Глаза Брианны расширились, она опустила голову:

— Господи… Слушай, может, тогда купить Джейн вместо них отрез шотландки на юбку?

— Настоящая шерстяная шотландка стоит не меньше, — суховато заметила я. — Правда, удобнее будет везти домой в самолете. Давай заглянем в магазин готовых юбок, там всегда продавались вещи лучшего качества.

Начался дождь, как же в Шотландии без него… Мы сунули свои пакеты в оберточной бумаге под дождевики. Как хорошо, что я настояла захватить их. Неожиданно Брианна прыснула:

— Мы так привыкли называть эти штуки «мак»[6], что уже забыли, как они называются на самом деле! Нисколько не удивляюсь, что это шотландское изобретение, — добавила она, глядя, как с края капюшона стекает вода. — Здесь что, все время идет дождь?

— Ну, не все время, но очень часто, — ответила я, всматриваясь, не видно ли приближающихся машин. — Хотя всегда подозревала, что этот мистер Макинтош был изрядным неженкой. Большинство шотландцев — это я точно знаю — вполне терпимы к дождю… — Тут я прикусила губу, но Брианна, похоже, не заметила обмолвки. Она смотрела на бурный поток воды, бегущий вдоль обочины и с грохотом исчезающий в сточной канаве.

— Слушай, мам, давай лучше пойдем к переходу. Здесь нам не перебраться…

Кивнув в знак согласия, я последовала за ней по улице. Сердце тревожно билось. «Боже, доколе же это будет продолжаться? — спрашивала я себя. — Сколько можно следить за своей речью, спохватываясь, замолкать на полуслове? Почему бы не сказать ей прямо сейчас?»

Еще не время, твердила я себе. Я не трусиха. А если даже и трусиха — плевать! Но еще не время. Пусть сперва посмотрит Шотландию. И не эту ерунду — мы как раз проходили мимо витрины, где были выставлены детские туфельки из клетчатой ткани, — на окрестности, природу… Больше всего на свете мне хотелось бы поведать ей, чем закончилась история. Но для этого мне необходим Роджер Уэйкфилд…

Тут мысли мои словно материализовались, внимание привлек старенький «моррис», с оранжевым верхом, на стоянке, слева от нас, яркий, словно цветок мака на сером туманном фоне.

Брианна тоже заметила его — в Инвернессе не так много автомобилей столь специфического цвета и в таком плачевном состоянии — и, указав на него, воскликнула:

— Гляди, мам, а это машина не Роджера Уэйкфилда?

— Да, кажется, — ответила я. Справа находилось кафе, откуда доносился аромат свежеиспеченных ячменных лепешек, горячих тостов и кофе, растворявшийся в пропитанном влагой воздухе. Я схватила Брианну за руку и направилась к кафе.

— Знаешь, я что-то проголодалась, — заметила я. — Давай выпьем какао с бисквитами.

Любого ребенка можно соблазнить сладким, к тому же они голодны почти все время. Бри спорить не стала и, войдя в кафе, села и взяла со стола закапанный чаем листок бумаги, служивший меню.

Не то чтобы мне так хотелось какао. Просто нужно было время немного подумать, сосредоточиться. На бетонной стене автостоянки красовалась надпись: «Парковка машин только для отъезжающих с вокзала», ниже перечислялось, что грозит владельцам транспортных средств, осмелившихся оставить здесь свою машину и не имевших при этом билета на поезд. Или Роджер больше знал о порядках и законах в Инвернессе, чем я, или же действительно сел на поезд. Да, похоже, он всерьез вознамерился заняться этим исследованием, бедный мальчик…

Сами мы прибыли поездом из Эдинбурга. Я пыталась вспомнить расписание, но безрезультатно.

— Интересно, вернется ли Роджер вечерним поездом? — сказала Брианна, словно прочитав мои мысли, отчего я едва не подавилась какао. Тот факт, что ее заботит приезд Роджера, заставляет подозревать мою девочку в некотором неравнодушии к молодому человеку.

А может, даже больше, чем просто неравнодушии?..

— Я тут подумала, — небрежно продолжила она, — наверное, надо купить Роджеру какой-нибудь подарок, раз уж мы все равно ходим по магазинам? В благодарность за помощь.

— Неплохая идея, — ответила я. — А как думаешь, что бы ему понравилось?

Она, задумчиво хмуря брови, уставилась в чашку, словно хотела отыскать там ответ.

— Не знаю. Что-нибудь хорошее… Ведь похоже на то, что ему придется изрядно повозиться с этими исследованиями. — Вдруг она подняла на меня глаза. — Почему ты попросила об этом именно его? Есть специальные службы, которые занимаются поиском людей, генеалогией и прочим. Папа обращался в компанию «Скот — Серч», когда ему надо было установить чью-то генеалогию, а времени заняться этим самому не было.

— Не знаю, — ответила я и глубоко вздохнула. Мы ступили на скользкую почву. — Это исследование… отец придавал ему большое значение. Это он хотел, чтоб Роджер Уэйкфилд занялся им.

— О-о… — Она помолчала немного, следя за жемчужными каплями дождя, сползающими по оконному стеклу. — Ты скучаешь по папе? — спросила она вдруг и снова наклонилась к чашке: ресницы опущены, глаза избегают моего взгляда.

— Да, — ответила я. Провела пальцем по ободку своей чашки, вытирая следы какао. — Мы не всегда с ним ладили, знаешь ли, но в целом… Да, мы уважали друг друга, а это уже очень много. И любили друг друга, несмотря ни на что. Да, я по нему скучаю.

