– Да, я знаю, где оно находится.

Особого энтузиазма в его тоне я не уловила.

– У него болело горло, и я стала давать ему разные советы. Разговорились о лекарствах, болезнях, слово за слово, ну, ты знаешь, как это бывает…

– Имею представление. С тобой только так и бывает, – иронично заметил он.

Проигнорировав этот тон, я продолжила:

– Так вот, завтра я иду в эту больницу.

Встав на цыпочки, я достала с полки аптечку.

– Может, для первого раза ее и не стоит брать, – сказала я, задумчиво разглядывая содержимое. – Иначе еще подумают, что я навязываюсь. Как тебе кажется?

– Навязываешься? – Он удивился. – Так ты что, собираешься просто посетить это заведение или остаться там?

– Э-э… видишь ли, – осторожно начала я, – я тут подумала, что, возможно, могу работать там регулярно… Герр Герстман сообщил мне, что все врачи и целители время от времени заглядывают туда и помогают. Бывать в больнице каждый день они, разумеется, не могут, но времени у меня много, и я могла бы…

– Много времени, говоришь?

– Перестань повторять мои слова, как попугай! – рассердилась я. – Да, много. Я понимаю, как это важно – посещать балы, приемы и прочее. Но в конце концов, это ведь только по вечерам, а все дни у меня свободны. И я могла бы…

– Англичаночка, ты носишь ребенка! Неужели это так необходимо – торчать там и нянчиться с разными попрошайками и преступниками?

Вид у него был страшно растерянный, как будто он столкнулся с человеком, внезапно потерявшим рассудок.

– Я не забыла, – уверила я его и прижала ладони к животу. – Пока незаметно. И не будет заметно еще какое-то время, если носить просторные платья. И чувствую я себя нормально, если не считать тошноты по утрам. Так что не вижу причин, почему бы мне пару месяцев не поработать.

– Причина только одна: я этого тебе не позволю!

Поскольку сегодня вечером гостей у нас не ожидалось, галстука на нем не было и ворот рубашки был распахнут. Я видела, как он медленно начинает краснеть, с шеи.

– Джейми, – начала я, пытаясь апеллировать к здравому смыслу, – тебе известно, кто я?

– Моя жена.

– Да, и это тоже. – Я отмахнулась. – Но я еще и врач, Джейми. Целитель. Ты имел случай в этом убедиться.

Он жарко покраснел.

– Да, имел. И только потому, что ты подштопала мои дырки, я должен позволить тебе пойти туда и возиться с какими-то нищими и проститутками? Ты имеешь представление, англичаночка, что за люди попадают в больницу «Обитель ангелов»?

Он с мольбой взглянул на меня, словно ожидая, что ко мне вот-вот вернется разум.

– Какая разница!

Он оглядел комнату, словно призывая в свидетели моего безрассудства портреты над камином.

– Но, господи, ты же можешь заразиться дурной болезнью! Ладно, тебе плевать на меня, но хоть о ребенке могла бы подумать!

– Ну разумеется, я о нем думаю! Ты что, всерьез считаешь меня настолько безответственной и глупой?

– Нет. Но ты принадлежишь к тому типу женщин, которые могут бросить мужа и пойти забавляться с каким-то бродягой из канавы! – отрезал он. – Раз уж тебя так интересует мое мнение…

Он взъерошил рукой волосы, отчего они встали на затылке дыбом.

– Бросить тебя? С каких это пор сделать что-то полезное называется «бросить»? Вместо того чтобы торчать в салоне у д’Арбанвиллей, наблюдать, как Луиза де ла Тур наедается сладостей, слушать глупые стихи и плохую музыку? Я хочу приносить пользу!

– А заботиться о собственном доме – разве это не значит приносить пользу? Быть замужем – разве это для тебя ничто?

Лента, перехватывающая его волосы, лопнула, и они вырвались на свободу, окружив лицо пылающим ореолом. Он глядел на меня, грозно сверкая глазами, и напоминал в этот миг ангела мести.

– Но разве быть моим мужем – достаточное для тебя занятие? – холодно парировала я. – Что-то незаметно, чтобы ты торчал дома весь день, окутывая меня обожанием! Какая чушь!

– Чушь? Что такое чушь?

– Ну, ерунда, бессмыслица. Дрянь. Одним словом – тьфу! Ладно, не смеши меня. Мадам Вионе присматривает за всем в доме и делает это раз в десять лучше, чем я.

Это являлось столь неоспоримой истиной, что он на какое-то время затих. Только смотрел на меня, сверкая глазами и беззвучно шевеля губами.

– А… значит, так… А что, если я запрещаю тебе идти туда?

На мгновение я растерялась, но взяла себя в руки и оглядела его с головы до ног. Глаза у Джейми потемнели, крупные чувственные губы сжались в плотную линию. Плечи широкие, прямые, руки скрещены на груди. Прямо-таки чугунная статуя. «Запрет» – это слово как нельзя более ему подходило.

– Ты мне запрещаешь?

Напряжение нарастало. Я смотрела ему прямо в глаза. Мне страшно хотелось моргнуть, но доставить ему такое удовольствие – отвести глаза первой?.. Нет, никогда! А что делать, если он действительно запретит? Тут в голове пронеслось сразу несколько вариантов: вонзить ему между ребер нож из слоновой кости для разрезания бумаг, поджечь дом, чтобы он сгорел вместе с ним. Лишь один выход я отвергала напрочь – подчиниться.

