– Я никак не могу тебя осуждать, – заключила я, – так как в дополнение к твоей верности эта выдумка, похоже, спасла меня от изнасилования.

– Слава богу. – И он взял меня за руку. – Если бы что-нибудь с тобой случилось, англичаночка, я бы…

– Да, – перебила я его, – но если человек, который на нас напал, знал, что я – Белая Дама…

– Да, англичаночка. – Он кивнул. – Это никак не могли быть ни Гленгарри, ни Кастеллоти, потому что они находились со мной в доме, когда на вас напали и Фергюс прибежал за помощью. Но это должен быть кто-то, кому они рассказали.

Я не смогла сдержать дрожь, вспомнив человека в маске и его издевательский голос. Джейми со вздохом выпустил мою руку.

– Это значит, что мне необходимо пойти к Гленгарри и узнать, скольких людей он посвятил в тайны моей супружеской жизни. – Он досадливо провел по волосам. – А затем я должен связаться с его высочеством и узнать, что, черт побери, это за соглашение с графом Сен-Жерменом.

– Я тоже так думаю, – задумчиво проговорила я. – Хотя Гленгарри такой человек, что об этом наверняка знает уже половина Парижа. Мне тоже надо кое-кого повидать сегодня.

– Да? И кого же ты собираешься повидать, англичаночка? – спросил он, сузив глаза.

Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, – очень уж сложна была задача, которую я перед собою поставила.

– Во-первых, мэтра Раймона, а во-вторых, Мэри Хоукинс.

* * *

– Может быть, лаванда подойдет? – Раймон поднялся на цыпочки, чтобы достать баночку с полки. – Принимать не надо, запах действует успокаивающе, успокаивает нервы.

– Зависит от того, чьи это нервы, – возразила я, вспомнив, как реагирует Джейми на запах лаванды – любимый запах Джека Рэндолла. Действие этой травы на Джейми никак нельзя назвать успокаивающим. – В данном случае может помочь. По крайней мере, вреда не принесет.

– Не принесет вреда… – задумчиво повторил он мои слова. – Очень разумный принцип.

– Это первые строки клятвы Гиппократа, – сказала я, наблюдая, как он роется в ящиках и корзинках. – Клятвы, которую дают врачи: «Главное – не навреди».

– Да? И вы давали такую клятву, мадонна? – Его лягушачьи глазки сверкнули поверх высокого прилавка.

Мои щеки вспыхнули под этим немигающим взглядом.

– В общем-то, нет. Я не настоящий врач. Пока еще нет.

Я не могла объяснить, почему я добавила это «пока».

– Нет? Однако вы хотите сделать то, что «настоящий» врач никогда бы и не пытался, зная, что вернуть утраченную девственность невозможно.

Он не скрывал иронии.

– Вы так думаете? – сухо возразила я.

Фергюс успел мне кое-что рассказать о том, что творится в доме у мадам Элизы.

– А как же быть с поросячьими мочевыми пузырями, наполненными куриной кровью, а? Или вы считаете, что такие вещи в компетенции аптекаря, а не врача?

Тяжелая складка на безбровом лице поползла вверх, это означало, что сентенция моя его позабавила.

– А кому от этого плохо, мадонна? Ясное дело, не продавцу. Да и не покупателю – он получит за свои деньги больше удовольствия, чем реального товара. Даже сама девственность не пострадает! Вполне морально и в духе Гиппократа, в таком деле любому врачу будет приятно принять участие.

Я рассмеялась.

– Думаю, вы знаете довольно много таких врачей. Я подниму этот вопрос на следующем медицинском совете. Оставим в стороне чудеса. Что можно сделать в данном конкретном случае?

Он достал прозрачную коробочку и положил в нее горсть хорошо высушенных измельченных листьев. От маленькой серо-зеленой кучки травинок распространился острый приятный запах.

– Это сарацинский рецепт. Помогает при кожном зуде, плохо заживающих ранах и применяется для лечения половых органов. Пригодится, я думаю!

– Да. В виде настоя или отвара?

– Настоя. В теплом виде.

Он повернулся к другой полке и достал одну из больших белых фарфоровых банок. На ней была надпись: «Хелидониум».

– А это снотворное, – объяснил он. Тонкие губы растянулись в улыбке. – Я думаю, настойку опиумного мака лучше не применять. На этого пациента она оказывает непредсказуемое действие.

– Уже слышали? – вздохнула я, хотя надежды на то, что слухи до него не дойдут, было мало.

Я знала, что, кроме всего прочего, он торговал информацией и его маленькая лавка была местом, куда стекались слухи из дюжин источников – от уличных продавцов до придворных из королевских покоев.

– Из трех независимых источников, – ответил Раймон.

Он выглянул в окно, вытянув шею, чтобы увидеть огромные часы на стене соседнего здания.

– Почти два. Думаю, до наступления темноты я услышу еще несколько версий о событиях в вашем доме.

Он приоткрыл свой большой бесформенный рот и захихикал.

– Особенно мне понравилась версия, по которой ваш муж вызвал генерала д’Арбанвилля на дуэль, пока вы деловито предлагали графу насладиться бесчувственным телом девушки в обмен на отказ от намерения вызвать королевских гвардейцев.

