Передо мной стояло зеркало. Прихлебывая горячий кофе, я рассматривала отражение хмурой молодой женщины с невероятно всклокоченными волосами (подобного типа волосы умеют за ночь растрепаться так, словно никогда не знали расчески), с круглым, густо усыпанным веснушками личиком и светло-карими, почти желтыми глазами, которые смотрели на меня холодно и жестко, почти жестоко.

– Я тебя люблю, – сказало мое отражение кому-то невидимому там, в зеркальной глубине. – Я тебя люблю. Нет, не так, надо больше экспрессии – я люблю тебя! Опять мимо, слишком театрально, напыщенно. Я тебя люблю...

На разные лады, как будто на репетиции, повторяла я три слова, но глаза у женщины в зеркале были по-прежнему жестоки и холодны. Тогда я нарисовала себе ядовито-алые, вампирские губы, а веки густо покрыла темно-синими тенями. Любовница Дракулы!

– Ты будешь моим! – хриплым угрожающим голосом прокаркала я, перебирая перед собой пальцами, словно выпуская когти. Кот очумело вздрогнул, оторвавшись от миски, коротко мяукнул и умчался под диван. Вероятно, бедному животному показалось, что его хозяйка сошла с ума. – Мы созданы друг для друга!

Я просидела перед зеркалом битый час, занимаясь этой ерундой, пока телефонный звонок не прервал мое творчество.

– Любимая! – прошептал голос в телефонной трубке. – Ты обещала мне сегодняшний день...

Серж.

– Я просила посылать сообщения через Шурочку, – несколько сварливым тоном заметила я. – Впрочем, уже не важно. Ты помнишь мой точный адрес? Сгораю от нетерпения увидеть тебя...

Я, конечно, опять немного актерствовала, но настроение после утреннего гримасничанья у меня значительно улучшилось. Мы договорились о встрече в полдень, и я, стерев вампирскую маску с лица, принялась тщательно приводить себя в порядок, словно от этого свидания зависела вся моя жизнь.

Так оно и было – завтра приезжал Митя, и надо было окончательно решить что-то.

Внутри у меня все дрожало, потому что я точно знала, что будет, когда сюда придет Серж. Предстоящее свидание и манило, и пугало. Я очень много ждала от него: ждала, что я наконец пойму, что я есть за женщина, ждала, что вечная мерзлота в моей душе растает и мое имя не будет казаться белой холодной снежинкой – я стану самой собой, наступит полная гармония, и моя внешность станет соответствовать моему внутреннему содержанию.

До прихода Сержа я медленно ходила по квартире, сжимая руки на груди, пытаясь унять дрожь в сердце. В зеркалах, в полировке мебели, в аквариумном стекле отражалась хорошенькая кудрявая девушка в простеньком ситцевом платье. Сейчас, в ознобной горячке, я выглядела чрезвычайно юной, словно вновь вернулись мои семнадцать лет. Единственное отличие от прошлого – я была очень хороша. Я ощущала это остро и отчетливо: я была прекрасна в предчувствии любви. Помнится, когда-то я завидовала Шурочке, что та умеет преображаться при виде своего героя. Теперь и ко мне пришло это умение. «Нет, не умение! – мысленно возразила я самой себе. – Такому никогда не научишься, это дар божий! Кажется, я полюбила, в первый раз в жизни полюбила...»

Я старательно, изо всех сил заставляла себя не думать сейчас о Мите. Как молитву, твердила я Шурочкины слова о том, что только Серж моя судьба, я – для него, он – для меня, тугева-форева.

Когда коротко тренькнул звонок в прихожей, я была, как выразились бы в старинном романе, на грани обморока. «Это не Митя, Мити до завтра здесь не будет!» – строго сказала я себе и пошла открывать дверь.

Первое, что я увидела, был огромный букет лилий – матовые, прекрасные, чистые лепестки издавали необыкновенный, сладкий аромат.

– Милый! – только и сумела я воскликнуть, оглушенная этим сумасшедшим запахом.

Когда за вошедшим Сержем захлопнулась дверь, я наконец смогла разглядеть как следует и его самого.

Песочного цвета брюки, светлая рубашка, блестящие русые волосы, бледное, взволнованное лицо... От его облика веяло торжеством, праздником – с таким выражением обычно венчаются. Он упал на колени и обнял меня за ноги. В самых необузданных своих юношеских мечтах я не могла себе представить подобной сцены!

Я протянула к нему руку, заставила встать.

– Милый, это какое-то безумие...

– Все в порядке, – тихо возразил он. – Просто я люблю тебя.

– Скажи, я тебя вчера не обидела?

– Нет, нет, стоило подождать еще один день, чтобы вновь увидеть тебя. Знаешь, я за этот день понял – я не могу без тебя жить.

– Серж, голубчик, ты меня пугаешь, я так боюсь всяких высоких слов...

– Ладно, молчу... Силенциум. Иначе взорвутся волшебные ключи, вода замутится.

– О чем ты говоришь?

– Ни о чем.

Он обнял меня и поцеловал. У меня закружилась голова от этого долгого поцелуя, тем более что перед ним я не успела набрать в легкие побольше воздуха.

– Я... я хочу поставить цветы, – задыхаясь, едва смогла произнести я потом. – Проходи в комнату, я сейчас.

