчиво покачал головой, затем опустился перед телом Кинкейда на колени и поцеловал его широкий, бледный лоб.

— Когда придет мой час, я хочу, чтобы кто-нибудь поступил со мной так же, — тихо сказал он.

Он прикрыл краем пледа кудрявую голову покойного и прошептал что-то по-гэльски, но я не поняла, что именно.

Медицинский пункт для обслуживания раненых — не место для слез. Там слишком много дел. Я держала себя в руках и не позволяла себе плакать весь день, хотя поводов для этого было более чем достаточно. Но сейчас я дала волю слезам. Я уткнулась лицом в плечо Джейми, и он ласково гладил меня по спине. Когда я подняла глаза, вытирая слезы с лица, я увидела, что он по-прежнему смотрит на лежащее на траве тело сухими глазами. Он почувствовал на себе мой взгляд и сказал:

— Я оплакал его, когда он был еще жив, Саксоночка. — И, помолчав немного, спросил: — Ну как там, в доме?

Я высморкалась, вытерла нос, и, взявшись за руки, мы пошли вниз.

— Ты должен помочь мне с одним раненым, — попросила я.

— Кого ты имеешь в виду?

— Хемиша Макбета.

Скованное скорбью лицо Джейми, сплошь в грязных пятнах, наконец смягчилось.

— Он появился наконец? Я рад. Рана не очень тяжелая, надеюсь?

Я невольно отвела глаза:

— Увидишь.

Макбет был одним из любимцев Джейми. Молчаливый великан с кудрявой каштановой бородой, он являлся по первому зову Джейми и охотно сопровождал его в разных поездках. Он мало говорил, зато обладал чудесной улыбкой, которая вдруг появлялась из недр его густой бороды, подобно волшебному цветку «Ночная красавица», который цветет редко, но славится своей неповторимой красотой.

Я знала, что отсутствие этого добродушного великана после завершения сражения очень беспокоит Джейми. Я не уставала искать его среди раненых. Но солнце зашло, зажглись костры, а Хемиша Макбета все не было, и я стала опасаться, что мы найдем его среди мертвых.

Но он явился к нам в санитарный пункт полчаса назад, передвигаясь медленно, но без посторонней помощи. Одна нога была у него в крови сверху и до самой щиколотки, а странная походка наводила на мысль, что, по всей видимости, есть и еще какие-то раны. Но Макбет категорически отвергал всякую мысль о том, чтобы женские руки прикоснулись к нему и посмотрели, в чем там дело.

Великан лежал на одеяле возле фонаря, держа руки на животе и уставившись в потолок. Он повел глазами из стороны в сторону, когда Джейми опустился на колени рядом с ним, но даже не шевельнулся. Я тактично держалась чуть поодаль, так чтобы он не разглядел меня за широкой спиной Джейми.

— Привет, Макбет, — сказал Джейми, пожав запястье Хемиша. — Как дела, дружище?

— Нормально, сэр, — отвечал великан. — Нормально. Только вот… — Он замолчал.

— Ну-ка, давай посмотрим, что там такое.

Макбет не противился, когда Джейми откинул подол его килта.

Взглянув через плечо Джейми на рану, я поняла, почему Макбет не подпускал нас к себе. Удар меча или пики угодил ему прямо в пах и скользнул вниз. В результате мошонка оказалась надорванной с одной стороны, и одно яичко беспомощно повисло, готовое того и гляди оторваться. Его бледно-розовая поверхность походила на облупленное куриное яйцо.

Джейми и еще два или три человека, лежавшие поблизости, при виде раны побледнели. Я заметила, как один из них непроизвольно сунул руку под одеяло, желая убедиться, что с ним все в порядке.

Несмотря на то что рана выглядела ужасно, само яичко казалось неповрежденным, кровотечение было не сильным. Я коснулась плеча Джейми и жестом показала ему, что рана не опасна. Радостный, Джейми дружески потрепал Макбета по колену:

— Дела не так уж плохи, Макбет. Не беспокойся. Ты еще будешь отцом.

Этот крупный мужчина лежал потупившись, но при этих словах поднял свой взгляд на командира:

— Да я об этом не думаю. У меня уже есть шестеро ребятишек. То же самое говорит мне жена, когда я… — Лицо Макбета залилось краской, когда со всех сторон послышался смех и веселые шутки.

Джейми взглянул на меня, как бы заручаясь поддержкой, и, перестав смеяться, твердо заявил:

— И в этом смысле тоже все будет в порядке.

— Благодарю вас, сэр, — прочувствованно сказал Макбет, полностью уверовав в слова своего командира.

— Но для этого, — серьезно продолжал Джейми, — его необходимо пришить. Так что решай, дружище. — Он полез в открытый саквояж, где я держала изготовленные мною самодельные иглы. Намучившись с иглами, которыми обычно пользовались брадобреи, открывающие кровь, я изготовила три дюжины собственных, отобрав для этой Цели самые лучшие вышивальные иглы, какие только могла достать, нагрела их над пламенем спиртовки, слегка согнула, придав им форму полумесяца, необходимую для сшивания поврежденных тканей. Затем изготовила свои собственные хирургические нитки — кетгут. Очень кропотливое занятие, но, по крайней мере, я была уверена в стерильности своих материалов.