— Это уж слишком по-французски, верно? — спросила я, прислушиваясь к искаженным голосам, доносившимся из комнаты снизу, где хозяйка дружески бранилась с местным виноторговцем.

— Шлюхин сын, чума на твою голову, жулик проклятый! — вопил женский голос. — Бренди, что доставили на той неделе, воняло лошадиной мочой!

— С чего вы взяли, мадам? После шестого стаканчика все на вкус одинаково, что ни пей…

Постель затряслась — это Джейми засмеялся вместе со мной. Потом он приподнял голову и с аппетитом начал принюхиваться к запаху жареной ветчины, что просачивался сквозь щели в полу.

— Да, такова Франция, — кивнул он. — Еда, вино и женщины. — Он похлопал меня по голой ляжке, потом натянул на нее измятую сорочку.

— Джейми, — тихо начала я. — А ты рад? Рад ребенку? — Там, в Шотландии, не имея возможности жить в родном доме, с весьма туманной перспективой нашего устройства во Франции, он без особого энтузиазма воспринимал дополнительные обязательства, которые вскоре должны были свалиться ему на плечи.

Минуту он молчал, лишь еще крепче обнял меня, потом вздохнул и ответил:

— Э-э, Саксоночка… — Рука его скользнула вниз, нежно поглаживая мне живот. — Конечно, рад. И горд, словно жеребец. Но я боюсь…

— Родов? Ничего, я справлюсь. — Его опасения были мне понятны — мать Джейми умерла родами. В те времена роды и осложнения после них были самой частой причиной преждевременной смерти женщин. Однако как-никак, но я в этих делах немного смыслила и вовсе не собиралась обращаться за так называемой медицинской помощью здесь.

— Э-э, этого и вообще всего, — тихо ответил он. — Я хочу защитить тебя, Саксоночка, раскинуть над тобой свои крылья и защитить тебя и дите собственным телом. — Голос его звучал хрипловато и нежно. — Я ради тебя на все готов. И все же… Что я могу? Ничего! Тут не имеет значения, силен я или слаб, хочу я того или не хочу. Я не могу отправиться с тобой туда, куда ты должна отправиться… даже помочь тебе в этом не могу. Стоит только подумать, что может с тобой случиться и что я бессилен хоть как-то тебе помочь… Да, я боюсь, Саксоночка… И все же… — добавил он после паузы и нежно опустил руку мне на грудь, — когда я представляю себе, как ты сидишь и кормишь грудью мое дитя… в груди у меня все тает, я ощущаю себя легким и пустым, точно мыльный пузырь — того гляди лопну от радости.

Он крепко прижал меня к себе, а я обняла его.

— О, Клэр, ты мне сердце разобьешь… так я люблю тебя.

Я спала, и разбудил меня звон церковного колокола, доносящийся с площади. Уклад жизни в аббатстве Святой Анны был еще жив в памяти, весь ежедневный распорядок подчинялся там звону колоколов, и я, по привычке глянув в окно, пыталась определить, который теперь час. Ясный день, яркое солнце, инея на стеклах нет. Колокола сзывали к полуденной мессе. Значит, полдень.

Я потянулась, наслаждаясь мыслью, что сразу вставать мне не обязательно. Беременность на ранних сроках утомляет, к тому же долгое путешествие совершенно вымотало меня, а потому отдых казался еще желаннее.

Во время нашего пути на всем побережье Франции бушевали штормы, шел то дождь, то снег. Впрочем, могло быть и хуже. Вообще-то мы сначала собирались в Рим, а не в Гавр, но это означало еще две, а то и три недели путешествия при ужасной погоде.

Поскольку и за границей надо было чем-то зарабатывать на жизнь, Джейми получил рекомендации для устройства переводчиком к Джеймсу Фрэнсису Эдуарду Стюарту, ссыльному королю Шотландии, известному также под именем шевалье Сент-Джордж, Претендент на престол — называйте, как вам больше нравится, — и мы собирались обосноваться при его дворе в окрестностях Рима.

Перспектива казалась вполне реальной, мы уже должны были отправляться в Италию, как вдруг дядюшка Джейми, Александр, аббат, у которого мы остановились, вызвал нас к себе в кабинет.

— Я получил известие от его величества, — сообщил он без долгих предисловий.

— Какого именно? — спросил Джейми. Не слишком большое фамильное сходство между двумя мужчинами усугублялось их позами — оба сидели в креслах прямо, расправив плечи. Что касается аббата, то подобная осанка полагалась ему по роду службы. Джейми же не хотел прикасаться только что зажившими ранами к спинке кресла.

— Его величества короля Джеймса, — ответил дядя, слегка хмурясь, и покосился в мою сторону. Я старалась сохранять безразличное выражение лица; приглашение в кабинет к аббату было знаком доверия, и мне не хотелось обмануть ожидания этого человека. Он знал меня всего недель шесть, с Рождества, когда мы с Джейми появились у его ворот и муж мой был еле жив после перенесенных им в тюрьме мучений и пыток. Понаблюдав за мной какое-то время, аббат проникся ко мне доверием. С другой стороны, я была англичанкой. И английским королем был вовсе не Джеймс, а Георг.

— О! Так что, ему уже не нужен переводчик? — Джейми, все еще очень худой, много работал на воздухе вместе с братьями из аббатства, и лицо его начало приобретать нормальный здоровый цвет.

