А ведь правда – Роман теперь бросит Алису. За то, что она сбежала в самый ответственный момент. И провела эту ночь с другим мужчиной. И пусть ничего не было у нее с Карташовым, но сам факт… Конечно, Роман может решить, что с Алисой что-то случилось и она попала в беду или ей стало плохо – но это вряд ли. Любой здравомыслящий человек истолкует эту ситуацию однозначно – невеста струсила и сбежала. Точно! В глазах Романа она будет сбежавшей невестой.

* * *

– …Мне тридцать три. Это вроде и немного по нынешним меркам, но, с другой стороны, уже пошел четвертый десяток, – с тоской произнесла Ида. – А кто я, а что я? А кому я нужна? Мать меня старой девой считает…

– Не обращай внимания, просто она еще живет прошлым, а тогда были другие установки, – вздохнула подруга Маша.

– Налей еще вина.

– Так кончилось, все. – Маша потрясла пустую бутылку.

– Сбегать, может? – с тоской предложила Ида.

– Какой сбегать, мне через два часа за Кирюхой в сад идти. И тут я, пьяная мамаша, нарисуюсь. Нет-нет, догоняться не станем!

– Я не могу, у меня душа болит… – с тоской произнесла Ида, нетерпеливо дернула у себя на груди кружевную блузку. Иде и в самом деле было плохо, как никогда. – Давай так: я сбегаю в ближайший супермаркет за вином, а ты позвони своему Пахомову и скажи, пусть он за Кирюшкой сходит. А мы с тобой посидим потом еще.

– Ида, но… Пахомов и так после смены еле до дома добирается, весь уставший и замерзший, без голоса. Он же прораб, а я целый день дома…

– Ну, пожалуйста! – почти закричала Ида.

– Ладно-ладно, позвоню. Ты только осторожнее там, – вздохнула Маша. Она была лучшей подругой Иды – верной, преданной, понимающей. Уютной и доброй, даже внешне – такая большая, теплая, с круглым мягким лицом, широкими ладонями, с вечной «гулькой» из волос на голове, потому что делать прически ей было некогда – то варит, то парит, то печет, то пылесосит, то с сынишкой во-зится. – Куртку надень, куда!

Ида накинула на плечи куртку, бегом спустилась по лестнице и через двор помчалась к улице, где находился небольшой супермаркет.

– Можно, я без очереди, у меня один товар, – обошла она даму в мехах с тележкой, забитой колбасными нарезками и эклерами.

– Девушка, ну куда вы лезете!

– Я быстро!

Ида расплатилась, сунула сдачу в карман, и снова почти бегом пустилась обратно. Ворвалась на кухню:

– Алле оп… Позвонила Пахомову? Молодчина… слушай, и вот как обидно – он же, Катаев, пять лет со мной прожил, но так и не соизволил предложение сделать. Пять лет, Маша, пять лет! Огромный кусок жизни…

– А кто она, ну, та, к которой он ушел, твой Катаев?

– Я не знаю. Говорит, совсем недавно познакомились. И он ей уже предложение сделал.

– Влюбился, может, – печально произнесла Маша.

– А зачем тогда столько лет голову мне морочил? Зачем твердил всю дорогу, что жениться он не собирается – ни на мне, ни на ком-то еще?

– Где ж морочил? Он тебе прямым текстом говорил, что не собирается.

– Но собрался же, как видишь!

– С тобой не собирался, с этой своей, новой, – собрался, – вздохнула Маша. – Но с мужиками так бывает, Идочка, уж извини. Да и с женщинами подобное случается, чего уж там. Да и не только в семейной жизни такое происходит, а везде… Иногда вот сидим на постылой работе и тянем, тянем чего-то. Уйти страшно или лень что-то новое искать… Катаеву с тобой было удобно, но и только. Но дело не в тебе, не в том, что ты плохая. Просто он искал свой вариант…

– Да я знаю, что я неплохая, что я, возможно, в сто крат лучше его нынешней, но все равно он гад. Неужели не мог сразу сказать, что я не его вариант? – вспылила Ида.

– Он тебе и намекал на это все годы! На то, что свалит при первой возможности! Только ты ведь слушать не хотела, тебе самой искать другого человека лень было, или страшно, или неудобно…

– Но я женщина, а он – мужчина!

– И что? У нас равноправие!

– Да какое равноправие, когда ты сама позволила ездить на себе, весь быт на себя взвалила, а Пахомов твой даже за сыном в сад лишний раз не сходит… – запальчиво возразила Ида.

Маша недовольно замолчала, нахмурив широкие соболиные брови.

– Знаешь, что я придумала… Хочу с тобой поделиться своим планом, – шепотом произнесла Ида. Залпом допила бокал, тряхнула головой. – Устрою небольшой спектакль.

– Какой еще спектакль?

– Скажу Катаеву, что жду от него ребенка. Пусть помучается немного, – усмехнулась Ида. Эта мысль пришла к ней только что и показалась необычайно удачной. В самом деле, ничего противозаконного, плохого она не совершит, зато даст почувствовать своему бывшему, каково это – когда вот так щелкают по носу.

– Такими вещами не играют, Идочка, – испугалась Маша.

– А живой человеческой душой играть можно?

– Ну не дури, не поверит твой Катаев, вы ж с ним полгода как расстались! Какой ребенок…

– Это так. Но месяца полтора или два назад у нас с ним было. Он должен поверить.

В прихожей щелкнул замок, что-то загрохотало, послышались шаги.