Он выдержал паузу, затем набрал в грудь побольше воздуха. Руки были сжаты в кулаки, и он медленно, с видимым усилием начал разжимать их.

– Нет, – сказал он, – я не запрещаю… – Голос слегка дрожал. – Но что, если я попрошу тебя?

Я опустила глаза и уставилась на его отражение на полированной поверхности письменного стола. Сначала идея посещения больницы казалась мне просто занятной, приятной альтернативой бесконечным сплетням и интригам парижской знати. Но теперь… Руки мои тоже непроизвольно сжались в кулаки. Теперь я не просто хотела работать, мне было это жизненно необходимо.

– Не знаю… – выдавила я.

Он глубоко вздохнул.

– Ты все же подумай об этом, Клэр.

Я чувствовала на себе его взгляд. Прошла, казалось, вечность, прежде чем я кивнула:

– Подумаю.

– Ну и хорошо.

Напряжение спало, он резко отвернулся. И стал бродить по кабинету, беря в руки разные предметы и ставя их куда попало. Наконец подошел к лестнице у книжных полок и привалился к ней. Начал разглядывать переплетенные в кожу корешки с названиями. Я осторожно приблизилась и положила ему руку на плечо:

– Джейми, я не хотела тебя огорчать.

Он взглянул на меня и криво усмехнулся:

– Да ладно! Мне тоже вовсе не хочется сражаться с тобой, англичаночка. Наверное, просто я вспыльчив и чрезмерно чувствителен.

Он извиняющимся жестом похлопал меня по руке, отошел и уставился на письменный стол.

– Ты слишком много работаешь, – с состраданием заметила я, следуя за ним.

– Дело не в этом.

Покачав головой, он начал перелистывать страницы огромного гроссбуха, лежавшего посередине.

– Что касается бизнеса, то тут все в порядке. Да, работы много, но я справляюсь. Что же касается этого…

Он указал на пачку писем под алебастровым пресс-папье. Оно было сделано в форме белой розы – символа дома Стюартов. Там были письма от аббата Александра, от графа Мара и других известных якобитов, и в каждом – завуалированный вопрос, туманные намеки и обещания, противоречивые предположения…

– Ощущение такое, будто я сражаюсь с ветряными мельницами! – с горечью воскликнул Джейми. – Другое дело – настоящая схватка! Там, где могут пригодиться мои руки! А это…

Выхватив из ящика стола пачку писем, он подкинул ее вверх. По комнате гуляли сквозняки – бумаги зигзагом запорхали вокруг, полетели под мебель, осели на ковер.

– Тут совершенно не за что уцепиться, – беспомощно произнес он. – Я могу переговорить с тысячью людей, написать сотню писем, упиться с Карлом до чертиков, но так и не понять, сдвинулось дело с мертвой точки или нет.

Я решила оставить письма в покое – придет служанка и уберет их.

– Джейми, – как можно мягче произнесла я, – что же еще нам остается делать? Только пытаться.

Он слабо улыбнулся и опустил руки на стол.

– Знаешь, я рад, что ты сказала «мы», англичаночка. Иногда я чувствую себя таким страшно одиноким…

Я обняла его за плечи и прижалась лицом к спине:

– Ты же знаешь, я не позволю тебе чувствовать себя одиноким. И потом, именно я втянула тебя в эту историю…

Я почувствовала, как спина его затряслась от смеха.

– Да уж! Кто, как не ты… Но я не держу на тебя зла, англичаночка. – Обернувшись, он нежно поцеловал меня в лоб. – Ты выглядишь усталой, mo duinne. Ступай ложись. Я еще немного поработаю и приду к тебе.

– Хорошо.

Я действительно чувствовала себя усталой, хотя хроническая сонливость, преследовавшая меня на ранних стадиях беременности, исчезла и днем я так и кипела энергией, спать не хотелось вовсе.

Выходя, я остановилась у двери. Джейми стоял у стола, просматривая записи в гроссбухе.

– Джейми! – окликнула я его.

– У-у?

– Джейми, я обещала, что подумаю насчет больницы. Ты тоже подумай, ладно?

Он обернулся ко мне, бровь настороженно приподнята. Потом улыбнулся и кивнул.

– Скоро приду к тебе, англичаночка, – ответил он.

На улице снова стояла слякоть, сыпал дождь со снегом, мелкие крупинки барабанили в окна и шипели в камине, когда порывы ночного ветра затягивали их в трубу. Ветер разбушевался не на шутку, он стонал и завывал в дымоходах, но от этого в спальне казалось еще уютнее. Постель, оазис тепла и комфорта, была покрыта одеялами на гусином пуху. А еще огромные пышные подушки и Джейми, посапывающий рядом и источающий тепло, словно электрообогреватель.

Большая рука нежно погладила меня по животу, ее тепло просачивалось сквозь шелк ночной рубашки.

– Не здесь. Нажми-ка тут, посильнее.

Я взяла его руку и прижала к животу чуть ниже, там, где прощупывалось небольшое округлое затвердение размером чуть больше грейпфрута.

– Да, чувствую, – пробормотал он. – Он и вправду тут.

Уголки рта растянулись в довольной улыбке.

– А он двигается уже или нет?