Держа ее обеими руками за бедра, чтобы удержать в равновесии, он ласкал языком ее лоно и разбухшую почку, сосредоточие наслаждения. Наслаждение было подобно языкам пламени, огненным копьям, пронзавшим ее раз за разом, все чаще, все жарче, пока всю ее не объяло пламя.

Бринн вскрикнула, извиваясь под беспощадной лаской его языка. Она была как в лихорадке… Она больше не могла оставаться пассивной. Мир рассыпался на осколки. Лоно ее было как расплавленная лава.

Она все еще стонала, когда ее, безвольно осевшую, Лусиан приподнял и опустил на себя, наполняя собой. Затем еще раз и еще. Бринн неистовствовала. На глазах у нее выступили слезы от невыносимого наслаждения. Спазмы один за другим сжимали ее тело, но тут Лусиан решил пощадить ее и со стоном излил в нее свое семя.

Бринн без сил опустилась ему на грудь. Она была как в тумане. Волосы ее разметались и укрыли их обоих. Лусиан сбивчиво дышал, и вкус его все еще был у нее на губах.

– Неплохо для первого раза, жена, – насмешливо пробормотал он, – но в следующий раз тебе придется лучше постараться.

Бринн уловила в его голосе иронию и поняла, что он ее провоцирует. Но у нее не было ни сил, ни желания давать ему отпор.

– Возможно, учитель неважный, а не ученик.

– Возможно. Пожалуй, надо научить тебя иным приемам, как меня возбуждать.

Бринн приподняла голову, оторвав ее от его плеча.

– А есть и другие способы? Лусиан усмехнулся:

– Есть. Их множество.

– Что было плохого или неправильного в том, что я только что делала?

– Ничего плохого. На самом деле все было очень даже правильно. Но ты ведь не хочешь, чтобы мне стало скучно, верно? Если ты научишься меня возбуждать, то, разумеется, я буду охотнее выполнять свой супружеский долг, и ты как следствие сможешь зачать с большей вероятностью. Разве ты не этого хочешь? Зачать ребенка, чтобы поскорее со мной покончить?

Бринн смотрела в его глаза. Она чувствовала, как он вновь набухает в ней, большой и жаркий и готовый к действию.

– Да, – солгала она. – Именно этого я хочу.

– Ну, тогда, жена, – сказал он хрипло и, обняв ее за шею, привлек к себе, целуя в губы, – пора нам приступать ко второму уроку.

После того утра их упражнения в плотской любви Бринн рассматривала не только как нечто неприятное и обязательное, но и как желаемое. Эти рауты больше не были для нее лишь средством, позволяющим зачать ребенка. Вскоре она поняла, что и сама хочет Лусиана. Ей приятно было видеть, как поднимается в нем желание, ощущать жаркую дрожь его плоти, чувствовать его в себе, как он движется в ней. Дошло до того, что она с нетерпением ждала очередного урока, а в промежутках томилась по ласкам мужа.

Если ей и удавалось казаться холодной, то лишь благодаря многолетней практике. С тех пор как погиб ее первый поклонник, Бринн научила себя на все изъявления чувств отвечать холодным безразличием, настоящим или напускным. Но с Лусианом все было сложнее. Он мог зажечь ее одним лишь своим прикосновением. Ей довольно было увидеть лишь искру страсти в его глазах, и от этой искры в ней разгоралось настоящее пламя. Она чувствовала, как ее все сильнее тянет к нему. На его призыв откликалось не только тело. Она находила его обаятельным, остроумным, интересным человеком. И это было ужасно, ибо, увлекшись им, она вовлекала его и себя в беду.

Бринн продолжала пребывать в душевном смятении, не видя выхода из тупика, и двумя неделями позже, когда, наконец, в Лондон приехала ее лучшая подруга. Мередит вернулась в столицу с мужем и новорожденным первенцем. Теперь, когда беременность ее благополучно разрешилась родами, она могла вернуться к светскому образу жизни. Лето закончилось. Начинался так называемый малый сезон.

Мередит, будучи дочерью герцога, не была высокомерной. И внешностью, и нравом она напоминала хорошенького Купидона, с ее пухлыми губками, приятно округлыми формами, короткими светлыми кудряшками и неизменным оптимизмом. Бринн навестила подругу при первой возможности и была встречена с бурной радостью. Мередит с гордостью показала Бринн своего сына, который проснулся вскоре после прихода Бринн и начал кукситься.

– Можно я его подержу? – спросила Бринн.

– Конечно. Только не жалуйся, если он срыгнет на твой наряд. Не могу передать тебе, сколько платьев он мне испортил.

– Этим меня не испугаешь. Тео постоянно срыгивал мне на одежду, когда был маленький.

Бринн взяла хныкающего малыша на руки и начала его укачивать.

– Видела бы ты себя, Бринн, – сказала подруга. – Ты вся светишься.

Нежно поцеловав Руперта в шелковистый лобик, Бринн улыбнулась:

– Мне всегда хотелось иметь своего ребенка.

– Но не мужа?

– Нет, не мужа.

– Ну, замужество тебе к лицу, должна сказать. Бринн ничего не сказала.

