Митро буркнул что-то, отмахнулся от Петьки, как от надоедливой осы, и снова уставился куда-то в сторону. Петька изумленно проследил за его взглядом. Митро смотрел на соседний шатер, возле которого возилась с посудой какая-то девчонка. Конаков глянул на шатер, на девчонку, на всякий случай поискал глазами лошадей. Их поблизости не было, и Петька растерялся окончательно.

– Да на что ты смотришь, морэ? Идем, говорю, там кони! Эй, оглох? Что с тобой?

– Замолчи, – хрипло сказал Митро. – Посмотри, какая…

– Кобыла? Где? – завертелся Петька.

– Не кобыла, дурак! – Голос у Митро был чужой. – Чяери…

Ничего не понимая, Петька снова взглянул на шатер. Девчонка как раз выбрала нужный котел и, высоко подняв его в руках, рассматривала на солнце.

Ей было лет пятнадцать. Желтая юбка в огромных красных цветах не скрывала крутых, лишь недавно оформившихся бедер, из-под оборки виднелись стройные, покрытые налетом пыли ноги. Талию перехватывал обрывок шелковой шали. Полинявшая кофта обтягивала молодую, едва наметившуюся грудь, обнажала худые смуглые ключицы, между которыми висела на полуистлевшем шнурке большая золотая монета. Густые вьющиеся волосы частью оказались заплетены в косы, частью – завязаны на затылке узлом, а оставшиеся – больше половины – свободно рассыпались по спине и плечам. За ухо девчонки был заткнут пучок голубых фиалок. Солнце било ей прямо в глаза, котел сыпал бликами света на загорелое дочерна лицо и руки – тонкие, с маленькими ладонями.

– Чяери… – тихо позвал Митро.

Петька, зашипев, ткнул его кулаком в бок:

– С ума сошел? Нельзя…

Но девчонка все-таки услышала, удивленно обернулась. Живо блеснули черные, как переспевшие вишни, глаза. В осторожной улыбке сверкнули зубы. Залившийся краской Митро не успел и слова молвить, а девчонка уже кинулась в шатер. Брошенный котел остался лежать у кострища.

– Да что с тобой?! – рассердился Петька. – Не цыган, что ли? Услыхал бы кто, как ты ее зовешь, – без зубов бы ушли!

– Никто не слыхал… – Митро низко опустил голову.

Петька озадаченно наблюдал за ним.

– Ты что же… это… Понравилась, что ли, девка?

Митро не отвечал.

– Какая-то она, по-моему, не очень… – засомневался Петька. – Худая больно. Волосьев много, только и всего. Пигалица. Коль приспичило, я тебе из Марьиной Рощи в три раза толще приведу, у меня там племянницы – каждая вот с такой…

– Замолчи, убью! – не поднимая головы, сквозь зубы процедил Митро.

Петька обиженно умолк. Сел рядом. Через минуту проговорил:

– Ну, а в чем дело-то? Сватай.

Митро исподлобья взглянул на него.

– Прямо будто можно…

– Отчего ж нельзя? – Петька прыжком вскочил на ноги. – Эй, Варька! Варька! Варька-а-а!!!

Варьки поблизости не было видно, и Петька помчался ее искать. Митро проводил его глазами, снова повернулся к еще покачивающемуся пологу шатра и больше уже не сводил с него взгляда. Время от времени ему казалось, что чей-то внимательный глаз рассматривает его сквозь прореху. Но девчонка так и не появилась.

Петька скоро вернулся, таща за рукав сердитую и на ходу что-то втолковывающую ему Варьку. Едва подойдя, она отбросила Петькину руку и испуганно сказала Митро:

– Не пытайся даже, Дмитрий Трофимыч. Ты приметил, что у ней монета на шее? Просватана девочка, за ихнего же парня[48]. Выкинь из головы. На Троицу уже свадьбу сыграют. Болгары за невест золотом платят; отец парня за эту Илонку двенадцать талеров дает – вот таких!

– Ладно… – глухо бросил Митро, с неприязнью посмотрев на «блюдце», которое Варька изобразила пальцами. – Ступай, сестрица. Спасибо.

Варька послушно отошла, но обратно к цыганкам не побежала, сев неподалеку на траву и не сводя с Митро напряженного взгляда. Оставшийся Петька недоверчиво смотрел на друга.

– Да что ж тебя забрало-то так… И зачем только сюда пришли…

– Ты ведь видел? – глядя в землю, спросил Митро. – Улыбнулась она мне?

– Ну, улыбнулась…

– Так, может, плюнет на жениха того? Чем я хуже?! Наш род вся Москва знает!

– Так то Москва… – осторожно сказал Петька. – А эти – сами себе господа. И потом – двенадцать монет же…

– Двенадцать и я заплачу!

– Откуда? – ехидно поинтересовался Петька. – На бегах вчера триста рублей оставил!

– Займу! Лошадей продам! Дом! – взвился Митро.

– С Яков Васильичем вместе? – засмеялся было Петька, но, взглянув в изменившееся лицо Митро, умолк на полуслове. Расстроенно почесал затылок. – Ты бы уж это… не орал бы так, морэ. Нас тут зарежут еще. Кто их, этих болгар, знает…

– Руки коротки! – огрызнулся Митро. И вдруг резко отвернулся от Петьки, потому что полог шатра поехал в сторону.

Девчонка выскользнула из-под него с тряпкой в руках. Не глядя на мужчин, подошла к кострищу, подняла котел, тщательно протерла его и зашагала к соседнему шатру, где толпились цыгане. Но на полдороге, не удержавшись, обернулась через плечо, блеснула глазами, улыбнулась – и бросилась бегом, только взметнулся желтый подол юбки.

Митро зачарованно смотрел девчонке вслед.

