Я испытывала некоторую нерешительность перед встречей с герцогом, ведь наш последний визит к нему закончился арестом Джонатана Рэндолла по моему обвинению в нападении. На этом пикнике герцог был само очарование и любезность. Ни разу не упомянул о братьях Рэндолл. Не было и ни единого упоминания о самом аресте. Сандрингем, как дипломат высокого класса, в полной мере владел искусством хранить молчание.

Я обрадовалась появлению герцога, потому что его присутствие избавило меня от обычных дурацких вопросов, что шотландцы носят под килтом. Учитывая игривое настроение дам, я сомневалась, что моего обычного ответа: «О, то, что носят все» – будет достаточно.

– Ваш муж прекрасно разбирается в лошадях. – Герцог повернулся ко мне, как только его соседка с другой стороны, герцогиня де Нев, заговорила с мадам Прюдом, сидевшей напротив. – Он сказал мне, что его отец и дядя держали небольшие, но очень хорошие конюшни в горах.

– Да, это так. – Я глотнула вина. – Но вы ведь были у Колума Маккензи в замке Леох и имели возможность видеть его конюшню.

Я впервые встретила герцога в Леохе год назад. Встреча была краткой. Он уехал на охоту незадолго до того, как меня арестовали за колдовство. Он, конечно, должен был знать об этом, но не выдал себя ни единым намеком.

– Да, я видел. – Синие проницательные глазки герцога блуждали по сторонам, он смотрел, не наблюдают ли за нами. – Ваш муж говорил мне, что не может жить в своей собственной стране из-за ошибочного смертного приговора, вынесенного ему английской короной. Скажите, миледи, этот приговор все еще действует?

– Да. За его голову обещано вознаграждение, – мрачно подтвердила я.

Выражение вежливого интереса на лице герцога не изменилось. Он потянулся за сосиской.

– Это поправимо, – спокойно сказал он. – После встречи с вашим мужем в Леохе я навел справки – о, очень осторожно, моя дорогая леди, уверяю вас. И думаю, что это дело можно уладить без больших хлопот, шепнув нужное слово в нужное ухо.

Я внимательно слушала. Джейми когда-то рассказал Сандрингему о своем приговоре – так посоветовал ему Колум Маккензи – в надежде, что герцог сможет вмешаться и помочь. Так как Джейми действительно не совершил никакого преступления и против него не было улик, казалось вполне возможным, что герцог, имеющий вес в высших кругах Англии, и в самом деле сможет поспособствовать отмене приговора.

– Что вы хотите взамен?

Его светлые брови подпрыгнули, и он улыбнулся, продемонстрировав маленькие ровные белые зубы.

– Как вы, однако, прямолинейны! Может, я просто ценю помощь вашего мужа в выборе лошадей и хотел бы видеть его возвратившимся туда, где его знания и опыт можно было бы применить с пользой.

– Может быть, но это не так, – возразила я холодно.

Заметив, что мадам Прюдом наблюдает за нами, я вежливо улыбнулась герцогу.

– Так что?

Он отправил сосиску целиком себе в рот и медленно жевал ее. На круглом лице не отражалось ничего, кроме наслаждения едой и солнечным днем. Наконец он дожевал и аккуратно вытер рот накрахмаленной салфеткой.

– Ну хорошо, – начал он. – Только в качестве предположения. Вы меня понимаете?

Я кивнула, и он продолжал:

– Таким образом, в качестве предположения, мы могли бы допустить, что дружба вашего мужа с некоторым лицом, недавно прибывшим из Рима… Вы меня понимаете? Да. Предположим, что эта самая дружба интересует определенные круги, которые бы предпочли, чтобы это лицо благополучно вернулось в Рим. Или обосновалось бы во Франции. Хотя Рим был бы предпочтительнее. Безопаснее, знаете ли.

– Понимаю.

Я взяла с тарелки сосиску. Они были сильно сдобрены специями, и запах чеснока ударял в нос всякий раз, как я откусывала кусочек.

– Значит, эти круги придают такое большое значение дружбе моего мужа с этим лицом, что предлагают отмену приговора в обмен на разрыв этих отношений? Но почему? Мой муж не такая уж влиятельная персона.

– Пока нет, – согласился герцог, – но может стать ею в будущем. У него есть связи в среде французских банкиров и торговцев. Его принимают при дворе, и он имеет некоторый доступ к королю Людовику. Короче, даже если сейчас он и не располагает крупными суммами и известностью, то вскоре все это может обрести. К тому же он член одного из двух самых влиятельных шотландских кланов. Круги, которые желают возвращения вышеупомянутого лица в Рим, не без оснований опасаются, что влияние вашего мужа может быть направлено в нежелательное русло. Таким образом, будет лучше, если ваш муж вернется на родину и его доброе имя будет восстановлено. Вы так не считаете?

– Надо подумать, – ответила я.

Это была взятка, и очень заманчивая взятка. От Джейми требовалось разорвать все отношения с Карлом Стюартом и свободно, без риска быть повешенным, вернуться в Шотландию, в Лаллиброх. Отъезд человека, поддерживающего Стюартов, при минимальных затратах с их стороны, был бы очень желателен для англичан.

