По обе стороны от входа тянулся чистый деревянный прилавок, а за ним на высоту, вдвое превышающую средний рост человека, поднимались полки. Некоторые из них были застеклены, очевидно, там хранились самые редкие и дорогие лекарства. Углы шкафов украшали толстые позолоченные купидоны в развевающихся одеяниях. Надув щеки, они дудели в рожки. Создавалось впечатление, что эти лихие и даже развязные создания вдоволь попользовались спиртными напитками, выставленными на прилавках.

– Могу я видеть месье Раймона? – спросила я молодую женщину, стоявшую за прилавком.

– Мэтра Раймона, – поправила она меня, простецким жестом вытерла красный нос о рукав и указала в дальний конец помещения, где из-за перегородки зловеще выплывали густые клубы коричневатого дыма.

Являлся ли Раймон колдуном или нет – неизвестно, но обстановка у него была соответствующая. Из черной плиты, сложенной из шифера, выплывал дым и кольцами уходил наверх, под низкие потолочные балки. Над огнем было укреплено нечто вроде столика из камня с углублениями, откуда торчали стеклянные перегонные кубы и медные «пеликаны» – так называют металлические сосуды с длинными носиками, – из которых капала в чашки какая-то подозрительного вида жидкость. Небольшой, но вполне удобный дистиллятор. Я осторожно принюхалась. Над всеми запахами превалировал густой спиртной дух, исходивший от огня. На буфете выстроился аккуратный ряд чисто вымытых бутылок, что лишь усилило мои подозрения: помимо торговли амулетами и приворотными зельями мэтр Раймон, по всей очевидности, делал немалые деньги на производстве высококачественного шерри-бренди.

Сам алкогольных дел мастер склонился над огнем, подбрасывая в печь уголь. Услышав, что кто-то вошел, он выпрямился и приветствовал меня радушной улыбкой.

– Как поживаете? – вежливо осведомилась я.

Впечатление, что я оказалась в хижине колдуна, было столь сильным, что я ничуточки не удивилась бы, услышав в ответ кваканье.

Ибо больше всего на свете мэтр Раймон напоминал огромную добродушную лягушку ростом чуть выше четырех футов, с бочкообразной грудью и кривыми ножками. Он обладал также толстой и липкой на вид кожей исконного обитателя болот и слегка выпученными, дружелюбно глядящими черными глазками. Разве что не зеленый и без бородавок, а так – самая настоящая лягушка, по всем статьям.

– Мадонна! – Лицо его расплылось в улыбке. – Чем имею счастье служить вам?

Оказалось, что у него совершенно нет зубов, что еще больше усиливало сходство с лягушкой, и я смотрела ему в рот, словно завороженная.

– Мадонна? – повторил он, вопросительно глядя на меня.

Поняв, насколько мое поведение кажется странным, я покраснела и неожиданно для себя спросила:

– Я просто задумалась: целовала ли вас когда-нибудь красивая молоденькая девушка?

Он так и покатился со смеху, и я покраснела еще больше. Потом, широко, во весь рот ухмыльнувшись, ответил:

– Много раз, мадонна! Но увы, не помогает. Как видите.

Тут мы уже оба рассмеялись, чем привлекли внимание девушки за прилавком – она с любопытством заглянула за перегородку. Мэтр Раймон прогнал ее жестом, затем, кашляя и держась за горло, проковылял к окну и распахнул створки, чтобы немного проветрить помещение от дыма.

– Так лучше? – спросил он, глубоко вдыхая прохладный весенний воздух, и, отбрасывая с плеч длинные седые пряди, добавил: – Ну-с, мадонна, поскольку теперь мы друзья, может, подождете немного? Мне тут надо срочно закончить одно дельце.

Я тут же согласилась, и он вернулся к печи, все еще похохатывая и держась за бока, и начал наполнять канистру дистиллятора. Я же тем временем расхаживала по комнате, разглядывая набор самых разнообразных и удивительных предметов.

С потолка свисал внушительных размеров крокодил, по всей видимости чучело. Я глазела на его желтое брюхо, твердое и блестящее, точно восковое.

– Настоящий? – спросила я, присаживаясь за исцарапанный дубовый стол.

Мэтр Раймон поднял на меня глаза и улыбнулся:

– Мой крокодил? Ну разумеется, мадонна. Придает клиентам чувство уверенности, что они попали по адресу.

Он кивнул в сторону полки, тянувшейся вдоль стены на уровне глаз. Она была уставлена белыми керамическими сосудами с причудливой позолотой на каждом. Там были изображены цветы и звери, и к каждому прикреплена бирка с рецептом. На трех ближайших ко мне сосудах красовались бирки с надписями по-латыни, и я с некоторым трудом, но все же перевела: крокодилья кровь, печень и желчь того же зверя.

Я взяла один, вынула пробку и осторожно принюхалась.

– Горчица, – сморщив нос, заметила я, – и чабрец. Но как это вы умудрились придать снадобью столь омерзительный вид?

Я слегка наклонила сосуд, разглядывая жирную черную жидкость внутри.

– О, да этот хорошенький носик, мадонна, у вас не просто для украшения! – На жабьем лице расплылась широкая улыбка, обнажая крепкие голубоватые десны. – Эта черная жидкость – перегнившая мякоть тыквы, – сознался он и, понизив голос, добавил: – А что касается запаха… так это настоящая кровь.

– Но не крокодилья же!

Я подняла глаза к потолку.

