— Лучше оставить ее на время, — пробормотал он. — В конце концов, она ведь врач, верно? И знает, когда она в порядке, а когда нет.

— Да, наверное… — Бросив в сторону Клэр последний встревоженный взгляд, Брианна позволила Роджеру увести себя.

Внутри церковь представляла собой комнату средних размеров с деревянным полом. В ней сохранилась лишь купель — видимо, потому, что ее невозможно было вынести, поскольку это было углубление, вырубленное в уступе каменной стены. Над купелью было выгравировано изображение святой Килды — ее равнодушный взгляд устремлен в потолок.

— По всей вероятности, одна из первых языческих богинь, — сказал Роджер, проводя пальцем по каменным складкам платья. — Заметно, что покрывало и апостольник добавили позже, не говоря уже о глазах.

— Похожи на вареные яйца, — заметила Брианна и, имитируя статую, тоже закатила глаза. — А это что за резьба? Вот там? Напоминает пиктские камни[9] в окрестностях Клавы.

Вдыхая пыльный воздух, они обошли церковь. Разглядывали древнюю резьбу на стенах, читали надписи на маленьких деревянных табличках, прибитых прихожанами в память о своих давно умерших предках. Они переговаривались приглушенными голосами, прислушиваясь, не раздастся ли с кладбища какой-нибудь звук, но все было тихо, и вскоре они успокоились.

Роджер последовал за Брианной к фронтону, любуясь завитками рыжих волос, выбившихся из косы и прилипших к влажной от пота шее.

От фронтона только и осталось, что простой деревянный выступ над углублением, где прежде находился алтарь. Стоя рядом с Брианной и рассматривая то место, где он некогда находился, Роджер вдруг ощутил, как по спине у него пробежал холодок.

Чувство его было столь глубоко и интенсивно, что, казалось, откликнулось эхом в этом пустом замкнутом пространстве. Одна надежда, что она не услышит этого. Ведь они знакомы едва неделю и почти не беседовали на личные темы. Она наверняка возмутилась бы или растерялась, знай, что он сейчас чувствует.

И все же он украдкой бросил на нее взгляд и увидел, что лицо ее спокойно и сосредоточенно. Она тоже подняла на него глаза — именно эта глубокая синева и заставила Роджера бессознательно потянуться к ней.

Поцелуй был коротким и нежным, больше всего он напоминал тот формальный поцелуй, которым обмениваются новобрачные во время свадьбы, однако по воздействию был наделен не меньшим смыслом, чем во время брачного обета.

Роджер немедленно опустил руки, но в них, да и во всем теле до сих пор ощущалась ее теплота, казалось, он вовсе не разжимал объятий. Они простояли так с минуту, едва соприкасаясь телами и вдыхая дыхание друг друга.

Внезапно тишина церкви взорвалась от леденящего душу крика, донесшегося снаружи, от него взвихрились в воздухе пылинки. Роджер, не раздумывая, выбежал из церкви и помчался, не разбирая дороги и спотыкаясь о камни, к темной полосе тисов. Он расталкивал руками разросшиеся ветви, даже не потрудившись придержать их для Брианны, бегущей за ним следом.

В тени этих ветвей он увидел бледное лицо Клэр Рэндолл. Совершенно лишенное краски, оно на фоне темной зелени напоминало лицо призрака. Она стояла пошатываясь, затем вдруг упала на колени в траву, словно ноги отказывались служить ей.

— Мама! — Брианна тоже бросилась на колени рядом со скорчившейся фигуркой, схватила мать за безжизненно повисшую руку. — Мама, что случилось? Тебе плохо? Давай, давай, приляг…

Но Клэр воспротивилась настойчивым попыткам дочери уложить ее и подняла голову на стройной шее.

— Не хочу ложиться… — выдохнула она. — я хочу… о, Боже, Боже ты мой милостивый! — Стоя на коленях в высокой траве, она протянула дрожащую руку к камню. Это была простая надгробная плита, высеченная из гранита.

— Доктор Рэндолл! Э-э… Клэр! — Роджер опустился на колени по другую сторону от женщины, поддерживая ее под руку. Его всерьез испугал ее вид. На висках выступили мелкие бисеринки пота, а взгляд был затуманен, словно она вот-вот потеряет сознание. — Клэр… — повторил он, тщетно пытаясь вывести ее из транса. — В чем дело? Знакомое вам имя?

Недавно произнесенные им слова эхом отдавались в ушах: «С восемнадцатого века здесь никого не хоронят, — сказал он тогда Брианне. — Вот уже лет двести, как никого не хоронят».

Пальцы Клэр стряхнули его руку и прикоснулись к плите ласкающим жестом, словно гладили живую плоть, пробежали по буквам, стертым, но все же еще различимым.

— Джеймс Александр Малкольм Макензи Фрэзер, — произнесла она. — Да, я его знаю. — Рука опустилась ниже, раздвигая густую траву, затенявшую маленькие буквы внизу. — «Возлюбленный муж Клэр…» — прочитала она. — Да, я знала его, — повторила она так глухо, что Роджер едва расслышал эти слова. — Я — Клэр. А он был моим мужем. — Подняв голову, она увидела бледное потрясенное лицо дочери. — И твоим отцом…

Роджер и Брианна в молчании смотрели на нее. На кладбище стояла тишина, если не считать легкого шелеста веток над головой.

