Луиза наклонилась, неожиданно попав в поле моего зрения.

— Твое лицо осунулось — кожа да кости. Если ты не хочешь есть, то по крайней мере пойдем погуляем, — нетерпеливо сказала она, — дождь прекратился, давай посмотрим, не осталось ли орехов на мускатном дереве. Может быть, тебе захочется их съесть.

Мне было безразлично, где находиться — в доме или на улице. Туманная пелена все еще окутывала меня, сглаживая очертания окружающих предметов и делая их неотличимыми друг от друга. Но я считала себя обязанной Луизе, поэтому встала, оделась, и мы вышли.

У дверей, ведущих в сад, ее остановил повар и обратился со множеством вопросов по поводу званого обеда для гостей. Гости были приглашены, чтобы хоть немного развлечь меня, и дом охватила обычная в таких случаях лихорадка.

Луиза тоскливо вздохнула, затем, коснувшись моей спины, сказала:

— Ты иди, а я пришлю слугу с твоим плащом.

Это был необычно прохладный для августа день, тем более что накануне прошел дождь. На покрытых гравием дорожках стояли лужи, а капли дождя, падающие с деревьев, были не менее холодными, чем сам дождь.

Небо все еще оставалось хмурым, но уже освободилось от черных туч. Я обхватила себя руками. Казалось, вот-вот выглянет солнце, но все равно было достаточно прохладно, и хотелось накинуть плащ.

Я услышала шаги позади себя, обернулась и увидела слугу Луизы — Фрэнка, но плаща у него в руках не было. И вид был весьма озабоченный.

— Мадам, — сказал он. — К вам посетитель.

Это известие огорчило меня, поскольку я совсем не была расположена к каким-либо встречам.

— Скажите, что вы не нашли меня, а когда визитер отбудет, принесите мне, пожалуйста, плащ.

— Но, мадам, это сеньор Брох Туарах — ваш супруг.

Крайне удивленная услышанным, я обернулась взглянуть на дом. Это был действительно Джейми. Я сразу узнала его высокую фигуру, но отвернулась, притворившись, что не узнала его, и пошла по направлению к кустарнику. Он был довольно густым и высоким, чтобы спрятаться в нем.

— Клэр!

Притворяться было бесполезно. Он тоже увидел меня и уже спешил по тропинке ко мне. Я ускорила шаг, но мне было бесполезно состязаться с ним. На полпути к кустарнику меня одолела одышка, и я вынуждена была замедлить шаг. Я давным-давно утратила свою спортивную форму.

— Клэр, подожди!

Я полуобернулась. Он почти догнал меня. Мягкая серая пелена, окутывающая меня, заколыхалась, и я почувствовала озноб от мысли о том, что встреча с Джейми совсем лишит меня этой зыбкой защиты от внешнего мира. Если это произойдет, я погибну, словно червяк, вытащенный из земли и брошенный на каменную скалу, голый и беспомощный под палящими лучами солнца.

— Нет! — отчаянно завопила я. — Я не желаю говорить с тобой. Уходи!

Он замедлил шаг, а я отвернулась от него и быстро пошла вниз по тропинке, по направлению к ореховому дереву. Я слышала его шаги по гравию тропинки, но продолжала идти все быстрее и быстрее, я уже почти бежала. Когда я уже собралась нырнуть под крону дерева, он настиг меня и схватил за руку, я пыталась вырваться, но он крепко держал меня.

— Клэр! — снова произнес он. Я пыталась бороться с ним, не поворачивая к нему лица. Если я не увижу его, то смогу убедить себя, что его здесь нет. И таким образом спасу себя.

Он отпустил мою руку, но вместо этого ухватил за плечи так, что мне пришлось поднять голову, чтобы сохранить равновесие. Лицо его было худым и загорелым, у рта пролегли резкие морщины, глаза потемнели от боли.

— Клэр, — произнес он более мягким тоном, увидев, что я смотрю на него. — Клэр, ведь это был и мой ребенок тоже.

— Да, был, но ты убил его.

Я вырвалась из его рук и нырнула под узкую арку. Словно испуганная собачонка, я остановилась внутри миниатюрной, причудливо украшенной беседки, увитой виноградом. Кружевные стены беседки окружали меня со всех сторон — я оказалась в западне. В беседке сделалось темно, когда он заслонил собою вход в нее.

— Не трогай меня. — Я отступила назад, не отрывая глаз от пола.

«Уходи же! — фанатично повторяла я про себя. — Пожалуйста, ради Бога, оставь меня в покое!»

Я чувствовала, как серое покрывало, окутывающее меня, начинает спадать и острые стрелы пронзают мое тело, подобно молниям, пронзающим облака.

Он замер в нескольких шагах от меня. Я отвернулась от него и то ли села, то ли упала на деревянную скамеечку. Глаза мои были закрыты, и я вся дрожала. Несмотря на то, что дождь прекратился, было холодно, влажный ветер проникал сквозь резные стены беседки.

Джейми не приближался ко мне, но я чувствовала его присутствие, слышала его прерывистое дыхание.

— Клэр! — В его голосе звучало отчаяние. — Клэр, разве ты не видишь… Клэр, ты должна поговорить со мной! Ради Бога, Клэр! Ведь я даже не знаю, был ли это мальчик или девочка!

Я сидела словно завороженная, вцепившись руками в грубое дерево скамьи. Вдруг я услышала какой-то шум рядом. Я заставила себя открыть глаза и увидела, что он сидит на земле, на мокром гравии, у моих ног, низко опустив голову. Капли дождя поблескивали у него в волосах.