– Ммфм… – Я невольно скопировала шотландскую манеру. – А вы не хотите узнать, что произошло на самом деле?

Настойка, которую он наливал в пузырек, заискрилась в солнечных лучах, подобно светлому янтарю.

– Правда всегда полезна, мадонна, – ответил он, уставившись на тонкую струйку настойки. – Она ценна, потому что редка.

Он поставил фарфоровую банку на прилавок с легким стуком.

– В обмен на нее можно со многим расстаться, – добавил он.

Деньги за купленные мной лекарства лежали на прилавке. Монеты блестели на солнце. Я пристально посмотрела на него, но он лишь невинно улыбнулся, словно никогда не слыхал о лягушачьих лапках в чесночном соусе.

Часы на соседнем доме пробили два. Я мысленно прикинула расстояние до дома Хоукинсов на улице Мальори. Если удастся взять экипаж, я доберусь туда за полчаса. Время есть.

– В таком случае, – предложила я, – не заглянуть ли нам ненадолго в вашу заднюю комнату?

* * *

– Вот как оно было, – завершила я свой рассказ и сделала большой глоток шерри-бренди.

Запах в рабочей комнате был такой же дурманящий, как и у содержимого моего бокала, и мне казалось, что голова от этого дурмана расширяется и превращается в большой веселый красный шар.

– Они отпустили Джейми, но мы все еще под подозрением. Это не может продолжаться долго, как вы считаете?

Раймон покачал головой. От сквозняка закачался подвешенный под потолком крокодил, и аптекарь поднялся закрыть окно.

– Нет. Это досадно, но не более того. У месье Хоукинса есть деньги и связи, и он обезумел от горя, однако… Ведь вы с мужем виновны лишь в излишней доброте, в попытке скрыть несчастье, которое постигло девушку. – Он отпил большой глоток из своего кубка. – И сейчас вас больше всего беспокоит девушка, ведь так?

Я кивнула.

– Я, конечно, не могу помочь ей спасти репутацию, но должна помочь исцелиться.

Черные глазки иронически уставились на меня поверх края металлического кубка.

– Большинство моих знакомых врачей сказали бы так: «Я могу попытаться исцелить ее». Вы же хотите помочь ей исцелиться. Хорошо, что вы чувствуете разницу, мадонна. Впрочем, я это и предполагал.

Я поставила бокал на стол, полагая, что выпила достаточно. Щеки пылали, казалось, что и нос у меня тоже порозовел.

– Повторяю: я не настоящий врач. – Я прикрыла глаза, опять подумав, что не могу сейчас объяснить ему, почему это так. – Кроме того, мне приходилось сталкиваться со случаями изнасилования раньше. С точки зрения чистой физиологии очень трудно помочь. Вы ведь тоже не можете оказать достаточную помощь? – добавила я и, передумав, снова взяла бокал.

– Наверное, нет, – согласился Раймон. – Но если кто-то и может проникнуть внутрь пациента, то это, конечно, Белая Дама.

Я поставила бокал и внимательно посмотрела на него. Мой рот непроизвольно открылся. Мысли, подозрения, разные соображения роились у меня в голове, выстраиваясь в предположения. Чтобы потянуть время и подумать, я ухватилась за вторую часть его высказывания:

– Внутрь пациента?

Он достал из открытой банки на столе щепотку белого порошка и бросил к себе в кубок. Янтарный цвет бренди немедленно превратился в кроваво-красный, содержимое кубка закипело.

– Кровь дракона, – заметил он, кивнув на кипящую жидкость. – Это действует только в посуде, оправленной в серебро. Сосуд, конечно, будет испорчен, но это средство наиболее эффективно при определенных обстоятельствах.

Я сглотнула слюну.

– Ах да, внутрь пациента, – сказал он так, словно мы уже говорили об этом много дней назад. – Да, конечно. Исцеление происходит, если удается проникнуть… как бы это назвать? В душу? Сущность?.. Ну, скажем, внутрь. Если проникнуть внутрь пациента и побудить его самого исцелить себя. Вы, конечно, знаете это, мадонна. Некоторые пациенты так больны или изранены, что определенно должны умереть, а они не умирают. Или иначе: кто-то страдает легким недугом и должен поправиться, но умирает, несмотря на все ваши усилия.

– Каждый, кто ухаживал за больными, сталкивался с подобными явлениями, – подтвердила я.

– Да, – согласился он. – И чаще всего врач винит себя в смерти умершего и гордится спасением выздоровевшего. И только Белая Дама видит сущность человека и приводит его к исцелению… или к смерти. Поэтому-то одержимый дьяволом и боится взглянуть ей в лицо.

Он поднял свой кубок за меня и залпом осушил его кипящее содержимое. На губах остался розовый след.

– Благодарю, – сказала я сухо. – Выходит, не только Гленгарри столь легковерен.

Раймон пожал плечами, явно довольный собой.

– Это придумал ваш муж, – скромно заметил он. – И в самом деле, отличная идея. Похоже, он неплохой психолог, когда речь заходит об обычных людях, подобных ему, однако в том, что касается явлений сверхъестественных, таинственных, он явно не смыслит.

– Зато вы, видно, смыслите.