– Сожалею о вашей утрате, сэр. Мне следовало сказать это раньше, но… – Элинор коснулась его рукава и добавила: – Выходит, мы оба сироты, мистер Келлер.

– Клянусь вам, мисс Бекетт, я не имел никакого отношения к коммерции моего отца.

Она улыбнулась.

– Похоже, что так. И если это даст вам душевное спокойствие, то поверьте, я рада, что не имели. То немногое, что я узнала об их деловом партнерстве, было весьма огорчительным, сэр. Честно говоря, я была почти рада, когда покончила с этим делом.

– Вы слишком великодушны! – воскликнул молодой человек.

– Просто очень практичная, мистер Келлер. И давно уже решила, что истерика из-за дел, мне неподвластных, ничего не даст. Но должна признать: мне ужасно захотелось ударить вас, когда миссис Уолл нас представляла.

Келлер едва заметно улыбнулся.

– Благодарен вам за милосердие, мисс Бекетт.

– Я рада, что не пришлось смущать хозяев дома, – добавила Элинор.

Томас Келлер снова улыбнулся и оглядел зал.

– Мне не хотелось выходить сегодня, но я пообещал другу семьи, что приложу усилия и постараюсь быть светским человеком. Я не интересуюсь искусством, но… картина чудесная, мисс Бекетт.

– Вам следует высказать свое мнение художнику, мистер Келлер. Уверена, ему будет приятно, что даже человек, который не любит живопись, сделал такой комплимент.

Воцарилось неловкое молчание, потом Томас сменил тему.

– Могу я предложить вам бокал сидра, мисс Бекетт? А может, что-нибудь другое? Что вы предпочитаете?

– Спасибо, сэр. Да, мне чего-нибудь хотелось бы – хотя бы для того, чтобы не волноваться. Не знаю, куда девать руки. – Элинор разгладила юбки. – Возможно, это только мое воображение, но, клянусь, все на нас смотрят.

Джозайя внезапно возник между ними и тут же вступил в разговор.

– Они смотрят, потому что вы, Элинор, куда красивее, чем на портрете, – проговорил он. – Вы не согласны? – обратился Джозайя к мистеру Келлеру.

– Не думаю, что мы встречались, – заметил Келлер. Это было скорее утверждение, чем просьба представиться, и Элинор вздохнула, когда мужчины обменялись холодными взглядами.

– Джозайя Хастингс, художник. – Джозайя протянул руку. – А вы…

– Томас Келлер.

– «Нежные нюхательные соли Келлера»? – Вопрос прозвучал едко, и Элинор инстинктивно положила ладонь на руку Джозайи, сдерживая его.

– Именно, – ответил Томас. – Мисс Бекетт великодушно отказалась от возможности поквитаться со мной, но если вы хотите ударить меня, сэр, то мы можем…

– Никаких ударов! – выпалила Элинор, слишком хорошо сознавая, какое может возникнуть недоразумение. – Отец Томаса вел дела с моим отцом, и… Джентльмены, вы привлекаете слишком много внимания! Умоляю, не забывайте о манерах!

Джозайя накрыл ее руку ладонью, поражаясь тому, как быстро нарушились его планы. Он-то хотел, чтобы Элинор немного погрелась в лучах светского обожания, чтобы послушала похвалы ее красоте и почувствовала уверенность в том, что их художественные экзерсисы стоили усилий. Он хотел гордиться своей живописью и подсластить успех присутствием рядом с ним Элинор, а вышло…

Вместо этого хозяева дома утащили ее от него, и никакие похвалы завсегдатаев и знатоков не могли улучшить его настроения. Все лестные слова и комплименты сопровождались намеками на Элинор и дерзкими вопросами о его «новой музе». Всеобщий интерес к «Леди в красном» заставил Джозайю задуматься: не совершил ли он ужасную ошибку, недооценив низменность человеческой натуры?

«Пятнадцать тысяч фунтов явно мало! Черт, я не знаю, какая сумма нужна, чтобы выкупить ее честь… Какой же я болван!» – мысленно восклицал Джозайя.

Хуже того, его зрение вдруг начало слабеть. Не прошло и пятнадцати минут, как Джозайя налетел на трех гостей и на несколько столов. Без мягкого руководства идущей рядом Элинор он дрейфовал в море расплывающихся лиц. Унижение и ярость – плохая смесь, и она совершенно не вязалась с веселой атмосферой вечера Уоллов. Джозайе пришлось признать, что все сочтут его горьким пьяницей.

«А ведь моя репутация и так не блестящая, и мне следовало хорошенько подумать, прежде чем устраивать этот выход».

Он прокладывал путь сквозь толпу в поисках Элинор, чтобы уехать, когда застал ее за разговором с красивым мужчиной. Джозайе их беседа показалась весьма задушевной, и он решил, что Элинор надо спасать. А потом вдруг сообразил, что это Келлер.

В полном гостей салоне Джозайя, сам того не желая, сделал их странный треугольник центром всеобщего внимания, и было ясно: если он сейчас ударит Келлера, то навсегда выставит себя в роли ревнивого любовника.

– Я о своих манерах помню. – Джозайя старался не повышать голос. – Хотя художественный темперамент так переменчив, что не могу дать никаких обещаний.

Элинор ахнула, услышав завуалированную угрозу, но его это уже не заботило.

– Я собираюсь проводить мисс Бекетт домой. – Джозайя взял ее за руку, чтобы подчеркнуть свои намерения. – Приятно было познакомиться, Келлер.