– Мари, мы прибыли! – оповестил зычный мужской бас. – А точнее, приплыли! Там все растаяло, к чертовой бабушке…

«Тоже мне осипший!» – пожала плечами Ида.

– Мамулечка-а-а! – радостно, в унисон завопил детский голос. – Я в лужу упа-а-ал, когда мы из садика шли! А папа меня достал и сказал, что я карась! Мамулечка-а, а карась – это матное слово?

– Срочно в ванную, в горячую воду… Пахомов, ты почему не уследил за ребенком, он в декабре уже два раза болел! – Маша, сорвавшись с места, убежала.

В прихожей снова раздался шум, хохот и вопли…

Ида сидела на кухне одна и сосредоточенно допивала вино. Она совершенно не завидовала подруге. А чему тут завидовать? Машкин Пахомов – это смесь гориллы и трактора. Кирюшка же – самая настоящая иерихонская труба – нормально, вполголоса этот ребенок говорить не способен. У этого мальчишки всегда под носом сопли и вечно грязные ладошки, которые в пять секунд способны изгваздать все вокруг, включая одежду гостьи и ее сумку из брендового магазина… Если сейчас Кирюха ворвется на кухню, то так оно скорее всего и будет. Нет, Пахомов и Кирюха – отличные пацаны, но себе Ида желала бы других близких. Она мечтала об интеллигентном, интересном, ироничном муже и необыкновенном, талантливом ребенке. С Катаевым, как ей казалось с недавних пор, именно такая семья у нее и получилась бы.

Ида поняла это полгода назад, когда они с Катаевым расстались после очередной ссоры. Ну да, ссорились иногда, у всех так бывает. Это нормально. И почему она злилась на возлюбленного по каким-то пустячным поводам? Ей, как умной женщине, надо было терпеть и не обижаться. Оказалось, что все остальные мужчины вокруг были в сто раз хуже Романа.

А теперь Иде хотелось не только наказать Романа, но и расстроить его грядущую свадьбу. Возможно, если свадьбы не будет, они снова сойдутся… И тогда уже осознанно, целенаправленно ей удастся «дожать» этого мужчину, довести его до алтаря.

* * *

Мобильник, лежащий в сумочке Алисы, буквально разрывался. Анатолий достал телефон, взглянул на экран. «Роман» – прочел он. Брезгливо поморщившись, Карташов нажал на кнопку выключения и положил затихший телефон на место. Затем на цыпочках подошел к двери, за которой держал Алису, прислушался… Тихо. Возможно, она легла спать. Если подумать, то Алиса – удивительно спокойная, совершенно несклонная к истерикам и неадекватному поведению женщина. Вот и в этот раз, наверное, позлится немного, обидится на Анатолия, устроившего ей «шоковую терапию», зато потом поймет, простит и даже станет испытывать благодарность.

А что, если прямо сейчас зайти к Алисе, лечь на кровати рядом с ней, обнять ее? Поцеловать в шею и прошептать ласково: «Я с тобой. Я всегда с тобой, ничего не бойся…»

Анатолий хотел это сделать, но не мог. Как и раньше, как всегда. Не мог сказать тощей, веснушчатой девчонке из соседнего подъезда, что она ему нравится. Сколько лет, даже десятков лет ходил он мимо Алисы, болтал с ней о каких-то пустяках, играл в прятки, но ни словом не обмолвился о том, что чувствует к ней.

Приближался к этому моменту вплотную, уже даже рот открывал – и не мог. С другими девчонками мог, с этой – нет. «Она же страшненькая, полудикая, чучело…» – уговаривал он сам себя. Мозг и сердце юного Толика всегда находились в противостоянии. Сердцем он тянулся к Алисе, рассудок же брезгливо одергивал: «Фу, ну не с этой же…»

Если вспомнить, Анатолий всегда был озабочен тем, насколько он соответствует людям, обстоятельствам… Даже одежде и еде. Раньше, еще в детстве, когда окружающие Анатолия не замечали, считали слабаком, он видел в этом несправедливость. Поскольку он, Анатолий Карташов, – супермен. Гений. Лучший. И должен быть у всех на устах! Поэтому Толик тянулся вверх, работал над собой, интересовался многим… Еще в юности понял, что обладает даром убеждения, властью над людьми, и решил – надо развиваться именно в этом направлении.

Он чувствовал свою силу, свои возможности, предвидел свое яркое будущее. Рядом с ним должна находиться принцесса, а не эта бледная, невзрачная девчонка.

Однажды летом, когда готовились к выпускным экзаменам, Анатолий столкнулся во дворе с Алисой. Девушка выглядела взволнованной, испуганной. Призналась, что в выходные она с подругами ездила в Серебряный Бор и там чуть не утонула. Ее чудом спасли: кто-то из отдыхающих заметил, как она тонет, вытащили… «Боюсь теперь даже к воде подходить, на море ни за что не поеду!» – с нервным смешком призналась Алиса. «Ну обошлось же… – пожал плечами Анатолий. – Ты, Мусатова, главное, теперь не концентрируйся на этом событии, попытайся относиться к нему спокойно». Сказав это, ушел. Хотя на самом деле ему ужасно хотелось ее обнять, приободрить. Тянуло признаться, что сочувствует ей, переживает за нее. Но ничего из этого он так и не сказал, не сделал, не смог. Зато ночью еле уснул – он вдруг представил, что будет, если Алисы не станет. И как тогда ему жить, для чего? Для кого стараться, мир покорять?