Я внимательно смотрела на герцога, пытаясь понять, какую выгоду он преследует. Формально являясь послом Георга II, выборщиком Ганновера и короля Англии – пока Яков Стюарт остается в Риме, – герцог вполне мог иметь двойную цель своего пребывания в Париже. Начать с Людовиком осторожный обмен любезностями и изменить сложившийся баланс сил, одновременно сужая размах новой волны якобитского движения. Несколько групп, поддерживающих Карла, со временем куда-то исчезли под предлогом неотложных дел за границей. Их или подкупили, или вспугнули?

Невозмутимое лицо герцога не выдавало его мыслей. Он сдвинул парик и бессознательно почесал лысину под ним.

– Подумайте об этом, моя милая, – настаивал он, – а когда подумаете, поговорите со своим мужем.

– Почему вы сами с ним не поговорите?

Он пожал плечами и взял еще одну сосиску, уже третью.

– Я считаю, что мужчины чаще прислушиваются к словам, сказанным в домашней обстановке человеком, которому доверяют. В противном случае они воспринимают совет как давление извне. – Он улыбнулся. – К самолюбивым людям нужен деликатный подход. А кто может быть деликатнее женщины?

Я не успела ответить. Из главной конюшни раздался крик, и все головы повернулись туда. По узкой аллее между главной конюшней и длинным открытым сараем, в котором была кузница, неслась лошадь. Это был молодой першерон, не старше двух-трех лет, судя по его неровной окраске. Даже молодые першероны крупны, а этот был просто огромный. Он бегал взад-вперед легкой рысью, размахивая хвостом. Определенно этот жеребец еще не был приучен к седлу. Он резко метался из стороны в сторону, пытаясь сбросить маленькую фигурку, обеими руками вцепившуюся ему в гриву.

– Черт побери, это Фергюс!

Дамы, встревоженные криками, вскочили на ноги и с интересом наблюдали за происходящим.

Я даже не заметила, что мужчины присоединились к нам, пока одна из женщин не сказала:

– Однако это довольно опасно. Мальчик может ушибиться!

– Если не ушибется сам, свалившись с лошади, я отшлепаю его, едва этот паршивец попадет мне в руки, – послышался сердитый голос.

Я повернулась и увидела Джейми, наблюдающего поверх моей головы за быстро приближающейся лошадью.

– Ты хочешь снять его? – спросила я.

Он покачал головой:

– Нет, пусть лошадь сама об этом позаботится.

Лошадь же, казалось, была больше озадачена, чем испугана странным грузом на спине. Серая пятнистая холка напрягалась и вздрагивала, словно сгоняя мух. Жеребец удивленно поворачивал голову, как будто хотел посмотреть, что происходит.

Фергюс, растопырив ноги, намертво вцепился в гриву першерона и только благодаря этому держался на его широкой спине. Таким образом, у него был шанс соскользнуть с лошади или отлететь в сторону, не попав ей под копыта, если бы жертвы «навозной войны» не привели в исполнение свой план мести.

Два или три грума следовали за лошадью, блокируя ей дорогу. Одному из них удалось забежать вперед и открыть ворота пустого загона. Эти ворота находились недалеко от того места, где стояли мы. Грумы намеревались загнать лошадь в загон, где она сбросит с себя Фергюса или нет, как ей заблагорассудится, но, по крайней мере, успокоится и сама избежит травм.

Вдруг из слухового окошка, расположенного высоко над землей, высунулась голова. Все смотрели на лошадь, и никто, кроме меня, этого не заметил. Мальчишка выглянул из окна, исчез и почти тотчас же вновь появился, держа большую охапку сена. Улучив момент, когда лошадь с Фергюсом проносилась под окном, он бросил сено вниз.

Эффект был такой, будто бросили бомбу. Жеребец громко заржал, взрыл копытами землю и понесся, как победитель дерби, прямо на группку кузнецов. Те с криком бросились врассыпную.

Джейми рванулся вперед, оттолкнув меня с дороги так, что я отлетела в сторону и оказалась на земле. Он поднял меня, ругаясь по-гэльски, и, даже не извинившись, понесся вдогонку за Фергюсом.

Лошадь металась и вертелась, как безумная, вставала на дыбы, приводя в ужас грумов и конюхов, которые быстро утратили свою профессиональную сдержанность при мысли, что одна из королевских лошадей может пораниться у всех на глазах.

Каким-то чудом, то ли благодаря упрямству, то ли из чувства страха, Фергюс все-таки продолжал держаться на лошади, соскальзывая то вправо, то влево, подпрыгивая и обдирая кожу тощих ног. Конюхи что-то кричали ему, но он не слышал ничего, крепко зажмурив глаза и вцепившись в лошадиную гриву так, словно от этого зависела его жизнь. Один из конюхов схватил вилы и стал угрожающе размахивать ими, чем до смерти испугал мадам Монтрезор, решившую, очевидно, что он собирается заколоть ребенка.

Пронзительный крик мадам Монтрезор никак не подействовал на жеребца. Он продолжал пугливо пританцовывать, пятясь от приближавшихся к нему людей.

В какой-то момент конюх попытался снять Фергюса с лошади, и возникла реальная опасность, что ребенок упадет с лошади и будет неминуемо растоптан ею. Я не могла себе представить, как спасти мальчика от верной гибели. Но тут лошадь сделала неожиданный рывок в сторону купы невысоких деревьев и кустарника возле самого паддока,[24] желая то ли спрятаться от надвигавшихся на нее людей, то ли сбросить чудовище, громоздившееся у нее на спине.