– Но мы ведь только что приехали! – запротестовала Элинор, но тут же, смутившись, пробормотала: – Х-хотя… я уверена, что мистер Хастингс более опытен в… светских делах.

– Вы не останетесь отпраздновать свой успех, мистер Хастингс? – спросил Келлер.

– Мисс Бекетт в празднике не принимает участия, а у меня голова разболелась. Дорогая, почему бы нам не извиниться перед Уоллами? – Держа Элинор за руку, Джозайя отошел, даже не кивнув Келлеру на прощание.

Зрение, к сожалению, не улучшалось, и Джозайя, давясь проклятиями, неловко огибал мебель и гостей в салоне. Разговоры вокруг стихали, но он опасался омутов и водоворотов сплетен, поэтому хотел как можно быстрее покинуть вечер.

В спешке он прикладывал усилия, чтобы не тянуть Элинор за руку, дабы не казалось, что он тащит ее из дома. Но тут, вдобавок ко всем бедам, он налетел на слугу с подносом, уставленным бокалами шампанского. Звон бьющегося хрусталя эхом отдавался от мраморного пола, и Джозайя в отчаянии застонал.

– Мистер Хастингс! Вы не можете сейчас уйти! – Гас подал знак, чтобы принесли еще шампанского, и велел музыкантам играть, дабы отвлечь гостей от недоразумения. – Только короли смогут позволить себе приобрести эту картину, если вы сейчас уйдете!

– Гас, пожалуйста… – Джозайя взял у слуги плащ.

– Это слишком таинственно. И умно. Но послушай, Хастингс, яви милосердие! К тому моменту, когда ты закроешь за собой дверь, сплетни разгуляются тут не на шутку, а ты ведь знаешь, как миссис Уолл ненавидит сплетни. – Мистер Уолл ухитрился солгать с честным видом, но Джозайя прекрасно знал, как обстояли дела в действительности.

– Я слишком неуклюжий сегодня, Гас. И вообще я сам не свой. Если останусь, то кончу тем, что шторы подожгу. Кроме того… Зачем отказывать людям в удовольствии? Пусть говорят. Черт, можешь намекнуть, что я пробормотал что-то про вдохновение и поспешил в студию работать, хорошо?

– Звучит многообещающе, – признал Гас, пожав руку Джозайе. – А вы должны потом вернуться без вашего тирана, мисс Бекетт! Вы должны украсить мой дом своей красотой, поскольку этот тип не продает ваше подобие!

– Вы слишком добры, мистер Уолл, – ответила Элинор. – Сэр, спасибо за чудесный вечер.

Джозайя помог Элинор сесть в ту самую карету, которую меньше часа назад уговаривал ее покинуть. Сам же уселся напротив и постарался успокоиться.

– Извини, Элинор, что испортил вечер, – пробормотал он.

– Да, ты это сделал. Но почему?

Джозайя со вздохом закрыл глаза.

– Я предпочел бы не говорить об этом.

Элинор подалась вперед и дернула его за рукав.

– Джозайя!.. Ведь ты настаивал, чтобы я пошла и чтобы надела это платье, говорил, что бояться нечего. Я сделала все, чтобы доставить тебе удовольствие, – а мы только что выскочили оттуда, словно в доме пожар!

– Ты приятно провела время?

– А ты?

– Нет! – отрезал он, жалея, что нет способа все объяснить, не открывая худшего. – Я подумал, что ты будешь рада уйти после встречи с Келлером.

– Но что случилось? Мы просто разговаривали, а ты… чуть не ударил его.

– Я подозревал его в подлости. Ведь он сын негодяя, укравшего состояние твоей семьи. И, судя по его повадкам, яблочко упало недалеко от яблоньки.

– Судя по повадкам?! – изумилась Элинор. – Ты с ума сошел? Мы вели любезную беседу, когда ты вмешался… как настоящий варвар. Ты знаешь мистера Келлера лично? Ты что-то имеешь против него?

Джозайя пожал плечами:

– Даже не знаю… Но я в жизни не видел, чтобы женщина поступала так великодушно! Он так очарователен, что ты с первой встречи простила ему то, что он толстел, пока ты голодала, и весело транжирил деньги, которые ему не принадлежали?

– Он вовсе не толстый! Ты просто дуешься, Джозайя Хастингс. Дуешься! Ты это сознаешь? Понимаешь, как нелеп этот разговор?

– Я взрослый человек и определенно не дуюсь! – Он разозлился, потому что эта женщина, конечно, была права. Черт, его действиям не было разумного объяснения, и он знал это. – Неужели человек не может высказать праведное негодование? – проворчал Джозайя.

– А может, тебя беспокоит что-то еще? – спросила Элинор. – Ведь все в восторге от картины, так что дело не в ней. В чем же?

Он сжал ее руку.

– Да, верно, картина… хорошо принята.

– Я чем-то смутила тебя? – У нее горло перехватило. – Скажи, Джозайя, может быть, твои друзья нашли меня дурно воспитанной или слишком грубой для своей компании? – Казалось, Элинор вот-вот расплачется.

– Нет-нет! – Джозайя опустился на колени в узком пространстве между сиденьями и прижал ее к груди. – Никогда, Элинор! Никогда меня не смутит твое общество. Даже если ты выльешь чашу пунша себе на голову и попытаешься выступать в опере.