Она, не произнося ни слова, кивнула, накрыла мою руку ладонью и легонько стиснула. Я обхватила ее длинные теплые пальцы, и с минуту мы сидели вот так, в молчании, попивая какао.

— Знаешь, — сказала я наконец и отодвинула скрипнувший по линолеуму металлический стул. — Я совсем забыла. Хотела отправить письмо в клинику. Собиралась, когда мы выходили, а потом просто вылетело из головы. Думаю, если побегу прямо сейчас, то успею до закрытия. А ты тем временем сходила бы в магазин юбок, это недалеко отсюда, на той стороне улицы. Я же только загляну на почту — и тут же к тебе.

Похоже, Бри была немного удивлена, однако с готовностью кивнула:

— О'кей. А почта далеко отсюда? Ты ведь промокнешь!

— Не волнуйся. Возьму такси. — Я оставила на столе фунтовую бумажку, расплатиться за еду, и влезла в макинтош.

В большинстве городов таксистов отличает манера исчезать с улиц вместе со своими машинами, как только начинается дождь. Но в Инвернессе такие экземпляры попадаются редко. Не успела я пройти и квартала, как обнаружила приткнувшиеся возле отеля два приземистых черных таксомотора и скользнула в теплое, пропахшее табаком нутро одного из них с радостным чувством узнавания. Мало того, что в здешних такси больше места, чтоб вытянуть ноги, и удобнее, чем в американских, в них и пахнет совсем по-другому. Я сама не понимала, как соскучилась по ним за эти двадцать лет.

— Номер шестьдесят четвертый? Такой старый дом? — Несмотря на то что печка в машине работала, водитель был в теплой куртке, укутан шарфом до ушей, а голову прикрывало от сквозняков плоское кепи. Да, современные шотландцы превратились в настоящих неженок, подумала я, совсем не то, что прежнее поколение, здоровяки. Те могли спать хоть на земле, поросшей вереском, в одной рубашке, прикрывшись пледом. С другой стороны, самой мне, например, вовсе не улыбается перспектива спать в вереске под сырым пледом. Я кивнула водителю, и машина, со всплеском врезаясь в лужи, отъехала от тротуара. Конечно, это не очень красиво — влезать в чужой дом в отсутствие хозяина, чтоб побеседовать с экономкой. И к тому же обманывать Брианну. Но объяснить всем им, чем я занимаюсь, так трудно, почти невозможно… Я еще не решила, когда и как скажу им все то, что должна сказать, однако сейчас еще не время.

Пальцы нащупали во внутреннем кармане макинтоша твердый уголок конверта из «Скот — Серч». Не слишком внимательно следя за работой Фрэнка, я тем не менее знала о существовании этой фирмы, где работало с полдюжины экспертов-профессионалов, специализирующихся на генеалогии шотландцев. «Скот — Серч» вовсе не походила на контору, где вам выдавали рисунок генеалогического древа, демонстрирующего степень вашего родства с Робертом Брюсом[7], и считали при этом свой долг выполненным.

Они провели свои, как всегда тщательные и конспиративные, исследования по Роджеру Уэйкфилду. Теперь я знала, кто были его родители и прародители до седьмого, а то и восьмого колена. Но я еще не знала, из какого материала сделан этот молодой человек. Время покажет…

Я расплатилась с таксистом и прошлепала по лужам ко входу в дом священника. На крыльце было сухо, и я успела отряхнуться, прежде чем на мой звонок отворилась дверь.

Фиона расцвела в приветливой улыбке, у нее было круглое веселое личико. На таких улыбка всегда как нельзя кстати. Наряжена она была в джинсы и фартук с оборками, от складок его так и веяло ароматом лимонной мастики для натирки полов и свежей выпечкой.

— Ой, миссис Рэндолл! — воскликнула она. — Уж не знаю, чем могу вам помочь, но…

— Я подумала, что можете, Фиона, — ответила я. — Мне хотелось бы поговорить о вашей бабушке.

— Ты уверена, что в порядке, мама? Может, позвонить Роджеру и попросить его приехать завтра, а я останусь с тобой? — Брианна стояла в дверях спальни, озабоченно хмурясь. Одета она была для прогулки — сапоги, джинсы, свитер, однако добавила к этому наряду яркий оранжево-синий шелковый шарф, который Фрэнк привез ей из Парижа за два года до своей смерти.

— Прямо под цвет твоих глаз, маленькая красотка, — сказал он тогда и, улыбаясь, накинул шарф ей на плечи. — Оранжевый!

Это прозвище, «маленькая красотка», стало домашней шуткой, с тех пор как в пятнадцать Брианна обогнала в росте отца с его скромными пятью футами. Впрочем, он часто называл ее так еще в детстве, а теперь с нежностью обращался к дочери, приподнимаясь на цыпочки, чтоб дотянуться до кончика ее носа.

Шарф, в синей своей части, действительно был под цвет глаз Брианны — цвет шотландских озер и летнего неба, оттенок туманной синевы далеких гор. Я знала, что она очень бережет этот шарф, и тот факт, что она надела его сегодня, свидетельствовал, что к Роджеру Уэйкфилду интерес проявляется нешуточный.

— Да нет, все в порядке, мне ничего не нужно, — ответила я и указала на столик возле кровати, где стоял чайник, заботливо прикрытый вязаным чехольчиком, чтобы не остыл, и тостер, где, тоже в тепле, хранились тосты. — Миссис Томас принесла мне чай с тостами, чуть позже перекушу, а сейчас что-то не хочется. — Я надеялась, что Брианна не слышит голодного урчания моего желудка под одеялом, что могло вызвать сомнения в искренности моего высказывания.