– Что ты молчишь? Давай, рассказывай. Я сгораю от любопытства. Не могу описать своего потрясения, когда получила от тебя письмо, в котором ты сообщала о свадьбе с Уиклиффом. Я решила, что он сделал тебе предложение из-за того, что не мог устоять против твоих чар, ну, из-за того проклятия, но я никак не думала, что ты примешь его предложение. Ты всегда говорила, что вообще не собираешься замуж. Как же ему удалось тебя уговорить? Ты и Уиклифф – просто невероятно. Особенно если принять во внимание его репутацию. Говорят, он очень ловко избегал сетей брака не один год, а тут вдруг раз – и женился.

Бринн подавила вздох. Она понимала, что на неудобные вопросы подруги ей ответить все же придется. Мередит не отличалась особым тактом.

– У меня не было выбора. У нас стало совсем плохо с деньгами, а лорд Уиклифф предложил финансировать образование Тео.

– Так ты счастлива? Из твоих писем я ничего не поняла.

– Счастлива? – Бринн задумалась. Счастлива ли она? Скорее да, чем нет. Последнее время она была очень близка к тому, чтобы назвать себя счастливой женщиной. И это настораживало ее, и даже пугало. – Да, я вполне довольна жизнью, – пробормотала она. – По крайней мере, сейчас. Первые недели были… очень трудными. Мы все время боролись друг с другом. Было ощущение, что Лусиан купил меня, как покупают племенную кобылу, и мне претило его высокомерие. Я превратилась в сварливую мегеру. Мы оба были несчастными.

– Но сейчас стало лучше? Бринн отвела взгляд.

– К счастью, мы больше не ссоримся. Мы заключили своего рода перемирие.

– Ну что же, нельзя рассчитывать, что два совершенно чужих человека сразу поладят. И отчего-то мне кажется, что в постели тебе не на что жаловаться. По слухам, Уиклифф при всей его элегантной утонченности мужчина темпераментный. Ты не хочешь сказать мне, что слухи лгут?

Бринн почувствовала, что краснеет.

– Нет, слухи не лгут.

– И это тебя беспокоит? – спросила Мередит. – Не удивительно, что ты попала под его обаяние. Уиклифф всегда без труда завоевывал женские сердца. Но если ты его полюбишь, то беды не миновать. Настоящей беды.

– Да, – согласилась Бринн. Ей было все труднее отражать угрозу. Ее влекло к Лусиану. Случилось то, чего она так боялась.

– Признаю, – сказала она тихо, – что это меня пугает. Мередит с сочувствием смотрела на нее.

– Так что ты собираешься делать?

– Я не знаю, – пробормотала Бринн. – Я не могу позволить себе слишком им увлечься. И вот поэтому я… мы заключили соглашение. После того как я рожу Лусиану наследника, мы сможем жить отдельно.

Мередит нахмурилась:

– Жить отдельно? Значит ли это, что ты отдашь ему ребенка?

У Бринн защемило сердце. Как ни абсурдно, она никогда не заглядывала так далеко в будущее, хотя, конечно, стоило. Лусиан так сильно хотел сына. Он никогда не позволил бы ей оставить у себя ребенка, если бы она решилась его покинуть.

– Ты сможешь, это выдержать? – тихо спросила Мередит.

Бринн засомневалась:

– Не уверена, что смогла бы…

– Ну, вот – сказала Мередит, неожиданно веселым тоном, – не стоит забивать себе голову тем, что еще не произошло. Да и к тому времени, возможно, ты уже найдешь способ избавиться от проклятия.

Бринн во все глаза уставилась на подругу. Словно невзначай она произнесла фразу, которая заставила ее совсем по-другому взглянуть на происходящее. Неужели проклятие можно снять?

– Может, и так, – пробормотала она, боясь спугнуть надежду.

Бринн чувствовала, что сдает позиции. И уже на следующей неделе ей пришлось выдержать атаку, серьезно поколебавшую ее оборону. Она собиралась спуститься к завтраку, когда услышала наверху какие-то странные звуки. Движимая любопытством, она поднялась на половину слуг. Мег, горничная Бринн, стояла на коленях и плакала, тогда, как домоправительница ругала ее, на чем свет стоит.

Обе они разом затихли, увидев Бринн, но Мег почти тотчас же начала горько плакать вновь.

– О, миледи, – взмолилась она, – не позволяйте ей меня выгнать!

– Замолчи, бесстыдная девчонка! – прикрикнула на нее миссис Пул.

– В чем дело? – спокойно спросила Бринн.

– Она беременна. – Домоправительница показала на живот горничной и с отвращением добавила: – Только посмотрите на это!

Тонкая ночная рубашка едва могла скрыть подросший живот. Рядом с неубранной кроватью стоял ночной горшок, содержимое которого ясно указывало на то, что Мег рвало с утра.

Бринн сделала над собой усилие, чтобы не показать того, что увиденное ее шокировало. Она никак не могла предположить, что ласковая и послушная Меган забеременеет вне брака. Кто угодно, только не она.

– Я обнаружила, что она валяется в постели вместо того, чтобы работать, заявила миссис Пул. – И когда поняла, что у нее за «болезнь», я ее уволила.

– Умоляю, миледи, – взмолилась горничная, – не позволяйте…

– Сказала тебе, – замолчи! – Миссис Пул залепила ей пощечину, отчего Меган заплакала еще горше.

Возмущенная Бринн встала между ними:

– Довольно, миссис Пул!

– Ей бы как следует по ушам настучать, и то было бы мало! Не увольнять за такое надо, а на помойку выкидывать.