– Ах, ну да, конечно! – Я не спускала с него глаз. – Кстати, о воспоминаниях…

– Ну сколько же можно! – взмолился он. – Неужели ты думаешь, что я способен на такое? Я, женатый мужчина!..

– А разве месье Мильфлер не женат?

– Не только женат, имеет двух любовниц, – ответил Джейми. – Но он француз, а это меняет дело…

– Но герцог Кастеллоти вроде бы не француз. Он итальянец…

– Да, но он герцог. И это тоже меняет дело.

– Вот как? Интересно, какого мнения придерживается на этот счет герцогиня?

– Думаю, там все в порядке. Герцог сам рассказывал, что жена его многому научила. А что, ванна еще не готова?

Поплотнее завернувшись в одеяло, он слез с кровати, подошел к ванне, над которой поднимался пар, и ступил в воду. Скинул одеяло и быстро присел. Но, видно, недостаточно быстро.

– Ну и громадина! – воскликнула горничная и перекрестилась.

– Хватит! – строго заметила я. – Большое спасибо.

Она опустила глаза, залилась краской и выскользнула из комнаты.

Как только дверь за ней затворилась, Джейми расслабился. По мере того как он все глубже погружался в горячую воду, на лице его отражалось полное блаженство, а обычно бледная кожа покраснела. Глаза были закрыты, на высоких скулах и вокруг глаз выступили и заблестели мелкие капельки пота.

– Мыло… – пробормотал он и с надеждой приоткрыл один глаз.

– Да, конечно.

Я протянула ему кусок мыла, присела на табуретку рядом с ванной и стала наблюдать, как он тщательно намыливает и трет тело. Затем подала ему кусок пемзы, которым он принялся скоблить ступни и локти.

– Джейми… – вымолвила я наконец.

– Ау?

– Мне не хотелось бы спорить о методах, – осторожно начала я, – мы же с самого начала договорились, что ты можешь чувствовать себя свободным, относительно, конечно… однако… Неужели тебе действительно пришлось…

– Пришлось что, англичаночка?

Он перестал мыться и выжидательно смотрел на меня, склонив голову набок.

– Ну… пришлось… это…

Я чувствовала, что тоже краснею, хотя горячая вода была здесь ни при чем.

Из воды вынырнула большая рука и опустилась мне на плечо. Пар, исходящий от нее, прожигал тонкую ткань рубашки.

– Англичаночка, – начал он, – неужели ты всерьез думаешь, что я мог…

– Ах, ну ладно, оставим это!.. – сказала я, не успев отвести глаза от отметины на бедре.

Он рассмеялся, хоть смех получился и не слишком веселый.

– Да, маловато в тебе веры! – с горечью заметил он.

Я отстранилась, избегая его прикосновения.

– Знаешь ли, – сказала я, – когда муж является домой утром весь в укусах и царапинах, воняет духами и не отрицает, что провел всю ночь в публичном доме…

– И откровенно рассказывает жене, что он только смотрел и не действовал… – подхватил он.

– Ты хочешь сказать, что все эти отметины возникли сами по себе, от одних лишь наблюдений? – огрызнулась я и поджала губы.

Я понимала, что выгляжу сейчас обыкновенной ревнивицей, но мне было наплевать. Некогда я поклялась себе воспринимать все спокойно и с достоинством, как подобает настоящей светской даме, и всегда верить Джейми. И потом, разве можно приготовить омлет, не разбив яиц? Пусть даже там что-то и было…

Я расправила клочок влажной ткани на рукаве, чувствуя, как сквозь шелк проникает холод, взяла себя в руки и продолжила, стараясь говорить как можно более спокойным тоном:

– Или же эти шрамы – свидетельство сражения, в котором ты одержал победу, защищая свою честь и невинность?

Спокойный тон не получился. Следовало признать, что голос мой звучал визгливо и истерично. Ладно, тоже наплевать…

В толковании интонаций Джейми был далеко не промах. Он сощурил на меня глаза, приготовился было ответить, набрал в грудь воздуха, но, видно, передумал и отделался лаконичным:

– Да… – Пошарив в ванне, выудил кусочек мыла и протянул мне. – Не поможешь помыть мне голову? В карете его светлость вырвало прямо на меня, кажется, я весь до сих пор так и воняю…

Секунду я колебалась, затем приняла эту «оливковую ветвь».

Под густыми намыленными волосами прощупывался крутой изгиб черепа и длинный шрам, сбегавший от макушки к шее. Я крепко впилась пальцами ему в загривок и почувствовала, как весь он расслабился.

Мыльные пузырьки стекали по мокрым блестящим плечам, пальцы мои скользили следом, поглаживая и растирая кожу.

Он действительно очень большой, подумала я. Находясь с ним рядом, я порой как-то забывала об этом, но лишь до того момента, пока вдруг не видела издали, как он возвышается над целой группой мужчин, и меня всякий раз заново поражали грация и сила, исходящие от этой мощной фигуры. Теперь же он сидел скорчившись, подогнув колени чуть ли не к самому подбородку и упираясь плечами в края ванны. Он слегка наклонился вперед, и взору открылись эти ужасные шрамы на спине. Толстые красные рубцы, рождественский подарок Джека Рэндолла, они легли поверх тонких белых линий, следов предшествующей порки.

