Мы упустили то время, но сейчас оно вернулось к нам...

– Я купил кассету с тем фильмом, в котором ты снималась, я даже записал рекламу с обувью...

– Зачем?

Серж засмеялся негромко, значительно, показав крупные острые зубы – а я их даже не помнила, ведь он улыбался достаточно редко. Этакий изнеженный, искушенный герой портрета кисти Обри Бёрдслея, интеллектуальное порождение стыка веков, вечный юноша, недоступный и чувственный, не веселый и не грустный, а какой-то далекий. В голове у меня была полная каша.

– Создает эффект твоего присутствия, – донесся до меня его голос. – Иногда я нажимаю на кнопку стоп-кадра и говорю с тобой. Ты смотришь, но не отвечаешь...

У него были полные, немного мягкие, но с четким очертанием крупные губы. Я смотрела на них как завороженная, следя за тем, как выговаривает Серж слова, и мне нестерпимо хотелось поцеловать их. За всю свою почти тридцатилетнюю жизнь я не помню, чтобы мне так хотелось поцеловать кого-нибудь. Хотя нет, Митю хотелось. Но поцеловать его было так просто, он всегда ждал моих ласк, здесь же были и тайна, и интрига, и томительное усиление желания, чего прежде я никогда не испытывала.

– Ты необыкновенная женщина, – произнес Серж, останавливаясь передо мной и беря меня за руки. Он глядел мне прямо в глаза своими яркими очами – так пристально, пронзительно, что мне даже показалось, будто прямо сквозь мои зрачки он глядит куда-то глубоко мне внутрь, что его всевидящему оку доступно даже каждое сокращение моего сердца. – Я таких не видел нигде и никогда. Таня, ты случайно не с Марса прилетела?

– Не знаю, – честно ответила я. – Я очень плохо помню раннее детство, а что было до трех лет – вообще плавает в каком-то тумане...

Мы стояли под склонившейся ивой. От пруда оглушительно несло застоявшейся водой, но запах был не неприятный – в нем заключалось что-то животное, первобытное. Над прибрежной травой летали прозрачные голубые стрекозы, желтым жирным перламутром блестели под ногами лютики.

Сержу чем-то понравился мой ответ – он опять засмеялся, склонился ко мне и поцеловал. Это мгновение – полузакрыв глаза, он тянется к моему лицу с готовыми для поцелуя губами – навсегда отпечаталось в моей памяти. Происходящее виделось мной как замедленная киносъемка, поэтому я очень хорошо смогла ощутить и прочувствовать это мгновение. И даже успела сказать себе, что ждала его десять лет.

Физиология у всех людей одинаковая. Уж не знаю, чего я ожидала, но меня поразило то, как прохладны были его губы. Язык скользнул по ровным зубам, потом встретился с его языком, и там, в какой-то темной круговерти, было немыслимо горячо, влажно и совершенно неуправляемо...

Этот поцелуй длился целую вечность. Он напоминал затяжной прыжок с парашютом – я бесконечно долго падала в бездну, сердце колотилось как сумасшедшее, ладони похолодели, кружилась голова, в висках свистел воздух... Мы отдались бы друг другу прямо здесь, у пахнущего жирной тиной пруда, не отдавая себе отчета в том, что вокруг ходят люди – их не так уж много, но все-таки это же не дремучий лес, а Нескучный сад как-никак...

Слава богу, небольшие крупицы разума у нас еще сохранились – с трудом мы оторвались друг от друга. Недалеко стояла скамейка, мы сели на нее – дрожали ноги, особенно у меня. Там Серж опять потянулся ко мне. Глаза у него были совершенно безумные, остановившиеся, но я вовремя остановила его ладонью – второй поцелуй совершенно меня добил.

– Пожалуйста, нет, – прошептала я стиснутым голосом. – Надо держать себя в руках.

– Зачем? – Он откинулся назад, потянулся с наслаждением. – Да и поздно уже – я совсем потерял голову.

– Скажи мне, я сплю? Я ничего не понимаю – как я оказалась здесь, с тобой. Эти пылкие признания в любви... Я совсем не планировала на сегодня романтическое свидание.

– О женщины! Прагматичнее вас нет на свете...

Серж весь так и светился, а мне было страшно и хорошо, ситуация полностью вышла из-под моего контроля. Когда-то давно, тысячу лет назад, я была тоже вот так полна ощущением безумного, безудержного счастья, твердя как сумасшедшая – «он будет моим!». И здрасте, не прошло и вечности, он действительно стал моим.

– Меня мучает одна мысль – я не знаю, как мне тебя называть, – призналась я.

– Ты забыла мое имя?

– Прекрасно помню – ты Сергей. Но не Сергеем же мне тебя называть? Сережа, Серый, Серенький... – перебрала я все возможные варианты.

– Ты ужасно забавная... Но я тебя понимаю. Чем мне помочь тебе, дитя мое? «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Сии прекрасные строки были сказаны в адрес некоего юнца из Вероны, но их вполне можно применить и ко мне. Можешь называть меня Дон Карлосом, Ромео, Иван Иванычем...

– А может, мне никак тебя не называть? «Ты» – и этого достаточно.

Он наклонился над моими коленями, стал водить по ним пальцем. Было щекотно и хорошо.

– Один, два, три, четыре, пять...

– Что ты делаешь?

– Я считаю твои веснушки. Их кто-нибудь когда-нибудь считал?

Митя делал неоднократные попытки пересчитать их, но я решила об этом не упоминать.

