С опозданием на миллион лет у меня появились почти нормальные грудь и бедра, далеко не такие пышные, как хотелось бы, но все же… Теперь я походила на женскую особь богомола или инопланетянина, чему бесконечно радовалась. Когда прозвенел последний звонок, утихли прощания и чемодан был собран, я ощутила горечь и блаженство одновременно. Свобода. В воздухе пахло свободой, новыми устремлениями и свершениями, но позади оставалась хорошая часть моей жизни.

– Надо же, – скривила губы Кора, оглядев меня с головы до ног, – кто бы мог подумать… Тебя тут сливками и сметаной кормили, что ли?

За последние полгода (а именно столько мы не виделись) я набрала только два килограмма, при моем росте и худобе это был смешной вес, но он, похоже, сразу бросался в глаза.

«Капустой!» – чуть не брякнула я в ответ, вспомнив байку о том, что если употреблять капусту в больших количествах, то грудь приобретет весьма внушительные размеры. Соня Курочкина однажды съела два кочана, надеясь на быстрый результат, но после этого вовсе не сменила лифчик, а просидела двое суток в туалете.

Кора смотрела на меня не слишком-то добро, мы обе понимали, что я возвращаюсь навсегда, и упечь меня куда-нибудь далеко и надолго больше не получится. Хотя я бы не отказалась еще пару лет побыть подальше от чужого сердцу дома Ланье. Но теперь этот дом должен был стать мне родным. Пусть так.

Эдита Павловна встретила меня с довольной улыбкой. Школьные успехи ее давно не удивляли и не слишком интересовали (отличные оценки воспринимались как должное), но я сама произвела на нее особое впечатление. Она перестала видеть во мне долговязую деревенскую девочку и вдруг разом осознала, что прошло три года, и мне уже восемнадцать с хвостиком.

– Анастасия, – царственно произнесла Эдита Павловна. – Ты стала весьма интересной девушкой, боюсь, очень скоро мне придется принимать сватов и отваживать женихов, – ее зелено-болотные глаза сначала заискрились смехом, а затем погасли. Бабушка прищурилась и добавила: – Надеюсь, ты собираешься получать образование и дальше.

– Да, я бы хотела.

– Тогда новость, которую я сообщу, будет для тебя приятной, – она немного помолчала. – Ты зачислена в университет. Экономический факультет. Подробности позже…

В моей душе ничего не екнуло, не оборвалось, не взмыло в небо, не запрыгало, не заплакало – я предполагала, что этот вопрос решится именно таким образом. Правда, к экзаменам я морально готовилась, но Эдита Павловна (волевым решением и наверняка финансами) их упразднила.

– Хорошо, – стойко приняла я следующий приговор.

– Затем, я надеюсь, ты получишь второе высшее образование.

– Конечно.

«Нет проблем!..»

До ужина меня «приводили в порядок» – бабушка поручила Коре отвезти меня в салон (волосы ей показались слишком длинными, ногти, впрочем, тоже…), а затем в магазин. Тетя покупала мне только серую, черную или белую одежду и усмехалась, когда я протягивала руку к чему-нибудь яркому. «Деревню из тебя, как я погляжу, за три года так и не выдавили», – говорила она, небрежно листая вешалки. Сама Кора любила красные, бордовые, густо-зеленые кофты, и, надо сказать, они ей шли и очень хорошо гармонировали с черными волосами.

На ужин я отправилась в приподнятом настроении, хотя понимала: далеко не все рады моему возвращению. Нина Филипповна улыбнулась, Лера фыркнула и закатила глаза к потолку, Кора сделала вид, будто я тень, падающая от мимо пролетающей мухи. Эдита Павловна пребывала в задумчивости, а Семен Германович на пару секунд замер с протянутой к хлебу рукой, потом скользнул взглядом по моей фигуре, отвернулся и нервно скомкал салфетку. Этот взгляд оставил неприятный осадок в душе, но размышлять над этим совершенно не хотелось – голод урчал в животе.

– Ты стала взрослой, Анастасия, – торжественно произнесла Эдита Павловна, поднимая бокал с белым вином. – И, я надеюсь, ты осознаешь это. Я возлагаю на тебя большие надежды.

– Мне, между прочим, в апреле тоже исполнилось восемнадцать, – вставила Лера. – И я тоже хочу, чтобы на меня возлагали надежды.

– Для начала научись нормально себя вести, – отрезала Эдита Павловна. – За этот год ты извинялась за свое поведение более пятидесяти раз.

Лера обиженно сжала губы и уткнулась в тарелку.

«Пожалуй, теперь она меня вообще возненавидит», – подумала я.

Бабушка действительно «драла с меня три шкуры», завышала планку, расписывала мое будущее чуть ли не по дням, подчеркивала перспективы. И это несмотря на то, что приличную часть своей жизни я провела в деревне, где не обучалась манерам, зато лазила по деревьям и ела без помощи ножа (а часто и вилки). Лера же выросла здесь, на глазах, и, по сути, должна была претендовать на первое место… Но Эдита Павловна никогда не говорила о ней так, как обо мне.

– Мама, ты слишком строга, – произнесла Кора, защищая дочь.

– Нет. У Леры в голове одни гулянки и мужчины, – с раздражением ответила бабушка. – Ты разбаловала ее. – Она посмотрела на меня, отложила в сторону салфетку, неожиданно поднялась и произнесла: – Анастасия, пойдем со мной.