Когда я снова появилась – с букетом в красивой хрустальной вазе, – он с изумлением стоял перед моим аквариумом.

– Что это? – спросил он, на какое-то время возвышенная любовь на его лице сменилась обычным любопытством.

– Ты же видишь! – засмеялась я.

– Да это целый водоем, можно рыбалкой заниматься...

– Ты хочешь сказать, что я страдаю гигантоманией? – Я поставила цветы на стол.

– Нет, что ты... Шурочка рассказывала мне об аквариуме. Он ведь – чей-то подарок, да?

– Да.

В этот момент глаза наши опять встретились, и Серж, словно загипнотизированный, сделал шаг в мою сторону. Он был очень красив – более изысканного мужчины в моей жизни не было, я даже ощутила нечто вроде тщеславия.

– А что еще Шурочка обо мне рассказывала?

– Многое... Я о тебе, наверное, все знаю. Я знаю, что лучше тебя никого нет.

«Что же такое она обо мне рассказывала? – озадаченно подумала я. – Не ожидала, что она оказалась способной даже пожертвовать своей прошлой любовью... Обычно женщины о своих подругах говорят не только хорошее, но Шурочка, выходит, стала выше бабской вредности».

Мы опять слились в поцелуе. В этот раз я так и не поняла, отчего у меня закружилась голова – от страсти или опять от недостатка кислорода. Впрочем, не важно, я жаждала испытать самое острое наслаждение в своей жизни.

Серж поцеловал меня в шею, потом, спустив бретельку с плеча, стал ласкать губами и его. Я тихонько застонала и хотела расстегнуть пуговицу на его рубашке, но руки у меня так дрожали, что я смогла только провести пальцами по его груди...

– Ты мое счастье, золотце мое! – Виски у него заблестели от внезапно покрывшей их испарины, и я вдруг заметила, что пальцы у него тоже прыгают, не в силах совладать с «молнией» на спинке моего платья.

– Нет, выше, – прошептала я, поднимая рукой волосы. – Да... Ой, осторожнее!

А вот Митя был безумно аккуратен, раздевая меня, я еще ни одного волоска из своей шевелюры не потеряла... «Что за черт! – сердито прервала я себя. – Если я буду думать о Мите, то не получу главного наслаждения в своей жизни – хотя бы один раз, один только раз».

Тем временем Серж успешно справился с застежкой, и платье упало к моим ногам. Я постаралась на славу – тонкое шелковое белье алого цвета очень шло к моей пестрой коже. Краем глаза я взглянула на свое отражение в аквариуме – дивное существо, не похожее ни на одну другую женщину, словно прилетевшее с огненного Марса. Я себе откровенно нравилась.

Купить и надеть красивое белье – вещь совершенно простая, но даже на самых искушенных мужчин оно всегда действует безотказно. Громко засопев, Серж подхватил меня на руки и понес к кровати.

Потеряв голову, он торопливо раздевался передо мной, путаясь в пуговицах и ремне, носки не желали слезать с ног... я закрыла глаза и приготовилась к тому блаженству, которое должно было на меня вот-вот снизойти.

Обнаженный, он упал рядом и стиснул меня что было сил, я даже пискнула сдавленно... На груди у него росла светлая, мягкая шерстка, я провела по ней, потом мои руки заскользили по всему его телу, словно одного зрения не хватало для того, чтобы ощутить его красоту, он стал стягивать с меня трусики...

– Только не торопись! – прошептала я. – Только не торопись, я тебя умоляю!

Он не торопился, он делал все достаточно медленно, но я вдруг поняла, что мне еще очень далеко до обещанного блаженства. Сновали туда-сюда рыбки в аквариуме, кот сидел на полу перед кроватью и, склонив мордочку, озадаченно наблюдал наши телодвижения. Я стонала, извивалась, Серж был уже весь покрыт испариной, от него интенсивно пахло дезодорантом, одеколоном, туалетной водой после бритья, шампунем от перхоти, кремом для ног – от запаха всей этой парфюмерии у меня даже заложило нос, я все еще чего-то ждала... Я хваталась двумя руками за его чудесное обнаженное тело и постепенно понимала, что ничего не чувствую.

Всякое проявление любви оправдано самой любовью, но я не была влюблена в Сержа. Когда-то, давным-давно, я хотела, чтобы этот человек был только моим, но сейчас мое тело не отзывалось на его прикосновения, словно вместе с прошедшей юностью ушла и любовь к нему.

Я была археологом, который, разгребая в разные стороны песок посреди пустыни, обнажает огромный остов динозавра, умершего тысячи лет назад. Все было настоящим – и песок, и кости, и руки, которые терпеливо откапывали прошлое, под сомнением была только жизнь этого несчастного динозавра, ибо факт его гибели скрывался в глубине веков.

Я обнимала Сержа, я прикасалась к его шее, пахнувшей дорогим мужским одеколоном, я стонала и вскрикивала, отзываясь на каждое его движение, но эта сцена любви была не со мной, а с той девочкой, которая десять лет назад собиралась отдать свою бессмертную душу за один час блаженства с обожаемым ею человеком. Я же нынешняя, холодная и жестокая, равнодушно наблюдала за этим актом любви... Нет, любовью нельзя назвать животные телодвижения, которые мы производили, что-то вроде ритуальной пляски смерти.