— Нет! — сердито воскликнула я. — В пятый раз повторяю — нет! Я не хочу воды. Я не сидела под солнцем. Это не обморок. И я не больна. И не сошла с ума: хотя понимаю, у вас есть все основания думать именно так!

Роджер с Брианной обменялись взглядами, показывающими, что именно это они и думали. Они вывели меня с кладбища и усадили в машину. Я отказалась ехать в больницу, и мы направились к дому священника. Там Роджер налил мне виски — с чисто медицинской целью, оправиться от шока, однако то и дело косился на телефон, видимо размышляя, не следует ли вызвать «скорую». Психиатрическую, насколько я поняла.

— Мама… — нежно произнесла Брианна и протянула руку, убрать мне волосы со лба. — Ты так расстроилась…

— Конечно, расстроилась! — огрызнулась я и, глубоко втянув воздух, сжала губы в плотную линию. Надо постараться взять себя в руки, говорить спокойнее. — Конечно, расстроена, — повторила я. — Но вовсе не сошла с ума. — Я замолкла, собираясь с духом. Нет, совсем не так и не при таких обстоятельствах планировала я провести этот разговор. Правда, как именно — я толком не представляла, но что не так, это уж точно. Выкладывать всю правду с ходу, даже не имея возможности собраться с мыслями… Эта проклятая могила совершенно вывела меня из равновесия и расстроила все планы. — Черт бы тебя побрал, Джеймс Фрэзер! — в ярости воскликнула я. — Хотела бы я знать, как тебя занесло туда, за мили от Каллоденского поля!

Глаза Брианны, казалось, того гляди выскочат из орбит, рука Роджера снова потянулась к телефону. Я замолкла, пытаясь успокоиться.

Успокойся, ну же, тихо твердила я себе. Дыши глубоко… Раз… два… еще раз. Так… Все совершенно ясно. Просто надо сказать им всю правду, как она есть. Разве не для этого приехала ты в Шотландию?

Я открыла рот, но из него не вышло ни звука. Закрыла рот и глаза в надежде, что ко мне вернется самообладание, если я не буду видеть эти пепельные от страха лица, с тревогой взирающие на меня. Позволь… только позволь мне сказать… правду, молилась я про себя, толком не понимая, к кому обращаюсь. Возможно, к Джейми…

Но ведь я и раньше говорила правду. Однако ничего хорошего из этого не вышло.

Еще плотней смежила веки. Ощутила запах карболки, присущий больнице, жесткое прикосновение накрахмаленной наволочки к щеке… Из коридора доносился сдавленный от ярости голос Фрэнка: «Что вы имеете в виду, не давить на нее? Давить на нее! Моя жена отсутствовала три года! Потом вернулась, грязная, оборванная и беременная! И я еще, оказывается, не смею задавать вопросы?!»

И голос доктора, бормочущий какие-то успокоительные слова. Я разобрала лишь несколько: «галлюцинации», «травматическое состояние» и «надо подождать, старина, хотя бы немного».

И снова голос Фрэнка, возмущенный и настойчивый, он замирает в конце коридора. Такой знакомый голос, он снова поднял в душе целую бурю печали, гнева и страха.

Я клубком свернулась в постели, защитным жестом прижала к груди подушку, впилась в нее зубами, вгрызаясь все глубже и глубже, пока не почувствовала, что ткань подалась и под зубами скрипят шелковистые перышки.

Кажется, они скрипят до сих пор. Я разжала зубы и открыла глаза.

— Вот что, — произнесла я как можно спокойнее, — простите, я понимаю, насколько дико все это звучит. Но тем не менее это правда, тут уж ничего не поделаешь.

Однако эта фраза ничуть не успокоила Брианну, она только еще ближе придвинулась к Роджеру. Сам же Роджер, похоже, немного пришел в себя, и на смену болезненной настороженности явилось сдержанное любопытство. Неужели у него достанет воображения понять и оценить всю правду?

Обрадованная этим его выражением, я разжала кулаки.

— Проклятые камни, — пробормотала я. — Вы ведь знаете этот круг из камней, на холме фей, к западу отсюда?

— Крэг-на-Дун? — переспросил Роджер. — Вы это имеете в виду?

— Да, именно! — радостно воскликнула я. — И вам наверняка известны легенды, связанные с этим местом? О людях, которые пропадали там, среди скал, а потом вдруг возвращались через двести лет?

Тут Брианна перепугалась уже не на шутку.

— Мама, я серьезно думаю, что тебе надо лечь, — сказала она и привстала с кресла. — Я позову Фиону и…

Роджер положил ей руку на запястье.

— Не надо, подождите, — сказал он, продолжая глядеть на меня с тем сдержанным любопытством, которое отличает ученого, собравшегося разглядывать под микроскопом некий новый образчик. — Говорите же!

— Спасибо, — сухо ответила я. — He бойтесь. Я вовсе не собираюсь потчевать вас небылицами о феях. Просто подумала, что вам будет интересно узнать, есть ли реальная подоплека у этих легенд. Не имею ни малейшего понятия, как и почему это происходит, но факт есть факт… — Я набрала побольше воздуха в грудь. — И он заключается в том, что, ступив в этот треклятый круг между камнями в тысяча девятьсот сорок пятом, я оказалась в тысяча семьсот сорок третьем году…

Именно это я и сказала тогда Фрэнку. С минуту он гневно смотрел на меня, потом схватил с тумбочки вазу с цветами и грохнул ее об пол.