– Сколько цинизма у такого нежного создания! – скорбно заметил Раймон. – Дамы и господа, состоящие при дворе, куда доверчивее по природе, на свой, аристократический лад, разумеется. Нет, если честно, это кровь свиньи, мадонна. Свиньи куда более доступный материал, нежели крокодилы.

– Да, конечно, – согласилась я. – Этот, должно быть, стоил вам недешево.

– Нет, мне повезло. Я получил его в наследство, как и почти все остальное в этой лавке. От предшествующего владельца.

Мне показалось, что в глубине добрых черных глаз мелькнуло беспокойство. Но за последнее время я стала слишком подозрительна, привыкнув читать различные оттенки выражения на лицах присутствующих на званых обедах в надежде, что это может как-то помочь Джейми, а потому тут же отбросила эту мысль.

Маленький толстый колдун придвинулся поближе и доверительным жестом взял меня за руку.

– Профессионалка? – спросил он. – Должен отметить, вы ничуть не похожи.

Первым порывом было отбросить эту руку, но ее прикосновение, вопреки ожиданиям, оказалось приятным – бесстрастным и одновременно утешительным. Я взглянула на окна – края стекол покрывал слой инея – и поняла, откуда возникло это ощущение: его руки без перчаток были на удивление теплыми.

– Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в этот термин, – усмехнулась я. – Я – целительница.

– Ах целительница? – Он откинулся в кресле, с интересом разглядывая меня. – Да, наверное, так и есть. А еще? Предсказания судьбы, приворотные зелья?

Я с содроганием вспомнила наши с Муртой скитания по дорогам Шотландии, когда мы искали Джейми. Тогда, чтобы заработать на кусок хлеба, мы, словно пара цыган, предсказывали судьбу и пели.

– О нет, ничего подобного! – слегка покраснев, ответила я.

– Ну, что вы не профессиональная лгунья, это очевидно, – заметил он, весело глядя на меня. – А жаль. Однако же чем могу служить вам, мадонна?

Я объяснила, что мне нужно; он слушал, глубокомысленно кивая головой, длинные седые волосы спадали с плеч. Парика он, во всяком случае в лавке, не носил и волосы не пудрил. Просто зачесывал их назад с высокого и широкого лба, и они прямыми, как палки, прядями спадали на плечи, а на концах были ровно подрезаны.

Говорить с ним было легко, он очень хорошо знал травы и ботанику. Он начал снимать с полок разные склянки и сосуды, вытряхивал из них какие-то порошки, смешивал их, растирал в ладонях всякие травы, давал мне понюхать или попробовать.

Нашу беседу прервали голоса, доносившиеся из магазина. Там, облокотившись о прилавок, стоял щеголевато одетый лакей и что-то говорил продавщице. Вернее, пытался что-то сказать. Его робкие попытки успешно парировали трескучие тирады на провансальском. Понимала я далеко не все, но общий смысл был ясен. Речь шла о капусте и каких-то колбасках, причем и о том и о другом отзывалась девушка далеко не лестно.

Я начала было размышлять об уникальной способности французов сводить любую дискуссию к еде, как вдруг дверь в лавке резко распахнулась. К лакею прибыло подкрепление в лице нарумяненной и пышно разодетой дамы.

– Ага, – пробормотал Раймон, с интересом наблюдая из-под моей руки за драмой, разворачивающейся у прилавка. – Виконтесса де Рамбо!

– Вы ее знаете?

Продавщица, очевидно, знала, поскольку перестала нападать на лакея и шмыгнула за застекленный шкаф, где хранились слабительные средства.

– Да, мадонна, – кивнул Раймон. – Эта дамочка обходится мне довольно дорого.

Я поняла, что он имеет в виду, когда увидела, как дама, подняв в руке маленькую баночку, содержащую по виду некое замаринованное растение – предмет перебранки, – с удивительной силой и точностью метнула ее прямо в застекленную дверь шкафчика.

Грохот стекла – и тишина. Виконтесса ткнула длинным костлявым пальцем в девушку.

– Ты, – прошипела она голосом, напоминавшим скрежет металлической стружки, – подай мне черного зелья! Немедленно!

Девушка открыла было рот, чтобы возразить, но, заметив, что виконтесса потянулась за очередным снарядом, тут же закрыла его и выбежала в заднюю комнату.

Предвидя ее бегство, Раймон решительно протянул руку и достал с полки над головой пузырек, который и сунул ей в руки, едва она возникла в дверях.

– Вот, отдашь ей, – сказал он. – А то все здесь переколотит.

Девушка робко направилась к прилавку, а он повернулся ко мне и состроил гримасу.

– Яд для соперницы, – объяснил он. – Или, по крайней мере, она так думает.

– О! – воскликнула я. – А что же там на самом деле? Горький жостер?

Он взглянул на меня с удивлением и уважением.

– А вы здорово разбираетесь, – заметил он. – Природный дар или же учились?.. Ладно, не так уж это важно…

Он взмахнул пухлой лапкой.

– Да, правильно, жостер. Завтра соперница заболеет, а виконтесса будет наслаждаться зрелищем ее страданий. Жажда мести будет удовлетворена. К тому же она убедится, что не напрасно потратила деньги. А когда соперница выздоровеет, без особого ущерба организму, виконтесса припишет это вмешательству священника или же противоядию, которое дал жертве нанятый ею знахарь… Ничего, все утрясется, – спокойно заметил он. – Ну а через месяц, когда она явится ко мне за средством для прерывания беременности, я сдеру с нее сумму, не только покрывающую стоимость испорченного имущества, нет, – достаточную для того, чтобы купить целых три новых шкафа. И она спорить не станет, выложит денежки как миленькая.