Я нежно касалась шрамов, и сердце мое сжималось от жалости. Я видела эти раны, когда они были еще свежими, видела его, доведенного почти до безумия пытками и унижениями. Но я вылечила его, а он со всей отвагой, присущей его благородному сердцу, сражался за то, чтобы снова стать самим собой, вернуться ко мне… Растроганная всеми этими воспоминаниями, я убрала хвостик мокрых волос с шеи и наклонилась поцеловать.

И тут же отпрянула. Он почувствовал резкость моего движения и поднял голову.

– Что такое, англичаночка? – разнеженно спросил он; голос звучал низко и приглушенно.

– Ничего, – ответила я, не сводя глаз с темно-красных отметин на шее.

Наши сестры из больницы в Пемброуке скрывали их, игриво повязывая вокруг шеи шарфики, когда поутру являлись на работу после свиданий с солдатами с военной базы, находившейся поблизости. Но мне всегда казалось, что истинной их целью было продемонстрировать свои успехи, а вовсе не скрыть следы поцелуев.

– Нет, ничего особенного, – снова сказала я и потянулась за кувшином, который стоял на подоконнике и был на ощупь ледяным.

Я взяла кувшин и вылила все его содержимое Джейми на голову.

И тут же приподняла подол шелковой ночной рубашки – увернуться от волны, выплеснувшейся из ванны. Он весь дрожал и был слишком потрясен, чтобы вымолвить что-то членораздельное. Я только видела, как он шевелит губами.

– Так значит, только смотрел? – холодно спросила я. – Или все же урвал капельку удовольствия, бедняжка?

Джейми с такой силой опустился в ванну, что вода так и хлестнула через края на каменный пол.

– Что ты хочешь услышать от меня, англичаночка? – спросил он. – Что я хотел их? Да, хотел! Так, что яйца ныли! Так, что меня тошнило при одной лишь мысли о том, что мужчина может дотронуться до любой из этих шлюх!

Он откинул со лба пряди мокрых волос и гневно сверкнул глазами.

– Это ты хотела бы услышать? Теперь довольна?

– Не совсем, – ответила я.

Лицо у меня горело, и я прижалась щекой к холодному оконному стеклу, впившись пальцами в подоконник.

– По-твоему, выходит, что смотреть на женщину с вожделением – уже значит совершать с ней прелюбодеяние, так?

– А по-твоему, нет?

– Нет, – коротко ответил он. – Я не совершал. А что бы ты сделала, англичаночка, если б узнала, что я лег со шлюхой? Влепила бы мне пощечину? Выгнала бы из спальни? Не пускала бы меня в кровать?

Я обернулась.

– Я бы тебя убила… – тихо произнесла я сквозь зубы.

Брови его удивленно взлетели вверх, рот недоверчиво приоткрылся.

– Убила бы? Меня? Господи!.. Если б я застал тебя с другим мужчиной, то убил бы его, а не тебя. – Уголок рта у него нервно дернулся. – Так что учти, – продолжил он после паузы, – от этого твоего поступка я тоже был бы не в восторге, но убил бы его, не тебя.

– Типично мужской подход, – заметила я. – Всегда мимо цели.

Он насмешливо фыркнул:

– Мимо цели, говоришь? Выходит, ты мне не веришь, ждешь, чтобы я доказал, что не ложился ни с кем в течение последних часов?

Он выпрямился во весь рост, вода струями стекала с длинных ног. Свет, проникающий из окна, зажег красновато-золотистые искры в волосах на груди, от кожи поднимался пар. Он напоминал только что отлитую из золота статую. Я торопливо отвела глаза.

– Ха! – иронически воскликнула я, вкладывая в это междометие как можно больше иронии.

– Вода горячая, – прозаически заметил он, выходя из ванны. – Не беспокойся, все это сущие пустяки.

– Это ты так думаешь, – возразила я.

Он покраснел еще больше, руки сжались в кулаки.

– Ты что, окончательно разум потеряла, а? – воскликнул он. – Боже, если б ты только знала, что за ночь это была! Сплошное отвращение и мерзость. Да еще мои спутники подливали масла в огонь, твердя, что я веду себя не по-мужски. И вот являюсь домой, а здесь ты донимаешь и мучишь меня, обвиняя в измене!

Он стал озираться, увидел свою одежду, брошенную на пол возле постели, и потянулся за ней.

– Ну давай! – крикнул он, хватая пояс. – Вот! Раз я тебе изменяю, а ты за измену убиваешь, валяй, убивай!

И он протянул мне кинжал – полоску темной стали длиной дюймов в десять. Джейми расправил плечи и выпрямился, подставляя мне широкую грудь и воинственно сверкая глазами.

– Давай! – настаивал он. – Не будешь ведь ты нарушать своего слова, а? Раз честь для тебя превыше всего!

Искушение было велико. Сжав руки в кулаки и прижав их к бокам, я стояла и дрожала, с трудом подавляя неукротимое желание схватить кинжал и всадить ему между ребер. От этой попытки меня уберегла, наверное, лишь одна мысль: он никогда не позволит заколоть себя. Стоило ли дальше унижаться, выставляя себя на посмешище? Я стремительно отвернулась от него, прошелестев шелком.

Секунду спустя услышала, как звякнул упавший на пол кинжал. Я стояла совершенно неподвижно, глядя из окна на задний двор. За спиной послышалось какое-то шуршание, и я присмотрелась к смутному отражению в стекле. Размытый овал моего лица в ореоле спутанных после сна каштановых кудряшек и обнаженная фигура Джейми на заднем плане. Она слабо отсвечивала белизной и напоминала кадры подводной съемки. Он искал полотенце.