— Простишь ли ты меня когда-нибудь? — прошептал он.

— Это была девочка, — спустя минуту ответила я. Мой голос звучал хрипло, я говорила через силу. — Мать Хильдегард покрестила ее и дала ей имя. Вера. Вера Фрэзер. Ты знаешь, что матери Хильдегард присущ юмор…

Он продолжал некоторое время сидеть с опущенной головой. Потом спросил:

— Ты видела ребенка?

Теперь мои глаза были открыты. Я сидела уставившись в свои колени. Капли дождя, время от времени залетавшие в беседку, оставляли темные пятна на моей шелковой юбке.

— Да, видела. Акушерка, самая лучшая из лучших мадам Бонэр, оказывающая «Обители ангелов» услуги на благотворительной основе, сказала, что я должна взглянуть на младенца, поэтому я это сделала.

Я даже слышала, как она говорила: «Дайте ей ребенка. Лучше, когда мать видит своего мертворожденного младенца, тогда у нее не остается никаких иллюзий». У меня их и не осталось. Я все помню.

— Она была само совершенство, — продолжала я как бы про себя, — такая маленькая. Ее головка помещалась у меня на ладони. Ушки были слегка оттопырены. Они просвечивали на солнце. И все ее тельце мягко светилось, особенно на округлостях щек и ягодиц. Мать Хильдегард завернула ее в кусок белого шелка. — Я сидела, глядя на свои руки, лежащие на коленях, сжатые в кулаки. — Глаза были закрыты. Ресничек еще не было, но глазки слегка косили. Я сказала, что ее глазки похожи на твои, но мне ответили, что у всех младенцев такие глаза. Десять пальчиков на руках и столько же на ногах. Ногтей еще не было. Но сквозь нежную кожу просвечивали суставы пальцев, коленные суставы, локтевые косточки…

Я вспомнила свое пребывание в больнице и то, как мать Хильдегард и мадам Бонэр шепотом переговаривались о том, что надо позвать священника, чтобы он по просьбе матери Хильдегард провел специальное богослужение. Я вспомнила я выражение лица мадам Бонэр, после того как она осмотрела меня. Видно, она посчитала, что я отправлюсь вслед за младенцем, потому что заговорила с матерью Хильдегард совсем тихо. Возможно, они шептались о том, что придется отслужить не одну, а уже две панихиды.

И из праха ты не воскреснешь.

Но я воскресла из мертвых. Власть Джейми надо мной и моим телом оказалась достаточно сильной, чтобы вырвать меня из небытия, и мистер Раймон знал об этом. Я знала, что только Джейми мог вернуть меня к жизни. Вот почему я бежала от него, гнала его прочь. Я не хотела возвращаться в этот мир, не хотела вновь познать любовь, а вместе с ней и страдания. Но было уже поздно. Я знала это, хотя и пыталась удержать эту серую пелену. Цепляясь за нее, я лишь способствовала ее разрушению; это было подобно попытке удержать в руке частичку облака, тающего в холодной мгле. Я уже чувствовала приближение света. Он время от времени озарял меня и согревал своими лучами.

Джейми поднялся и стоял рядом со мной. Его тень упала мне на колени. Несомненно, это означало, что пелена разорвана, тень не может существовать без света.

— Клэр, — прошептал он. — Позволь мне утешить тебя.

— Утешить? А каким образом? Ты можешь вернуть мне моего ребенка?

Он опустился передо мной на колени, но я не подняла головы. Я сидела, устремив взгляд на свои руки, бессильно опущенные на колени. Я почувствовала, как он протянул ко мне руку, но не посмел коснуться меня, отвел ее в сторону, потом снова протянул.

— Нет, — сказал он чуть слышно. — Нет, не могу. Но… с Божьей помощью… я мог бы подарить тебе другого.

Его ладонь легла на мои руки, и я ощутила ее тепло. Я ощущала также обуревавшие его горе, и гнев, и страх. И мужество, которое позволяло ему при этом еще и говорить. Я тоже собрала все свое мужество, взяла его за руку и подняла голову навстречу солнцу.

Мы сидели на скамейке, тесно прижавшись друг к другу и взявшись за руки, неподвижные и молчаливые. Казалось, прошла целая вечность, а холодный ветер все продолжал шептаться с листьями винограда у нас над головой, осыпая каплями дождя.

— Ты замерзла, — прошептал наконец Джейми и накинул мне на плечи полу своего плаща, делясь со мной теплотой своего тела. Я прижалась к нему, больше дрожа от этой близости, чем от холода.

Я положила руку ему на грудь, трепеща от мысли, что прикосновение к нему обожжет меня, и мы еще долго сидели так, прислушиваясь к шепоту виноградных листьев.

— Джейми, — нежно прошептала я. — О Джейми, где ты так долго был?

Он обнял меня, но ответил не сразу.

— Я думал, что ты умерла, mo duinne, — сказал он так тихо, что я едва расслышала. — Я видел тебя там, неподвижно лежащей на земле. Боже! Ты была бледная как мел, а твои юбки насквозь промокли от крови. Я хотел сразу же броситься к тебе, но меня схватил патруль.

Он судорожно сглотнул. Я почувствовала, как по всему его телу прошла дрожь.

— Я вырывался, даже дрался с ними, но они оказались сильнее. Меня увезли в Бастилию и заперли в камере там… Я думал, что ты умерла, Клэр, и что виной тому — я.