– Нет. Но вряд ли тебе удастся – это отнимет слишком много времени.

– А если не сразу, а в несколько приемов? Взять калькулятор, запастись терпением... Я думаю, на целую жизнь хватит.

– Да уж!

– Представляю, как захватывающе будет исследовать некоторые места... – Серж шутливо облизнулся, словно кот, который увидел сметану.

– Это уже слишком, – строго сказала я. – Мне кажется, ты форсируешь события.

– Да, да... – грустно согласился он. – Я попытаюсь держать себя в рамках. За последние десять лет мы говорим с тобой всего второй раз, а я уже веду себя как во время медового месяца. На тебя только сейчас все это обрушилось, а я уже давно думал, мечтал... Танечка, люби меня так же, как я тебя! – жалостно, страстно, иронично протянул он, положив голову мне на плечо.

Честно говоря, я не знала, плакать мне или смеяться. Если мужчина заикается о медовом месяце, даже в шутку, – это очень серьезно. А уж фраза – «на целую жизнь хватит»!.. Не думаю, что Серж собирался мне в ближайшие дни делать предложение, но все равно – даже самые влюбленные мужчины опасаются говорить слова, которые можно истолковать как призыв к походу в районный отдел записи актов гражданского состояния.

– Мне уже надоело здесь сидеть, – немного нервно сказала я. – Прогуляемся по парку?

Он встал, подал мне руку, потянул к себе.

– Серж, не надо, меня пугает такая резвость. – Я старалась держаться на некотором расстоянии.

– Это нечаянно, я ничего не могу с собой поделать, – жалобно простонал он.

Если б не врожденная холодноватость характера, я бы, наверное, отдалась ему где-нибудь в густом кустарнике, как практиковалось среди раскрепощенной молодежи, но меня такое быстрое облегчение не привлекало. Я бы даже не поехала к Сержу домой, если б он пригласил. Я непременно хотела растянуть удовольствие на как можно более долгий срок, когда не любить уже нельзя... Я ждала его столько лет, я не имела права так быстро сдаваться.

Он шел рядом и каждым своим жестом, каждым словом выказывал обожание – то целовал мне пальцы, то гладил по волосам, то утыкался носом куда-то в шею...

– Я чувствую себя Евой, которая в садах Эдема собирается с Адамом откусить кусочек зеленого яблока, – лениво сказала я, бросив тщетные попытки хоть как-то усмирить моего спутника. – Кстати, где находится твой компьютерный рынок?

– Рядом с метро. – Он назвал станцию. – Ты что, хочешь навестить меня там?

– Нет, просто...

– Не ходи туда, – вдруг нахмурился он. – Я не хочу, чтобы ты меня видела в такой обстановке. Нет, у меня хорошая работа, и ничего стыдного в ней нет, и вообще... не апельсинами же я торгую. Но все равно...

– Что за комплексы! – уколола его я.

– Это не комплексы. Я бы хотел, чтобы ты меня видела только в капитанской рубке, на корабле, идущем под алыми парусами.

– Послушай, а ты вроде в дипломаты собирался идти? – Я, кажется, уже спрашивала Сержа об этом – тогда, на встрече выпускников.

– Времена сейчас другие, – с неожиданной усталостью ответил он, потирая пальцем виски. – Знаешь, у меня что-то голова заболела. Кажется, надо перекусить...

Вид у него и правда был утомленный. Столь резкий переход от безмятежной радости к умирающему декадансу меня не смутил, я и сама чувствовала себя не очень хорошо – слишком много неожиданностей преподнес мне сегодняшний день. Я решила больше не спрашивать его о работе, кажется, эта тема не доставляла Сержу удовольствия. Я вспомнила, что прежде он тоже был очень честолюбив...

Вдоль по набережной мы отправились в парк Горького.

Там на каждом углу раскинули свои шатры летние забегаловки, от переносных мангалов стелился над землей удушливый сизый дымок.

– Почему людей на свежем воздухе разбирает такой аппетит? Дома, в четырех стенах, такое количество пищи не съешь.

– Ты тоже голодна?

– Нет. Я не хочу. – На меня вдруг напала какая-то брезгливость – разгульный пейзаж никак не гармонировал с моим лирическим настроением. – Я бы чего-нибудь выпила...

– Тогда и я не буду ничего есть, – вымученно улыбнулся Серж. Судя по всему, голова у него действительно болела.

– Перестань. Я прекрасно знаю, что такое мужской аппетит. Думаешь, я настолько изнеженное и утонченное создание, что не вынесу вида жующего мужчины?

Он засмеялся радостно и сразу же потащил к летнему кафе, которое показалось ему приличнее других.

– Что ты будешь пить?

– Все равно... Какого-нибудь вина.

* * *

Стоило мне хоть немного выпить, как я полностью теряла чувство реальности. Нет, я не пьянела, голова у меня не кружилась, язык не заплетался, но странным образом мне начинало казаться, что я нахожусь где-то в своих мечтах.

Вот и сейчас я сидела напротив Сержа, с материнским умилением наблюдая, как он сосредоточенно жует шашлык, усердно поливая его кетчупом, и была уверена, что я уже тысячу раз видела эту сцену. После стаканчика «Мукузани» я со светлой радостью обнаружила, что появление моего бывшего возлюбленного уже не кажется таким уж особенно невероятным, а в его признаниях я усмотрела строгую закономерность. Словом, я получила то, что и должна была получить, – все объяснимо, все нормально, все так и должно быть.