– В чем дело? Неужели послание от Мурты?

Джейми покачал головой:

– Нет, это от десятника из пакгауза.

– Какие-нибудь неприятности в доках?

На лице у Джейми появилось смешанное выражение раздражения и веселья.

– Не совсем так. Видно, этот человек попал в переплет в борделе. Он слезно просит простить его, но в то же время умоляет меня о помощи. Другими словами, – продолжал он, раздраженно комкая салфетку, – суть послания проста – не оплачу ли я его счет.

Мне стало весело.

– Ну и как, оплатишь?

Он по обыкновению фыркнул и смахнул крошки с колен.

– Придется. Иначе я вынужден буду сам отправиться на склад.

Он все больше хмурился, перебирая в уме дела, которыми ему предстояло заняться немедленно. Кроме того, его безотлагательного внимания требовали заказы, скопившиеся у него на столе, капитаны кораблей, стоящих на пристани, и бочки с вином, поступившие на склад.

– Я, пожалуй, возьму с собой Фергюса в качестве курьера для доставки срочных депеш. К тому же его можно будет послать с письмом на Монмартр, если я не успею наведаться туда сам.

– «Доброе сердце важнее короны», – сказала я Джейми, стоящему возле своего стола и перебирающему внушительные пачки документов.

– Неужели? А чьи это слова? – поинтересовался он.

– Кажется, лорда Альфреда Теннисона,[25] поэта. У дяди Лэма был сборник стихотворений известных английских поэтов. Там были и стихи шотландца Бернса,[26] – объяснила я. – «Свобода и виски неразлучны».

Джейми фыркнул:

– Я не знаю, был ли он поэтом, но то, что он шотландец, – это точно.

Он улыбнулся, наклонился ко мне и поцеловал в лоб.

– Буду дома к ужину. Веди себя хорошо.

* * *

Я закончила свой завтрак, доела поджаренный ломтик хлеба, оставленный Джейми на тарелке, и поднялась в свою комнату с намерением немного подремать. После той первой тревоги у меня время от времени случались незначительные кровянистые выделения, но в последние несколько недель все было в порядке.

Тем не менее большую часть времени я проводила в шезлонге или в кровати, спускаясь в салон только для того, чтобы принять гостей, или в столовую, чтобы пообедать вместе с Джейми. Сейчас, спустившись к ланчу, я обнаружила, что стол накрыт для меня одной.

– Милорд еще не вернулся? – в некотором замешательстве спросила я.

Пожилой дворецкий покачал головой:

– Нет, миледи.

– Ну, я думаю, он скоро будет. Проследите, чтобы все было готово к его приходу.

Я была слишком голодна и не стала дожидаться Джейми. Меня начинало снова тошнить, если я долго не ела.

После ланча я опять легла отдохнуть. Коль скоро супружеские отношения были теперь под запретом, чем еще можно заниматься в постели? Спать да читать – этим я главным образом и занималась. Однако спать на животе не разрешалось, да и было невозможно, на спине – тоже, поскольку ребенок начинал отчаянно барахтаться. Поэтому я лежала на боку, свернувшись наподобие креветки, подаваемой с каперсами к коктейлю. Я редко спала крепко, большей частью дремала, прислушиваясь к движениям ребенка.

Иногда мне снилось, что Джейми находится рядом со мной, но когда я открывала глаза и не обнаруживала его в комнате, то снова закрывала их, как бы плывя в невесомости вместе с моим будущим ребенком.

День клонился к вечеру, когда я проснулась от легкого стука в дверь.

– Войдите, – сказала я, с трудом открыв глаза.

Это был дворецкий Магнус. Извинившись, он объявил о прибытии гостей:

– Принцесса де Роган, мадам. Принцесса хотела подождать, пока вы проснетесь, но, когда пожаловала еще и мадам д’Арбанвилль, я решил, что, может быть…

– Вы решили правильно, Магнус, – произнесла я, спуская ноги с кровати. – Я сейчас выйду к ним.

Я была рада гостьям. С прошлого месяца мы не устраивали приемов и сами тоже не выезжали, и я уже начала скучать по суете и беседам, большей частью пустым. Луиза частенько наведывалась ко мне, чтобы развлечь и поделиться последними светскими новостями, но я давно не виделась с Мари д’Арбанвилль. Интересно, что привело ее ко мне сегодня.

Я стала довольно неуклюжей и потому спускалась по лестнице медленно, при каждом шаге ступеньки, казалось, прогибались под тяжестью моего потучневшего тела. Дверь гостиной была закрыта, но я отчетливо расслышала фразу: «Ты думаешь, она знает?»

Вопрос был задан приглушенным голосом, каким обычно сообщаются тайны, и именно в тот момент, когда я готова была открыть дверь гостиной. Но не успела. И замерла на месте.

Говорила Мари д’Арбанвилль. Чрезмерно общительная даже по французским стандартам, Мари была принята во всех знатных парижских домах благодаря высокому положению, которое занимал в свете ее престарелый муж. Она была в курсе всех парижских событий.

– Знает о чем? – спросила Луиза.

Я безошибочно определила, кому принадлежит этот высокий уверенный голос прирожденной аристократки, нисколько не заботящейся о том, что кто-то сможет ее услышать.