– Ну, видал? – хрипло спросил он. – Зачем ей жених?

Петька счел за нужное промолчать. От дальнего шатра их окликнули, и он тронул Митро за плечо:

– Вставай, идем. Смотри – заметят, мало не покажется.

– Ило-онка… – поднимаясь, протянул Митро. Имя было незнакомое, звонкое, каталось во рту, как льдинка. – Илонка…

За шатрами цыгане согнали коней. Лошади были в самом деле неплохи – сытые, гладкие, с блестящей, вычищенной шерстью. При виде них Митро даже пришел в себя и через пять минут уже яростно торговался с высоким худым котляром из-за гнедой кобылки-двухлетки, кокетливо переступающей в пыли тонкими ногами. Но продавать котляры наотрез отказывались и соглашались только менять. Уговорились встретиться завтра на Конной площади – Митро обещал привести своих жеребцов. Затем гостей позвали к палаткам.

Есть сели у самого большого шатра, на расстеленные ковры. Женщины принесли котлы с кусками мяса, картошкой, луком. Старая цыганка раздувала самовар. Мужчины, сев на ковры и скрестив ноги, завели неспешную беседу. Котляры с интересом расспрашивали про Москву, про хор, особенно – про деньги, которые платят за песни в ресторане. Митро отвечал, то и дело оборачиваясь к Варьке, которая помогала переводить. Изредка он поглядывал в сторону, где сгрудились молодые цыганки. Илонка вместе с другими женщинами чистила лук и картошку, а через несколько минут подошла к ковру, на котором сидели мужчины, с полным котлом вареной капусты. Глаза девушки были строго опущены, но в уголках полных губ дрожала улыбка. Низко наклонившись, Илонка поставила котел на ковер, отвела упавшие на лицо волосы – и блеснула вдруг из-под руки таким взглядом черных глаз, что Митро бросило в жар. «Ну и девка… Сатана!» Он посмотрел на девчонку в упор. Она быстро улыбнулась, выпрямилась и не спеша зашагала прочь.

Внезапно Митро пришла в голову сумасшедшая мысль. Он даже жевать перестал и сидел, уставившись поверх голов цыган в небо, до тех пор, пока Петька озабоченно не ткнул его в бок:

– Ты что, кость проглотил?

– Вот еще… – Митро глубоко вздохнул. Не глядя на Петьку, скороговоркой прошептал: – Скажу скоро, что еще коней посмотреть хочу. Пойдешь со мной. Разговор есть.

Петька, ничего не поняв, уже открыл было рот, чтобы переспросить, но тут начал говорить, подняв стакан вина, самый старый из цыган, и волей-неволей пришлось умолкнуть. Только через полчаса Митро лениво потянулся, поклонился хозяйке, поблагодарил цыган за сытный обед.

– Спасибо, хозяюшка, спасибо вам всем. Разрешите, ромалэ, еще раз лошадей глянуть?

Цыгане понимающе заулыбались, и седоусый старик кивком разрешил парням покинуть стол. Митро поднялся, поманил Петьку. К счастью, никто не пошел за ними.

– Ну, что ты? – нетерпеливо спросил Петька, когда они оказались за шатрами. Там почти никого не было – лишь бегали друг за другом дети, да храпела под кустом, забыв вынуть трубку изо рта, бабка, которую оставили сторожить коней. Митро подошел к огромному вороному жеребцу, неспешно огладил его. Не обращая внимания на злой визг и фырканье, раздвинул коню челюсти. Пристально всматриваясь в зубы, сказал:

– Вот что, морэ. Мы ее украдем.

– Как это? – растерялся Петька.

– А очень просто. Не слыхал, как это в таборе делается?

– Ну, слыхал… – Петька зачем-то огляделся, поскреб затылок. – А… а если догонят?

– Плохо будет, если догонят, – усмехнулся Митро. – Ну, коли хочешь, сиди дома. Я и один управлюсь.

– Управится он, глядите, люди… – обиделся Петька. – Вот что, мы все пойдем! Я, ты и братья мои! Только смотри, лошадей нужно самых лучших, чтобы от погони ушли. Тройку нельзя, верхом все равно догонят. Вот если дашь мне свою Ведьму, да того рыжего в придачу, Зверя, – вот тогда…

– Ведьму не дам, – машинально ответил Митро. – У нее забег в субботу.

– Ну, знаешь что, дорогой мой! – возмутился Петька, но тут Митро пришел в себя и замахал руками:

– Да бери, бери, кого хочешь! И разговору нет! Пошли!

– Ку… куда?

– Илонку эту упредить надо. Я к ней Варьку пошлю.

Варька неожиданно снова встала на дыбы:

– Ромалэ, да вы с ума сошли! Девка просватана, жених есть, летом замуж идти! Хотите, чтобы переубивали вас тут?! Догонят, как бог свят, догонят и зарежут! Дмитрий Трофимыч, ну что ты, ей-богу, в голову забрал? К чему тебе она? Глупая, таборная… Будет на базар босиком гадать бегать, тебя позорить!

Митро сердито молчал.

А Петька заспорил:

– Да с чего ей по базару бегать?! Лучше в хор ее пристроим! Если совсем бесталанная, так хоть для красоты сидеть будет! Хватит, Варька, голосить, ступай к Илонке.

Варька коротко взглянула на цыган, и Митро, который в эту минуту думал совсем о другом, неожиданно поразила мелькнувшая в ее глазах острая горечь. Но Варька тут же отвернулась и широкими шагами пошла к кучке девушек, смеющихся и брызгающихся водой у зеленого озерца. Митро искоса следил за тем, как Варька отзывает в сторону Илонку, как они садятся вдвоем возле зарослей ракиты и шепчутся, тесно прижавшись друг к другу.