— Ему нужен преданный слуга и… друг. — Аббат Александр побарабанил пальцами по лежавшему перед ним на столе письму. Потом поджал губы и перевел взгляд с меня на племянника, затем снова на меня. — То, что я скажу, должно остаться между нами, — строгим тоном произнес он. — Скоро и так все об этом узнают, но пока еще не время. — Я попыталась нацепить на лицо маску человека, умеющего хранить тайны, которому можно доверять, Джейми же лишь коротко кивнул. — Его высочество принц Карл Эдуард выехал из Рима и будет во Франции через неделю, — продолжал аббат, слегка подавшись вперед, словно для того, чтоб подчеркнуть важность сказанного.

И это действительно было важно. В 1715-м Джеймс Стюарт предпринял неудачную попытку вернуться на трон — военная операция была задумана бездарно, ожидаемой поддержки не получила и провалилась, едва успев начаться. С тех пор, по словам отца Александра, ссыльный Джеймс Шотландский трудился не покладая рук, рассылал письма монархам дружественных стран; особенно часто писал он своему кузену, французскому королю Людовику, обосновывая претензии на трон Шотландии и Англии, как свои, так и своего сына, принца Карла, которого считал законным наследником этого трона.

— Его двоюродный брат Людовик, к сожалению, остался глух к этим вполне внятным и законным обоснованиям, — сказал аббат, хмуро глядя на письмо, словно то был сам Людовик, а не клочок бумаги. — Если теперь он наконец осознает свою ответственность в данном деле, есть повод к объединению всех, кому дорого священное право монархии.

Сторонниками Джеймса были якобиты, а среди них самым ярым — аббат Александр из аббатства Святой Анны де Бопре, урожденный Александр Фрэзер Шотландский. Джейми рассказывал мне, что чаще всего ссыльный король писал именно Александру, а тот, в свою очередь, поддерживал связь со всеми сторонниками Стюартов.

— Положение у него в этом смысле удобное, — объяснял мне Джейми. Папская почта через посыльных функционировала на территории Италии, Франции и Испании быстрее и эффективнее, чем какая-либо другая. Против этих посыльных почти бессильна таможенная служба, поэтому письма, которые они доставляют, редко подвергаются досмотру.

Большую поддержку Джеймсу Шотландскому, сосланному в Рим, оказывал Папа, крайне заинтересованный в том, чтобы в Англии и Шотландии снова пришла к власти католическая монархия. Поэтому большую часть частной корреспонденции доставляли именно папские посыльные, а передавалась она по назначению через посредство надежных и преданных церковных сторонников, каким и являлся отец Александр из аббатства Святой Анны де Бопре. Он, в свою очередь, поддерживал связь со сторонниками короля в Шотландии, в чем было меньше риска, нежели в открытой отправке почты из Рима в Эдинбург и другие шотландские города.

Я с интересом наблюдала за отцом Александром, пока он расписывал всю важность визита принца Карла во Францию. Полноватый темноволосый мужчина примерно моего роста, значительно ниже своего племянника, лишь в глазах угадывалось сходство — слегка раскосые, они светились умом и уменьем разгадывать самые скрытые намерения, что вообще было отличительной чертой всех Фрэзеров, с которыми мне доводилось встречаться.

— Однако, — закончил он, поглаживая густую темно-каштановую бородку, — не могу с полной уверенностью сказать, прибыл ли его высочество во Францию по приглашению Людовика или же без оного, просто от имени отца.

— Но это существенная разница, — заметил Джейми, скептически приподняв бровь.

Дядя кивнул, в гуще бороды промелькнула кривая улыбка.

— Верно, парень, — сказал он. В обычно безукоризненном английском звучали нотки шотландского акцента. — Истинная правда. И вот в этом ты и твоя жена как раз и сможете помочь, если, конечно, захотите.

Предложение сводилось к следующему: его величество король Джеймс согласен оплатить расходы на дорогу, а также выплачивать небольшое жалованье племяннику его самого верного и преданного друга отца Александра, если тот поедет в Париж, где будет помогать его сыну и наследнику принцу Карлу Эдуарду в меру своих сил и способностей.

Я была удивлена. Ведь мы с самого начала планировали отправиться в Рим — самое подходящее, как нам казалось, место для того, чтобы попытаться предотвратить второе восстание якобитов 1745 года. Я изучала историю и знала, что это восстание, финансируемое из Франции и возглавляемое Карлом Эдуардом, оказалось более успешным, нежели предпринятая в 1715 году попытка захвата власти его отцом, однако и оно в целом закончилось поражением. И если не вмешаться в ход событий, то войска под командованием принца Карла потерпят сокрушительное поражение при Каллодене в 1746-м и шотландскому народу еще на протяжении двух столетий предстоит пожинать горькие плоды этого поражения.

Теперь же, в 1744 году, принц Карл, по всей видимости, начинает искать поддержку во Франции. И есть ли лучший способ остановить смуту, чем попытаться повлиять на ее вдохновителя и зачинщика. Я взглянула на Джейми — тот смотрел через плечо своего дядюшки на маленькую раку на стене. Глаза его остановились на позолоченной фигурке святой Анны и пучке оранжерейных цветов у ее ног, а мысли, похоже, витали где-то далеко. Наконец он тряхнул головой и улыбнулся дяде.