Вроде только за стол сели…

Я так хотела есть, что наплевала на этикет и, как только Эдита Павловна развернулась и поплыла к арке столовой, схватила кусок хлеба, сыр и отправилась следом, торопливо пожевывая. Я бы с радостью отдала все надежды, возложенные на мои хрупкие плечи, Лере (весьма сомнительное удовольствие быть любимицей бабушки, особенно потому, что в данном случае любимица приравнивается к жертве) и нормально бы, по-человечески поела.

– Что ты можешь сказать о мужчинах? – спросила Эдита Павловна, резко остановившись посреди своей комнаты. Шторы были сдвинуты, пространство освещали лишь два ночника, отчего обстановка казалась мрачноватой.

«У них есть хвост», – чуть не ляпнула я.

– А я… м-м-м… в каком смысле?

– В прямом.

«Знать бы, что у этих мужчин прямое», – тяжело вздохнула я и привычно-нервно качнулась на пятках.

За три года Эдита Павловна практически не изменилась: та же горделивая осанка, пышно уложенные седые волосы, чуть приподнятые дорожки бровей, не вялые, а аристократические морщины, тяжелые бусы на шее (на этот раз коралловые)… По ее виду нельзя было определить, жалует она мужское население планеты или нет.

– Нормально отношусь, – выдала я нейтральный и, в общем-то, правдивый ответ. История с Павлом тлела в душе, я привыкла жить в обнимку с этой детской, но сильной любовью, и мои чувства не искали другого берега.

Эдита Павловна прошлась от окна к кровати, застеленной коричневым с золотым отливом покрывалом, кинула на меня сухой взгляд, остановилась и скрестила руки на груди. В ее глазах горели твердость и решимость.

– Ты молода и пока не разбираешься в людях, к некоторым важным вопросам относишься легкомысленно и недальновидно. А между тем очень важно сохранить достоинство и не совершить ошибок там, где они абсолютно недопустимы. В жизни каждой женщины брак играет огромную роль, а ты еще должна помнить – ты Ланье… Не стоит поддаваться мимолетным соблазнам, не стоит увлекаться теми, кто не относится к нашему кругу. Сейчас тебе еще рано думать о браке – впереди учеба в университете, но это не значит, что ты можешь вести себя… – Эдита Павловна опустила руки, приподняла подбородок и многозначительно закончила: – Неосторожно.

– Я собираюсь учиться…

– Это правильно, но я все же подумаю о твоем будущем. Анастасия, не надо брать пример с Валерии. Ее поведение далеко не безупречно.

О, если бы мне позволили быть немножко небезупречной…

– Я собираюсь учиться, – повторила я.

– Ты же хочешь со временем обрести семейное счастье?

– Да, конечно, как мои родители…

Договорить не получилось, глаза Эдиты Павловны потемнели, и я осеклась.

– А это еще один повод позаботиться о твоем будущем, – произнесла она холодно.

Я вышла из комнаты в состоянии легкой растерянности. Шкодливые смешинки щекотали нос и просились на свободу. С ума сойти… неужели настанет день, когда ко мне приведут молодого мужчину и скажут: «Анастасия, это твой жених, свадьба назначена на конец лета» или «Анастасия, вас уже поженили, познакомься…». Наверное, я поняла бабушку слишком буквально, а она лишь желала предостеречь меня от необдуманных поступков, от того, за что школьная директриса выводила на середину класса и ругала долго и самозабвенно.

Улыбнувшись, пожав плечами, я собралась вернуться к столу и съесть еще хоть что-нибудь, но дверь бабушкиной комнаты от сквозняка немного приоткрылась, точно приглашала узнать какую-то тайну. Я протянула руку, чтобы закрыть ее, и услышала голос Эдиты Павловны – она разговаривала по телефону.

– …да, я хочу, чтобы ты приехала… Сначала одна, а затем с сыном… завтра сможешь?.. Это важный разговор, и его не стоит откладывать… конечно, я буду ждать… мы давно не виделись… да, приятно проведем время за чашкой чая… Как вы отдохнули?.. А погода?.. Я наконец-то избавилась от мигреней…

Отойдя от двери, я покачала головой. «…да, я хочу, чтобы ты приехала… сначала одна, а затем с сыном…»

Мне уже наметили мужа?

– Нет, этого не может быть…

Тряхнув головой, прогоняя дурную мысль, я пошла к лестнице, но сердце постукивало нервно и часто. «Завтра я должна подслушать их разговор, иначе сойду с ума…»

* * *

Утром приехал Тим. Он собирался отвезти Нину Филипповну и кухарку на рынок – Эдита Павловна осталась недовольна вчерашними овощами, да и пришло время совершить глобальную закупку продуктов. Нарочно задержавшись в столовой, вспоминая уговор (уже припорошенный пылью), я, пряча улыбку, допивала чай и доедала кекс. Нестерпимо хотелось воспользоваться обретенной свободой – сходить куда-нибудь, повеселиться, поболтать с хорошим человеком, и я вдохновенно и мечтательно предвкушала прогулку, сдобренную обещанным мороженым.

– Привет! – бодро сказал Тим, увидев меня. – Можно поздравить с возвращением?