– О, а ты не слышала? – Мари сразу насторожилась, словно кошка, готовящаяся схватить мышь, чтобы поиграть с ней. – Боже мой! Конечно, я сама узнала об этом только час назад.

«И тут же бросилась ко мне, чтобы рассказать что-то, – пронеслось у меня в голове. – Что же это может быть?»

Я решила, что лучше постоять под дверью и послушать.

– Это касается лорда Туараха, – продолжала Мари, и мне не нужно было видеть ее, чтобы представить, как она шепчет, закатывая блестящие от удовольствия зеленые глаза. – Только сегодня утром он вызвал на дуэль англичанина из-за проститутки!

– Что?! – воскликнула Луиза, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание.

Я вцепилась в край маленького столика, стоявшего рядом, чтобы удержаться на ногах. У меня перед глазами закружились черные круги, и казалось, почва уходит из-под ног.

– Это правда! – быстро говорила Мари. – Жак Вёнсан присутствовал при этом. Он все и рассказал моему мужу. Это произошло в публичном доме, который находится возле рыбного базара. Представь себе, пойти в публичный дом в такой час! Мужчины такие непредсказуемые! Жак сидел за стаканчиком вина с мадам Элизой, которой принадлежит это заведение, как вдруг услышал крики наверху и топот ног.

Для большего эффекта Мари сделала небольшую паузу, а я услышала бульканье наливаемой жидкости, затем продолжала:

– Жак бросился к лестнице, так, по крайней мере, он говорит, но, скорее всего, он залез под диван, ведь он такой трус. Крики и топот ног продолжались еще некоторое время, потом раздался странный треск, и с лестницы скатился английский офицер, но в каком виде! – полураздетый, парик сдвинут набок. Он скатился с лестницы и врезался головой прямо в стену. И как ты думаешь, кто появился в образе бога мщения? Наш милый Джейми!

– Не может быть! Я могу поклясться, что… но продолжай! Что было дальше?

Чайная чашка тихо звякнула о блюдце, и снова послышался голос Мари:

– Скатившись с лестницы, незадачливый офицер каким-то чудом мгновенно вскочил на ноги, резко обернулся и посмотрел вверх, на лорда Туараха. Жак говорит, что этот офицер выглядел слишком уверенно для человека, только что спущенного с лестницы, да еще с расстегнутыми штанами. Он улыбнулся, но, конечно, не обычной улыбкой, а очень ехидной и сказал: «Не нужно так негодовать, Фрэзер. Ты мог бы подождать своей очереди. И вообще, я думал, что тебе достаточно того, что у тебя есть дома. Хотя многие мужчины предпочитают платить за удовольствие».

Луиза страшно возмутилась:

– Какой ужас! Каналья! Конечно, это не может служить оправданием для лорда Туараха, но… – Я услышала напряженные нотки в ее голосе, как будто дружеские чувства боролись со страстью к сплетням. Неудивительно, что страсть к сплетням победила. – Милорд Туарах не может пользоваться ласками своей супруги в настоящее время. Она ждет ребенка, и беременность не очень легкая. Поэтому он, конечно, удовлетворяет свои потребности в борделе, ведь он такой здоровый мужчина! Такой горячий на вид! И какой мужчина поступил бы иначе?.. Ну а что было потом?

– Потом? – Тут Мари перевела дух, так как приближалась к кульминации своего рассказа. – Милорд Туарах спрыгнул вниз, схватил англичанина за горло и тряхнул, словно крысу.

– Невероятно!

– О да! Трем слугам мадам Элизы с трудом удалось оттащить лорда. Вначале, как рассказывает Жак, англичанин слегка смутился, но взял себя в руки и сказал лорду: «Ты уже второй раз пытаешься убить меня, Фрэзер». Тогда милорд Туарах выругался на своем ужасном шотландском наречии. Я ни слова не понимаю у него. А ты? Он разбросал людей, державших его, влепил пощечину англичанину и сказал: «Завтра на рассвете ты умрешь!» Повернулся и взбежал вверх по лестнице, а англичанин остался. Жак говорит, что лицо его было абсолютно белым, и неудивительно! Только представь себе!

Я представила.

– Вам плохо, мадам?

Взволнованный голос Магнуса заглушил последнее восклицание Луизы. Я протянула руку, ничего не видя перед собой, и Магнус сразу же ухватился за нее другой рукой, поддерживая меня за локоть.

– Да, мне нехорошо. Пожалуйста, скажите дамам…

Я слабо махнула рукой в сторону гостиной.

– Конечно, мадам. А пока позвольте мне проводить вас в вашу спальню. Сюда, дорогая мадам.

Он вел меня вверх по лестнице, поддерживая под руку и что-то сочувственно бормоча. С его помощью я добралась до кровати, и он удалился, пообещав срочно прислать служанку.

Я не стала ждать прихода служанки, мне удалось справиться с шоком. Я была в состоянии передвигаться самостоятельно, поэтому встала и прошла к столику, где находилась моя коробка с медикаментами. Упасть в обморок я не опасалась, но решила на всякий случай иметь под рукой пузырек с нашатырным спиртом.

Открыв крышку, я молча уставилась в коробку. С минуту недоуменно взирала на аккуратно сложенный белый лист бумаги, зажатый между разноцветными пузырьками. Пальцы мои дрожали, когда я брала бумагу. Мне потребовалось немало усилий, чтобы развернуть ее.